Подмастерье палача - Виктор Иванович Тюрин

— Да.

— Клод, подойди.

Подойдя к инквизитору, я встал на колени, затем поцеловал протянутую мне руку.

— Ты истинный сын нашей церкви. Как зовут?

— Клод Ватель, отче.

Инквизитор перекрестил меня, потом сказал: — Расскажи мне, Клод, как ты понял, что это слуга врага человеческого?

Я рассказал ему, как оно есть, но при этом прибавил: — Он стоял и смотрел на всех с такой гадкой и мерзкой ухмылкой, словно радовался людской беде. Меня словно что-то толкнуло изнутри, и я захотел стереть эту дьявольскую усмешку с его губ!

При этом я постарался вложить как можно больше пыла и искренности в свои слова. Инквизитор очень внимательно меня слушал, ни разу не прервав.

— Отец небесный направляет наши помысли и деяния, но человек не всегда может услышать за мирской суетой голос бога, но ты, сын мой, сумел услышать его и сделать все правильно, во славу господа. Как истинный сын нашей церкви, ты достоин награды.

— Благодарю вас, святой отец, но не за обещание награды, а за ваши слова, которые доставили радость моей душе.

Священник пристально посмотрел на меня, но я так простодушно и радостно смотрел на него, что тот потеплел взглядом, затем перекрестил меня и сказал: — Да пребудет с тобой, сын мой, благодать божья. А теперь встань с колен, Клод Ватель, и помоги нам узнать истину.

— Приложу все свои силы, отче.

К этому моменту тюремщики уже притащили убийцу от лекаря и посадили на скамью. Инквизитор оглядел его, а затем сказал: — Не будем терять времени. Давайте начнем.

Как я и думал, сутулый монах с бегающими глазами оказался следователем.

— Огюст Сорель, убийца людей и осквернитель веры Христовой, ты признаешь, что призывал дьявола, чтобы подписать с ним договор? Ты признаешь, что продал душу дьяволу?

Несмотря на боль и замутненное сознание убийца принялся отрицать свою причастность к каким-либо договорам с нечистой силой. Пока шла игра в вопросы и ответы между инквизитором и убийцей, я по постановке допроса уже понял, к чему клонят инквизиторы. Церковники решили официально объявить Сореля слугой дьявола и тем самым начисто уничтожить слух о нечистой силе, похищающей души. Сорель был уже сломан, как морально, так и физически, поэтому долго не сопротивлялся и вскоре признал, что кровью подписал договор с дьяволом и по его наущению творил темные дела, убивая людей. Когда удовлетворенные инквизиторы ушли, все облегченно вздохнули, правда, за исключением писца, который начал ворчать, что ему прибавили работы и теперь придется делать вторые экземпляры всех бумаг, чтобы отослать их в церковный суд. Мне снова пришлось сходить за стражниками, чтобы те отволокли стонущего убийцу к тюремному лекарю. Затем Робер заявил, что с него на сегодня хватит, но уйти не успел, так как дверь снова открылась и на пороге появился чиновник из мэрии, который принес заместителю прево какую-то бумагу от городского совета. Отдав ее, он сразу ушел, а мы стали смотреть как у заместителя прево лицо постепенно становиться багровым и злым, а стоило ему дочитать бумагу до конца, как он грязно выругался и швырнул лист на стол.

— Ну чего смотрите, уроды?! — заорал он на нас. — Вы его сюда притащили! Ватель, дубина! Тупой придурок! Чтобы тебя, ублюдка, молния поразила!

Робер еще несколько минут не мог успокоиться, потрясая в воздухе кулаками и ругая меня всеми непечатными словами, которые только знал. Я тут же принял покаянный вид, опустил глаза в землю и стал ждать, когда дознаватель, наконец, вспомнит про свою фляжку. Судя по всему, новость приложила его так сильно, так он не только осушил флягу до конца, но при этом хрястнул ею об стол так, что та отскочила и слетела на пол. После этого он еще минуту стоял, злобно вращая глазами, но солидная доза выпитого вина привела его в чувство и мы, наконец, узнали, что было написано в полученном им письме. Как оказалось, что городской совет решил устроить казнь не на днях, а уже завтра. В письме говорилось, что казнь назначена на завтра, в полдень, и глашатаи успели сообщить горожанам эту добрую весть. После услышанного, нам с Монтре осталось только уныло переглянуться. И так работы хватало, а тут еще и это… Да и Роберу, теперь это было понятно, несладко придется. Уже прямо сейчас ему придется идти в суд и принимать дела преступников, которых приговорили к смерти, так как теперь они взойдут на эшафот вместе с Сорелем. Да и на нашего писца смотреть было жалко, вот-вот расплачется, ведь это ему надо будет расписывать подвиги негодяев, которых завтра казнят.

ГЛАВА 6

На следующий день, быстро позавтракав, мастер отправил Жана в тюрьму, а мы, тем временем, отправились на центральную площадь, чтобы осмотреть лобное место, а также приспособление для колесования, которое должны были установить на эшафоте. После короткого осмотра Пьер начал давать указания плотникам насчет установки колеса, а я, спустившись вниз, стоял рядом с помостом и со скукой в глазах смотрел по сторонам.

"Чего вылупились, придурки, — подумал я, бросив злой взгляд на зевак, которые с любопытством смотрели на спор палача и плотников. — Ждите своего часа, тогда и насмотритесь".

Честно говоря, злился я сейчас не на них, а на свою работу. За две с половиной недели моя душа успела огрубеть, как и предсказывал Монтре, но чувство едкой горечи так никуда и не делось. Правда, сейчас мои мысли касались как моей работы, так и Николь, моей подруги. Если она придет смотреть на казнь, а при ее любопытстве и бойком характере у меня и сомнений не было, меня ждет большой скандал и отлучение от ее тела. Изменить что-либо я был не в силах, поэтому и злился. Мои мысли перебил подошедший палач: — Пошли, Клод. Будем надеяться, что эти бездельники к шестому часу управятся.

Тут же автоматически перевел в уме средневековые часы на современный лад. Час Шестой у монахов означал шестой час после рассвета или полдень. Средневековый город, несмотря на городские часы, жил и определял для себя время по звону церковных колоколов, призывавших к молитвам, начиная от Часа Первого (около шести часов утра) и кончая Вечерней (на заходе солнца).

— Будем надеяться, — буркнул я.

Неспешно добравшись до тюрьмы и уже спускаясь по лестнице, мы услышали злые крики заместителя прево, который был явно зол и теперь отрывался на Жане, обзывая его всякими грязными словами. Впрочем,