Дай! Дай! Дай! - Дарья Калинина

И старушка замолчала, глядя на фотографию, с которой на нее смотрела живая еще дочь и ее непутевый зять. Но у подруг, в отличие от бабушки, которая давно смирилась с гибелью своих детей – дочери и зятя, – было по этому поводу еще очень и очень много вопросов. А вот ответов на них пока что не предвиделось.

Глава 12

И тут у Мариши зазвонил телефон. Она глянула на определитель номера. Смайл! Муж! Дорогой! Любимый! Наконец-то он ей звонит!

– Алло! – радостно воскликнула она в трубку. – Ты где? Ты уже прилетел? Ты дома?

– Это ты где? – услышала она в ответ недовольный голос мужа. – Я-то дома. Твоя мама тоже у нас. Она и Дину привезла. Сидим, тебя все трое ждем.

– Ой, не ждите, я попозже приеду.

– И когда это?

– Через час. Нет, через полтора. Ну, максимум через два.

– И где же ты сейчас находишься?

– Тут. Недалеко, – соврала Мариша.

– Где именно недалеко?

– Ну, в области.

– Ничего себе недалеко! – возмутился Смайл. – Когда же ты вернешься? Я соскучился! Приезжай!

– Знаешь что! – рассердилась в ответ Мариша. – Какой ты нетерпеливый стал! Два часа подождать не можешь. Я тебя дольше ждала! Не часы, а недели! Подожди теперь и ты меня немножко. Может быть, тогда хоть что-нибудь до тебя дойдет!

И очень гордая отпором, который она дала мужу, Мариша бросила трубку. Вот так вот! Сам болтается целыми неделями и даже месяцами неизвестно где, а стоило ей отъехать на какие-нибудь двести километров от города, как он уже ей втык норовит сделать. Не получится у него ничего!

Но все равно Мариша теперь чувствовала себя словно на иголках. Бабушка и Ритка поняли ее состояние.

– Муж звонил? Домой зовет?

– Звонил, – призналась им Мариша. – Зовет.

– Тогда надо ехать. Езжайте, внученьки, езжайте. Бог даст, еще свидимся.

– Мы обязательно приедем.

– Приезжайте! Только рада вам буду.

Проводить их старушка не смогла. От волнения у нее совсем не осталось сил. Поэтому она просто подсела к окну в окружении своих кошек и долго махала девушкам вслед.

Заговорили подруги не сразу. Вначале они ехали молча, думая каждая о своем. Мариша мысленно репетировала встречу с мужем. А Ритка копошилась в пожелтевших листках бумаги, которые Мариша прихватила из шкафа бабульки вместе с альбомом. И именно Ритка первой нарушила молчание:

– Знаешь, а эта Матрена была той еще штучкой.

– Что? – рассеянно откликнулась Мариша. – Ты это про кого?

– Про Матрену. Про дочь нашей старушки. Она была той еще штучкой.

– Что ты имеешь в виду?

– Только то, что она от своего мужа гуляла направо и налево.

– А тебе откуда известно? Старушка ни о чем таком не упоминала.

Но Ритка в ответ лишь хитро улыбнулась и помахала в воздухе кипой пожелтевших страниц:

– Знаешь, что это такое?

– И что?

– Это дневник Матрены. И в нем она подробнейшим образом описывает, сколько водки она сегодня выпила и с какими парнями целовалась-миловалась.

– Да ты что? – изумилась Мариша. – Зачем?

– Наверное, это у нее было чем-то вроде хобби. Цыплаков любил карты, а Матрена любила хороший трах. И судя по этим записям, она себе в удовольствиях не отказывала.

– Ну и парочка, – покачала головой Мариша. – Один шулер, другая шлюха.

– Не обижай их. Цыплаков любил карты, а его жена мужчин. Такое встречается не так уж редко.

– Ты мне лучше скажи, как наш Паршавин стал вдруг Цыплаковым? Или это не он?

– Он. Когда мы с Никиткой бывали у дяди Бори дома, то я видела его ранние фотографии. Он это! Без сомнения – он.

– Ну я теперь уж и не знаю, как звать нашего покойника. Сначала мы думали, что он дядя Боря Кривко. Потом узнали, что он Цыплаков. А теперь выясняется, что ни то и ни другое, а третье. И что покойного на самом деле звали Паршавин! И что нам делать с этой информацией?

– Нам? Нам – ничего. А вот следователь должен ею заинтересоваться.

С этим Мариша была совершенно согласна. Конечно, должен. Еще бы ему не заинтересоваться. Ведь получается, что Паршавин выкрал у своего соседа-пьяницы Цыплакова его паспорт. И вместе с этим паспортом переехал в Питер, где и начал новую жизнь под новым именем, но с чужими документами.

Но подождите! А кто же тогда погиб на болотах, мужественно защищая Матрену от рук насильников и грабителей? Если не ее муж Паршавин – Цыплаков – дядя Боря Кривко, то кто же тогда?

