На Дороге (СИ) - Вель Софья

Тут происходит самое настоящее чудо преображения — пропадают халат и тапочки, нечёсаные патлы уступают упругим кудрям, нежный румянец заливает щечки, и крылья стрекочут от напряжения. Фея отправляется на бал! (Вероятно, от такой вот бальной шалуньи и произошел наш с вами Фей. Но сейчас не об этом)

По возвращению Золушки, то есть, Домашней Феи, домой начинается кипучая деятельность. Щетки трут кота, ой, то есть, котлы, тряпки скачут наперегонки, кочерга помогает совкам и веникам, поднимая клубы пыли из золы… Ну, вы поняли.

И разумеется командиром Трамтарарама становится Домашняя Фея.

Но постепенно рвение Феи куда-то испаряется, напружиненные кудри распрямляются, а платье обращается в халат… Дальше вы и сами знаете, не станем повторять всю катавасию.

Для нашего общего теперь друга, Лесного Фея, важно было то Вдохновение, которое должно было всенепременно посетить, но никак не хотело этого делать. Фей совал нос в каждый луч солнца, с трудом проникавший в загромождённое жилище. Увы, безрезультатно.

Фей ждал, Паук ныл, бабуля Маб варила зелья, горы кастрюль и кастрюлечек росли… А Вдохновение так и не приходило.

Постепенно кастрюли и кастрюлечки заполонили всю кухню, затем очередь дошла и до прихожей, потом пострадали и спальня с гостиной. Бабуля продолжала варить зелья, паук, зажатый очередной плошкой в самом далеком углу подкоряжного дома, жалобно скулил, а Фей ждал.

Наконец, Фею надоело ждать. Кое-как, путаясь ногами в вездесущих кастрюлечках и кастрюлях, он добрался до письменного стола в кабинете, вытряхнул заспавшуюся мошку из чернильницы, послюнявил палец и потер засохшую краску. Дело было безнадежно…

"Тьфу ты, пропасть!", — буркнул Фей, откидывая бесполезную склянку с высохшими чернилами. Фыркнув что-то под нос, он наковырял из дальнего угла поскуливающего паука, подхватил за скрюченные ручки бабулю и вылез из подкоряжного дома.

Вход заколотил двумя дощечками. Он бы написал на них коротенькое слово: «Переехали», но, как мы знаем, чернила засохли…

В новом доме под старой мшистой корягой зажилось фривольно, бабуля продолжила варить зелья, паук плести паутину, а Фей насвистывать песенки и убегать за приключениями. И беда со Вдохновением, так и не пришедшим на помощь, больше его не тревожила, как и кастрюльки с котелками — Фей отлично знал, что нужно делать!

А старый подкоряжный дом Фея ты без труда найдешь в лесу, только гляди в оба, чтобы не засыпало кастрюльками!».

Юный Алион замер, вспышка ослепила. Привиделись костер и спящая девушка, ослик, дремлющий в ногах… Потом в голове вспыхнуло письмо, оно горело золотом, обжигая. Магию Владыки ни с чем не спутать! Но где же он сам, и где отец?

Юноша пришпорил усталого коня, радуясь, что луна ярко светила, делая пыль дороги белой. Маму надо найти и спасти!

[1] Камень в вершине свода в данном случае, в арке дверного проёма.

[2] Не проси у аскера не будешь обасканым (сленг, 90-е). По законам мира нищих просить у нищего — моветон.

Глава Четырнадцатая

Олейя. Поднебесный. «Ад будет милей».

Олейе чудилось тепло, мягкое тепло. У них всегда было очень тепло в спальне. Ларон любил тепло… Оли не открывала глаз, кутаясь в тепло, как в одеяло.

Все хорошо. Все только привиделось, она не одна, теплые руки крепко обнимают, Энед или Нора? Оли улыбнулась, стоит открыть глаза и солнечный луч рассыплется пылинками в абрикосовом свете утра.

Все хорошо…

Олейя попробовала открыть глаза, но никак не выходило. Словно бы кто-то склеил веки. Нежные объятия показались тесными, душными. Она дернулась, пытаясь освободиться. Тело парализовало, дышать становилось невозможно. Оли поняла, что не может проснуться и закричала, пытаясь позвать на помощь.

Резко открыла глаза. Серые сумерки заполняли мир предрассветной тишиной. Нежный дивный аромат увядающих цветов разливался по спальне, напоминая Собор.

