Захватывающее время - Тим Тарп

– А я думала, что по четвергам ты работаешь, – говорит она.

– Раньше работал, сейчас – нет. Никогда, знаешь ли, не помешает подкрепиться перед следующим рабочим днем.

Она смотрит на свой бургер.

– И куда вы с ней ходите пить?

– Никуда. Мы, в основном, болтаемся в патио.

– У нее дома?

– Ага. Между прочим, мы обсуждали двойное свидание – ты, я, Кэссиди и Маркус. – Может, это и не совсем правда, но это вполне можно было бы организовать, и это возвращает разговор на безопасную почву. – Как насчет этого? Тебе не кажется, что оно того стоит?

– Хм, конечно, было бы здорово.

– Ну и замечательно. Хочешь моей картошки?

– Давай.

И на этом все. Ни обвинений, ни слез, ни сцен. Все спокойно. Пока.

Естественно, эмоций могло бы быть больше, если бы мы уже переспали, но я мудро уклонился от этого, чтобы не усугублять ситуацию, когда настанет конец. Ограничился старыми добрыми поцелуями с объятиями. Думаю, мы никогда не зайдем настолько далеко, так как постоянно существует угроза, что в любую минуту нас могут застукать: либо ее мамаша зайдет, либо этот морж Рэнди.

Видите ли, я согласен с тем, что говорит Кэссиди: стоит тебе переспать с кем-то, и ты уже связан с этим человеком астральной нитью. Я не спец в вопросах астрала, но в этом точно что-то есть. И я не хочу, чтобы Эйми запуталась в этих липких нитях, когда придет время сказать Саттермену «адьес».

Это нелегко. Я считал до миллиона, перечислял президентов и мысленно пересматривал «Тупой и еще тупее», чтобы не давать воли желаниям, когда мы с Эйми обнимались и целовались. Да, я говорил Рикки, что из нее никогда не получится сексапильная девчонка, но тело-то не лжет. Голова лжет, а тело нет. Об этом свидетельствует мой член, который никак не опускается, пока я еду от нее домой.

Однако главное мое испытание еще впереди. Всего через пару дней после нашего разговора о Кэссиди в «Макдональдсе» Эйми сообщает, что ее младший брат ночует у приятеля, а мама с Рэнди на всю ночь едут в индейское казино, и сшибает меня с ног вопросом: не хочу ли я переночевать у нее, чтобы на следующее утро помочь ей развезти газеты.

Возможно, то, что Эйми высказала свое предложение именно сейчас, простое совпадение, но я не могу не задаться вопросом, а не хочет ли она перевести наши отношения на постельный уровень, как было у нас с Кэссиди? Естественно, то, что мы проведем ночь вместе, еще не значит, что у нас обязательно будет секс, но вот избежать его будет значительно труднее. Хотя вы меня знаете – я всегда готов к испытаниям.

Знаменательная ночь приближается, и я выдаю маме обычное вранье, что переночую у Рикки. Затем я загружаюсь видео, пиццей, чипсами, сальсой, «Твинкис», виски, «7Up», водкой и клюквенно-яблочным соком. Когда я появляюсь у Эйми, у нее, естественно, тихо играет музыка шестидесятых, горят расставленные по гостиной свечи, поэтому я приступаю к испытанию десятой степени сложности: готовлю ужин.

У нас на выбор три фильма: две комедии и одна мрачная фантастика. Ничего романтического. И абсолютно никакой обнаженки. Мы начинаем с фантастики, и это к лучшему, потому что Эйми объясняет мне суть и у нас нет возможности перевести разговор на отношения. А в этом то и кроется главная опасность, когда ты позволяешь втянуть себя в разговор на тему «А что с нами будет дальше?».

Самое странное, что мне интересен и фильм, и ее комментарии, особенно после того, как она выпивает пару порций водки и принимается выдавать едкие критические замечания. Это один их фильмов о прогнившем обществе ближайшего будущего, где правит тоталитаризм. Одна половина героев похожа на беженцев из панк-рок клуба семидесятых, другая – на космических нацистов. Одна баба без ума от лысой чиксы.

Эйми говорит, что тема проста: прощай индивидуальность, прощай уникальность. Наступает бездушное, однообразное будущее, и семена уже посеяны. Она прочитала тысячу историй на эту тему и просмотрела кучу фильмов. Именно этого и боятся люди, говорит она, потому что считают, что это как смерть, которая окончательно лишает человека индивидуальности.

– Ты тоже думаешь, что смерть именно такая? – спрашиваю я.

– Нет, – отвечает она. – Я думаю, что когда мы умираем, мы не лишаемся индивидуальности, наоборот, наша индивидуальность становится значительно больше. Такой же большой, как вселенная.

– Лучшая новость за целый день, – говорю я, и мы чокаемся и пьем за наши огромные, как вселенная, индивидуальности.

Среди героев из панк-рок клуба есть маленькая девочка с отцом. Кажется, актер, который играет отца, когда-то был суперпопулярным. Грустно смотреть, как кинозвезды стареют. Но это единственный элемент фильма, который кажется Эйми незатасканным. Когда фильм заканчивается, она признается, что этот герой напомнил ей собственного отца, потому что папа с дочкой отлично понимали друг друга, но больше никто их не понимал.

