Осьминог - Анаит Суреновна Григорян

«Вот, это от моего Рику осталось… – Она держала куртку и сапоги в руках, как будто боясь положить их на стул или поставить на пол. – Понимаю, что вещи старые, а выбросить все рука не поднимается».

Теперь Александр жалел, что взял только куртку и отказался от сапог, хотя Мацуи-сан настаивала, предупредив, что его кроссовки едва ли выдержат и четверть пути до «Тако». Александра смутило, что сапоги были подписаны: изнутри на истертой ткани вверху голенища были выведены черным маркером кривые иероглифы – «Мацуи Рику». Александр представил, как снимет в «Тако» эти сапоги и поставит их сушиться к керосиновому обогревателю у входа, и все увидят, что он взял вещи умершего.

– А вы знаете, что на окраине Нагоя есть храм, в котором каждый может взять в дождь пару резиновых сапог? – Спросит Кисё, вежливо поздоровавшись.

– Никогда о таком не слышал, – удивится Александр.

– Говорят, их когда-то давным-давно пожертвовал храму один крупный торговец рыбой, это все были сапоги его работников. Работники приходили и уходили и забывали свои сапоги, в которых проводили рабочий день, чтобы не ходить по мокрому полу в собственной обуви. Так у торговца накопилась целая гора резиновых сапог, и он решил отнести их в храм. Со временем все эти люди состарились и умерли, а подписанные их именами сапоги так и остались в храме. Брать их, по правде, не очень любят: кому захочется взять вещь покойника, да к тому же насквозь пропахшую рыбой?

Александр покачал головой, окончательно отказываясь от сапог, и натянул куртку. Как выяснилось, муж у Изуми был довольно крупным мужчиной: рукава были длинноваты, а капюшон то и дело сползал на глаза, так что приходилось придерживать его рукой. Александр запнулся обо что-то, больно ударил ногу и посмотрел вниз: с приподнятой над асфальтом крышки люка на него смотрел улыбающийся осьминог – из-за струившейся по нему воды казалось, что он приветливо машет щупальцами. В окне первого этажа неподвижно сидел большой рыжий кот с белой манишкой и с угрюмым интересом наблюдал за стекавшими по стеклу каплями. Заметив Александра, кот беззвучно мяукнул, шевельнул усами и снова уставился на капли.

– Его зовут Тяко! – Произнес совсем рядом детский голос.

Александр вздрогнул и опустил глаза: возле него стояла девочка в резиновых сапожках и детсадовской шапочке, кокетливо выглядывавшая из-под маленького зонта с улыбающимся Тоторо.

– Тяко-кун! – Повторила девочка. – Хотите, я вам его вынесу?

– Он же промокнет, – удивился Александр.

– Тяко-кун не боится воды, он настоящий японец и всю жизнь живет у моря! – Серьезно возразила девочка, произнеся слово «японец» не как привычное «нихондзин», а как кальку с английского – «дзяпани: дзу»[173]. – Он у меня даже плавать умеет! Ну, хотите, вынесу его вам?

Девочка рассматривала Александра с любопытством.

– Почему у вас такое лицо?

– Я иностранец.

– Аа… – Она некоторое время раздумывала над его ответом. – А что вы здесь делаете? Вы турист? Из Америки? А я сразу догадалась! У нас пока нет в школе английского, но я уже знаю несколько слов – меня папа научил. Мой папа знает английский, он в гостинице работает.

– Вот как…

– Папа вообще очень умный и много всего знает, – продолжала девочка. – Он в университете учился, в Нагоя.

Александр рассеянно кивнул.

– Но ради мамы он приехал на Химакадзиму. Поэтому мы здесь живем. Но я вырасту, и мы с Тяко-куном уедем в Нагоя и по выходным будем навещать маму и папу. – Она помолчала немного. Крупные капли дождя падали на ее зонт и стекали с него на аккуратно подстриженную челку.

– Папа говорит, скоро сюда придет большой тайфун.

– Что? – Александр взглянул на девочку: та, опустив голову, что-то задумчиво рассматривала у себя под ногами, ковыряя землю носком сапога. На земле валялись только поблескивающие мокрые камешки да пара мелких черепков от разбитой ловушки для осьминогов. В лунке уже скопилась дождевая влага.

– Ну давайте я вынесу вам Тяко, вы же все равно ничего не делаете.