Олейя ощущала себя крепко обнятой. Только теперь объятия показались жесткими, неживыми. Олейя порывисто высвободилась.

Нет…все хорошо… Нора рядом, просто крепко спит.

Девушка легонько коснулась руки. Абсолютно холодной. Послышался запах, тонкий и отвратительный, почти нежный, тошнотворный, перебиваемый ароматом увядающих цветов.

Оли резко откинула пряди с лица "спящей" и… заорала, видя тлен и разложение, пожирающие красивые, бесконечно любимые черты…

Разбудил собственный крик, сердце колотилось как сумасшедшее, серый рассвет заполнял мир безликими тенями. Камин давно потух.

Олейя спрыгнула с кровати. Вглядываясь в неверные очертания сбитого одеяла.

Нет, все хорошо, она одна.

Одна.

Дрожащими руками принцесса налила себе вина, руки слушались еще хуже, чем чары. Пригубила и не почувствовала даже кислоты. Чтобы успокоиться, сосредоточилась на созерцании озера. Было тихо. Слишком тихо…

Боковым зрением Олейя уловила движение, кто-то был в кресле у камина. Отчего-то во рту начало отдавать гнилью. Оли резко повернулась.

И замерла.

В кресле сидела Леди Олмира, она что-то выводила пером на пергаменте, старательно и очень аккуратно.

— Как ты сюда попала? — голос отказывался слушаться, а зубы стучали.

Леди Олмира подняла глаза, Оли вздрогнула, такой она нашла маму однажды. Бледную, с глубокими синими тенями и с высохшей пеной на губах. Леди Олмира улыбнулась, отчего по спине Олейи пробежала молния.

— Изыди! Именем Творца! — сорвалась на крик Олейя, понимая, что покойница уже в метре от неё.

И резко очнулась. Первые лучи зимнего солнца пронизали комнату огненными нитями. Олейя подскочила, срывая одеяло и хватая колокольчик вызова прислуги.

— Камеристку сюда! — яростно прорычала Темная Рея. Возникшая в дверях девушка выглядела очень испуганной. Гнев Госпожи был чудовищен. Олейя металась по комнате зверем:

— Как вы посмели позволить огню угаснуть?! — принцесса в бешенстве схватила щипцы для углей, бешенство было так сильно, что непослушные чары на миг покорились — щипцы раскалились докрасна. Олейя схватила раскаленными щипцами нерадивую служанку. Элия закричала от боли и упала на колени, за что Олейя отвесила ей звонкую оплеуху. Элия отлетела к стене.

— Мерзкая неумёха, сгубить меня вздумала?! Ну я тебе покажу! — несчастная элия забилась в угол. Но принцесса в два прыжка очутилась рядом. Вдруг остановилась…

Краем глаза Олейя заметила белый лист, так и лежащий на ломберном столике. Забыв о линчевании прислуги, она сделала шаг к столику.

Оли хорошо знала этот почерк, помнила с глубочайшего детства. Витой и невероятно аккуратный, строчка за строчкой он заполнял весь лист всего одной фразой: «Ад будет милей».

Перед глазами поплыло. Принцесса упала в обморок.

Поднебесье. Митраэль и Метео.

— Лорд Митраэль, — Метео был очень серьезен. Митраэль, несмотря на чудовищную занятость, без промедления принял начальника охраны Озерного Дворца. — С Миледи…

Митраэль сосредоточенно посмотрел на Метео:

— Продолжайте, вы в кругу друзей.

Метео затравленно огляделся, но, несмотря на явное смущение, упрямо продолжил:

— С Госпожой не все хорошо, — быстрым шепотом произнес начальник охраны и взглянул на Лорда, передавая мыслью видение об утренних событиях.

— Миледи часто нехорошо в последние дни, она раздражительна и вспыльчива, но сегодня… — продолжил Метео, боясь сказать лишнего, — Миледи посетил врач, Госпожа вышвырнула его вон. Доктор настаивал на серьезной терапии.

— Почему не забрали силой?

— Рею?! — в голосе Метео был настоящий ужас. Митраэль мог только порадоваться, что, по воле Творца, Олейя ограничивала террор границами резиденции Наследника. Иначе…

— Метео, Леди Олейя не Рея. И, по Слову Владыки, никогда ею не станет.

Митраэлю показалось, что Метео облегченно выдохнул.

— Лорд Митраэль, как бы то ни было, без согласия самой Ре… Леди Олейи, или её ближайшей родни, забрать не удастся.