– Голова идет кругом, – призналась Мариша. – Совсем ничего не понимаю.

– Сама никакая сижу. Одна надежда, что следователь хоть что-нибудь да из этой истории ценного для себя выудит.

– Угу.

Лично Мариша считала, что будь следователь хорошим работником, он должен был бы сам поехать и побеседовать с бабулей. И о чем, интересно знать, думал Паршавин, живя под фамилией Цыплакова? Ведь могли найтись люди, которые бы узнали его по прежней фамилии. И что тогда? Как бы он объяснил, что бросил двух маленьких дочек и их беспомощную бабушку на произвол судьбы? Или его подобные мелочи не волновали?

И самое главное, почему, презрев двух родных дочек, Паршавин вдруг, спустя долгие годы, воспылал столь горячей любовью к Никите, который даже не был ему племянником? От многочисленных вопросов голова у Мариши пухла. И она подозревала, что не сможет оказать мужу тот горячий прием, на который он, видимо, рассчитывает.

Муж оказался дома. Но под воздействием маминого наваристого борща и пирожков с картошкой, луком и с мясом, он уже подобрел и смягчился. Так что на задержку жены сверх регламентированного времени еще на полтора часа посмотрел сквозь пальцы.

– Дорогая! – раскрыл он ей свои объятия. – Как же я соскучился без тебя! Иди скорей ко мне!

– Подожди, – сварливо, словно столетняя бабка, отозвалась Мариша. – Дай обувь хотя бы с ног сниму.

И, поражаясь самой себе, она протопала в ванную комнату, где тщательно обтерла сапожки от налипшей на них глины. Тщательно вымыла руки, поправила прическу. И только после этого подошла к мужу. Впрочем, прическу он ей снова тут же смял, заграбастав ее в свои могучие объятия.

– Как же я тебя люблю! – провозгласил он, едва не оглушив Маришу. – Ты себе просто не представляешь.

– Не представляю. Нормальные мужья всегда дома, всегда под рукой. А ты… А у тебя… У тебя всегда есть дела поважнее меня.

– Для меня нет никого важнее тебя, – совершенно серьезно заявил ей Смайл.

– Как же! Так я тебе и поверила!

– Я говорю правду.

– Что я сама не вижу, что с нами происходит! Ты меня не любишь! Тебя никогда нету рядом.

– Но сейчас-то я рядом, – резонно возразил Марише муж.

Мариша не нашлась, что ответить ему на это. Поэтому они еще немножко поругались, потом помирились, а потом пошли лопать мамин борщ с пирожками. Сама мама Мариши к этому времени таинственно исчезла, оставив вместо себя Дину и записку на столе.

Записка предназначалась Марише, но первым на кухню из душа вошел Смайл и он же первым прочитал ее.

– «Не болтайся со своим расследованием, пока муж дома», – прочитал он вслух и, посмотрев на Маришу, спросил: – Любимая, что это значит? Ты снова ведешь какое-то расследование?

– Не какое-то, а очень важное. Помнишь Ритку?

– Это такая высокая, долговязая пискля?

– Ну, в принципе верно. Значит, ты ее помнишь?

– Еще бы. У нас на свадьбе она пела так, что все гости разбежались. И что с ней случилось?

– Не с ней. С ее мужем.

– А с ним что? Мне казалось, что такой доходяга воды не замутит.

– Замутил, – вздохнула Мариша. – И еще как. Вляпался по полной программе.

– И что же он натворил?

– Сначала мы все думали, что он порешил родного дядю.

– Порешил? В смысле убил?

– Подожди, – поморщилась Мариша. – Дослушай до конца. Потом оказалось, что дядя ему не родной и даже вовсе никакой не дядя. И мало того что не дядя, так и сам этот дядя еще жил под чужим именем.

– Потрясающе! И как этому Риткиному мужу удалось так все лихо закрутить?

– Мы и сами бы хотели знать.

– И я бы не отказался. Но для начала я бы хотел услышать всю историю целиком.

Под борщ история совершенного или не совершенного Никиткой преступления пошла на ура. И к тому моменту, когда Смайл доедал последнюю ложку знаменитого маминого жаркого из свининки с фасолью, он был уже полностью в курсе произошедшего.

– Ну и дела! – произнес он наконец, откидываясь на спинку стула и довольно поглаживая живот.

Во время обеда Смайл опрокинул в себя несколько рюмочек и теперь пребывал в самом что ни на есть отличном настроении.

– Ну и дела, – повторил он. – Выходит, что этот Паршавин украл документы у своего соседа Цыплакова и все время, пока его не кокнули, жил под чужим именем?

– Выходит, что да.

– Но как такое возможно? Разве настоящему Цыплакову не приходили какие-то заказные письма, извещения, квитанции по оплате, наконец? Он должен был смекнуть, что кто-то использует его паспорт и его имя.

– Не знаю. Вероятно, второй Цыплаков как-то решил этот вопрос.