Она постояла еще немного, переминаясь с пятки на носок, но, так и не дождавшись его ответа, нетерпеливо пожала плечами, спряталась под зонтом и побежала в дом. Александр побрел дальше. Кроссовки при каждом шаге противно хлюпали.

– Эй, амэрика-дзин! Хэллоу, американец! Как твои дела?

Еще не было двух, но Кими, похоже, уже изрядно нагрузилась. Правой рукой она сжимала высокий бокал – как показалось Александру, доверху наполненный льдом, а левой обнимала за плечи Такизаву, который в своем черном костюме банковского служащего выглядел в этой обстановке довольно неуместно.

– Хэллоу, американец! Ты опоздал, этот парень, – она слегка встряхнула Такизаву, он виновато улыбнулся Александру и поздоровался, – этот парень заберет меня в Нагоя. Поняли, вы все? – Она обернулась через плечо и окинула взглядом немногочисленных посетителей, среди которых сидела пара китайских туристов, так и не снявших мокрые цветастые дождевики и, похоже, порядком продрогших. Никто ей не ответил.

– Здравствуйте, Араи-сан. – Александр повесил свою куртку на вешалку у входа и присел за барную стойку рядом с Кими и Такизавой. Кисё не было – видимо, ушел на кухню помогать Фурукаве, и горячее полотенце и стакан воды поставила перед Александром молоденькая официантка.

– А где ваша подруга, Араи-сан? Решила сегодня остаться дома?

– Ээ… – Кими пренебрежительно махнула рукой. – У нее кошка рожает. Момоэ сказала, она забралась вчера вечером в подпол, а сегодня утром из-за дождя начался потоп, дом-то у них в низине, и эта дура со своим брюхом не смогла оттуда вылезти, ну и стала орать как резаная. Момоэ с матерью разбирали доски, чтобы ее вытащить, она говорит, ноготь сорвала на указательном пальце до мяса, придется сделать перерыв с сувенирами, хорошо хоть, сейчас все равно не сезон. Они доски разобрали, а там воды по колено и плавают в коробке два слепых рыжих котеночка – кошка-то у Момоэ рыжая, ей ее бывший подарил, тоже рыжий был, сволочь. Все рыжие парни – сволочи. – Она ласково потрепала темные волосы своего соседа. – Они с матерью их вытащили, теперь будут ждать до вторника мастера, чтобы дырку в полу заделать. – Кими помолчала немного и со вздохом добавила: – Кошка, и та рожает.

– Вы еще такая молодая, Араи-сан, зачем вы так говорите? – Такизава осторожно дотронулся до ее запястья, выглядывавшего из рукава юникловского джемпера. – У вас тоже обязательно будут дети.

– Да еще и в октябре… – Не обратив внимания на его слова, добавила Кими. – В самый разгар сезона тайфунов.

– Ну вот, как вы и хотели, Такизава-сан, ацу-ацу, хиэ-хиэ[174].

Кисё возник за барной стойкой как из ниоткуда и поставил перед Такизавой тарелку с большим горячим кейком, увенчанным шариком мороженого и щедро политым кленовым сиропом, и чашку капучино с корицей.

– Ого! – Такизава аж привстал от удивления. – Совсем как в Комэда![175] Как вам это удалось?

– Он у нас фокусник, – фыркнула Кими.

– Просто вчера я был в супермаркете в Кова и взял пшеничную муку, сироп для кейков и мороженое, – пояснил Кисё. – Сам их обожаю.

– Уж коне-ечно, рассказывай. – Кими понюхала кофе, сморщила нос и отпила из своего бокала. – Не верь ему, он тебе сейчас с три короба наврет.

– Два года назад я впервые пригласил Ёрико на свидание, мы посмотрели «Персиковую девушку»[176], а потом зашли в Комэда, и я заказал два их больших фирменных датских кейка, ванильный для себя и клубничный для Ёрико, но Ёрико от своего отказалась, и мне пришлось съесть оба.

– Я бы не отказалась, – сказала Кими и, не спрашивая разрешения, отщипнула пальцами кусочек горячего теста. – Я не боюсь поправиться.

– До сих пор не понимаю, как такая девушка, как Ёрико, согласилась пойти со мной тогда в Комэда, – вздохнул Такизава.

– У вас доброе сердце, Такизава-сан. – Кисё улыбнулся и забрал у Кими ее опустевший