Я хочу сейчас - Кингсли Эмис

Музыка титров, звучавшая так, как, по мысли 1955 года, должна звучать музыка 1975-го, начала свою атаку (происходившую трижды в неделю). Ронни сделал вид, что беседует с гостями – лысым пухлым режиссером, у которого щеки, как груши, и огромным писателем дикого вида. Они спорили о свободе культуры. Дискуссия была первоклассной – невероятно оживленной, откровенной; беседа велась всерьез, о разногласиях не договаривались заранее. Режиссер утверждал, что в социалистических странах художник гораздо свободнее, чем в условиях капиталистической идеологии; писатель, со своей стороны, говорил, что свободнее лишь чуточку. Ронни с разработанной, обдуманной искренностью внушал, что здесь, вероятно, хоть разок, ха-ха-ха, истина и впрямь где-то посреди. Обе стороны приняли его компромиссную формулу – русский писатель, скажем, ЗНАЧИТЕЛЬНО свободнее своего британского коллеги.

– Ну, надеюсь, мы дали им о чем подумать, – сказал режиссер.

– О, это было… – сказал Ронни, махнув рукой и покачав головой, словно не нашел нужных слов. Это происходило с ним постоянно после возвращения из Америки, уже больше двух недель. Не во время передачи – он был слишком профессионал, чтобы мозговые явления или клиническая афазия поразили его при работе, – но дьявольски часто, когда он не работал. Сделав усилие, Ронни добавил: – Постарались немножко расшевелить их.

– Правда? – воскликнул режиссер. – Разве не так? Когда я думаю, как эти ужасные типы захватывают ТВ и прессу и везде твердят, что наша система непревзойденная и превзойти ее невозможно и… я просто понять не могу! Другую точку зрения – точку зрения меньшинства. – просто НУЖНО изложить! Интересно, не сделает ли общественное мнение то, чего не удалось в результате уроков Вьетнама? Интересно, интересно, мог ли я уговорить совет по искусству раскошелиться?

– Он для того и существует, – сказал писатель, проводя ручищей, похожей на ласт подводника, по своим лохмам.

Ронни закурил.

– Безусловно, – сказал он убежденно. Погасла последняя картинка на мониторе.

– О'кей, студия, спасибо! – крикнул распорядитель сцены.

Ронни и двое остальных встали. Приблизился, скрестив руки на груди ладонями наружу, режиссер – не лысый толстяк из театра, а бородатый Эрик (на сей раз в кожаной куртке). Это был высший знак одобрения, намного превосходящий поднятую кверху руку и уступающий только кулаку, прижатому к плечу.

– Великолепно, – сказал он высоким монотонным голосом. – Просто великолепно. Свыше миллиона начальников, а что толку? Настоящий довод! Источник жизненной силы! Живая вода для нашей несчастной младенческой формы искусства. Очень вам благодарен, Дэвид и Питер. Славно сделано, Ронни. Да, Билл Хамер звонил две минуты назад. Хочет, чтобы вы зашли выпить с ним в гостиную «А» – ту, что через мост, в новом корпусе.

Ронни сказал, что знает, где это, и ушел. Он не видел Хамера после Форт-Чарльза, будучи не в состоянии вынести встречу с ним. Мысль услышать вести о Симон, хоть и несвежие, заставила его суцшюжно глотнуть несколько раз. У него не было никаких сведений с того дня, как они расстались. Вернувшись в Англию, первые дни он был не в силах расспрашивать о ней. Вместе с толстой Сусанной кем только они не прикидывались, названивая в Итон-сквер. Мисс Квик нет дома. Она в отъезде. Где? В отъезде. Нет, когда она вернется, сказать нельзя. Отвечавший голос ни разу не принадлежал рыжему коротышке дворецкому; это, помимо прочего, внушало мысль, что компания действительно за границей, если уж не в «Широких Лугах», то в Йоханнесбурге, Джакарте или еще где-то проводит зиму. Но если Симон должна стать миссис Мэнсфилд, они скоро вернутся в Лондон, ибо союз этот может быть освящен только в лондонской церкви. Ронни весьма внимательно изучал колонки свадебных оглашений, не очень сознавая, что сделает, увидев роковые имена. Знал только, что сдаваться не намерен, – нет еще! – и мог представить себя в день свадьбы готовым ринуться поцеловать невесту и бросить бомбу в жениха. Но покамест – никаких признаков.