Именно отец привил ей любовь к музыке шестидесятых. Он даже пел для нее. Он еще и читал ей вслух, даже когда она выросла и научилась читать сама. Ему нравился писатель по имени Курт Воннегут и еще один по имени Айзек Азимов. Естественно, они писали в жанре научной фантастики. По вечерам он читал ей по одной главе и объяснял философию, которая стояла за содержанием.

– Он обычно ставил маленькую красную пепельницу на подоконник и выдыхал сигаретный дым в окно, чтобы на меня не попадало. А еще у него была старая, заношенная бейсболка с вензелем «СентЛуис Кардиналс», которую он всегда сдвигал назад, а иногда он так хохотал над прочитанным, что даже не мог читать дальше.

– Мне он нравится, – сказал я.

– Он был мечтателем.

– Это верно. Я люблю слушать, когда люди рассказывают про свои мечты. У моего папы вряд ли была мечта. Он был, как я: для таких парней, как мы, каждая секунда – греза.

– Наверное, он был очень амбициозным, если в конечном счете стал работать на вершине здания «Чейз» и заключать все эти сделки.

– Что?

– Ну, разве не ты говорил мне, что он работает в здании «Чейз»?

– Ах, да, правильно. Я, наверное, отвлекся, вспоминая, каким он был. Да, с ним было весело. Сейчас он превратился в трудоголика.

Она придвигается поближе и кладет руку мне на ногу.

– Может, как-нибудь сходим к нему? Я бы с радостью познакомилась с ним. Как-никак, ты уже знаком с моим семейством, а я с твоим – нет.

– Обязательно.

– Когда?

– Не знаю. Как-нибудь.

– А завтра? Надеюсь, его не надо заранее предупреждать?

– Насчет завтра вряд ли. – Я таращусь в телевизор, хотя фильм давно кончился. – Кроме того, он наверняка засидится в офисе до поздней ночи.

– В воскресенье вечером?

– Я же говорил тебе: он трудоголик.

– Ну, а что если… нагрянуть к нему в офис, сделать сюрприз. Принесем ему остатки пиццы.

– Не лучшая идея.

– Мне всегда хотелось посмотреть на город с высоты этих зданий.

– Черт подери. – Я отодвигаюсь от нее и смотрю ей прямо в лицо. – Да заткнешься ты или нет? Что ты заладила: пошли в гости к твоему отцу, пошли в гости? Не будет этого, ясно?

Она краснеет и съеживается, как будто я ее ударил. Но честное слово, эта девчонка не знает, когда надо остановиться.

– Извини, – говорит она дрожащим голосом.

– Ты все не унималась и не унималась. Пристала, как банный лист. Я не люблю, когда меня достают, знаешь ли.

– Знаю, знаю, это было глупо с моей стороны. Не понимаю, что на меня нашло.

Клянусь, у нее такой вид, будто ей хочется съежиться до размеров микроба и забиться в щель между диванными подушками.

– Эй, – я хлопаю ее по коленке. – Все не так плохо. Вспылил немного, делов-то.

– Нет, я все понимаю. Я веду себя как мама, а я говорила, что никогда не буду вести себя, как она. Но я считаю, что когда твоя семья разваливается, ты тоже портишься. – И она уже шмыгает носом.

– Ничего ты не портишься. Иди сюда. – Я обнимаю ее. – Просто я, понимаешь ли, очень болезненно отношусь к тому, что папа больше времени проводит на работе, чем со мной.

– Прости меня. – Она вытирает слезы о мое плечо. – Я такая дура, что сразу не сообразила.

Эта девчонка все никак не может остановиться со своими извинениями, поэтому я делаю то, что должен. Я целую ее. Целую и целую до тех пор, пока ее слезы не высыхают, и к этому моменту мы уже лежим на диване, а наши руки лезут под одежду друг друга.

– Я так счастлива, что мы встретились, – говорит она мне, а я ей:

– Я тоже, – и слова растворяются в новых поцелуях.

Глава 45

Я целую ее губы, глаза, брови, лоб, уши, шею и даже грудь через ткань ее майки. Мы перекатываемся то на одну сторону, то на другую. Сначала я наверху, потом она, потом мы лежим на боку, а диван такой узкий, что она едва не скатывается на пол. Я крепко хватаю ее и говорю:

– Не бойся, я не дам тебе упасть. А она тихо предлагает:

– Пойдем в мою комнату. Там кровать пошире.

– Конечно, пошли, – отвечаю я, готовя себя к тому, чтобы прокручивать в голове экранную версию «Тупого и еще тупее», считать до миллиона и даже представить во всех деталях процесс препарирования лягушки. В общем, ко всему, что может помешать мне зайти слишком далеко с Эйми. Я в том смысле, что если она расплакалась из-за того, что я велел ей заткнуться, что будет, если ей придется бросить того, кто стал ее первым мужчиной.