Хамер был в глубине гостиной «А» – длинной комнаты, покрытой черным ковром. Ее украшала золотая (вероятно, позолоченная) модель телевизионной системы передач на мраморном выступе, вся испещренная буквами L, С, М. С Хамером был лорд Уорд, с которым Хамеру очень хотелось познакомить Ронни. (Так он говорил!) Но вскоре стало ясно, что Хамер просто не желал тратить время зря, дожидаясь Ронни. И Ронни угощался виски с содовой и слушал, пока Главный Артист ТВ говорил с Главной Силой ТВ – таково, во всяком случае, было предполагаемое положение лорда, хотя даже для бывшего профсоюзного босса он, видимо, мало в чем смыслил. Прежде Ронни следил бы внимательно за разговором, надеясь подцепить крохи сведений, вредных для коллег или полезных для себя, но теперь он просто сидел и пил виски.

– Извините, Ронни, – сказал наконец Хамер более певуче, чем когда-либо, не только покончив с лордом, но и отослав его. – Нудный тип, да? Ну, как дела? Я вас не видел после того невероятного хая в «Широких дерьмовых Лугах». В смелости вам не откажешь – удрать с дочерью такого дома! Наша леди Б. была вне себя, конечно, а этот тип Мэнсон, или как его там, без конца спрашивал каждого, что бы тот сделал на его месте. Когда обнаружили, что она исчезла, всех гостей выпроводили без ужина, за что вы в ответе. Знайте, что сам я дрался как черт, чтобы получить два ломтика индейки. Как бы то ни было, что случилось? Девушка вернулась на следующий день в плохом настроении, как я понял. Если вы хотели узнать об этом, пожалуйста.

– Билл, я вам все расскажу в другой раз, если смогу. Все это сложно и мучительно.

– Конечно, я представляю. Боже, что за дом! Этот Чамми – странный сукин сын, верно? – Хамер, видимо, пришел к какому-то решению. – Не мог он не знать, что творится под его породистым носом джентльмена. Да, я отхамерил его славную леди самым отчаянным образом. Не в его постели, она бы не снизошла до этого, но практически на каждой горизонтальной поверхности этого мерзкого дома. Боже…

– Ну, и как она?

– В работе? Фантастика. Пожалуй, в духе дочери, судя по вашим словам. Все время дрожит, как желе. Напирает на тебя. Пыхтит, словно на марафоне. Как вы сказали? Дикая кошка, да?

– Верно. Как странно. Яблочко от яблони. А как она выглядела на следующий день? Дочь, конечно.

– О, дружище, я ее так и не видел. Должно быть, заперли в комнате. Туда относили еду.

– Где она теперь, не знаете? И остальная банда?

– По правде говоря, знаю. Они в Лондоне, остановились у Клэриджа. У них в доме красят лестницу или еще какая-то чушь в этом духе. Что означает…

– Она с ними? Дочь.

– Я думаю вот что, – сказал Хамер серьезно, опрокидывая подозрения Ронни, что ублюдок сладострастно будет донимать его, твердя о безнадежности страсти и т. д. – Приятель Мэнсон – так? Мэнсфилд, он, конечно, здесь. Как бы то ни было – слушайте, дайте же сказать вам новость!

К тому времени, когда они уселись рядом на низком диванчике, обшитом белым вельветом, картина для Ронни прояснилась. Он сказал:

– Но я полагал, что сегодня будут законы об иммиграции.

– Мистер А.: вы так остры, что, не ровен час, обрежетесь. Да. Объявленная программа отменяется: это дело пяти минут. Вместо нее будут «Богачи», ведь некоторые участники так важны, что не могут планировать свое время. Кто эти странные люди, которые настолько богаче и настолько гнуснее вас? В передаче участвуют Кирилл Василикос, леди Болдок, редактор «Файнэншл обзервер» и, сюрприз последней минуты, острейший комментатор Ронни Апплиард. Я ведь должен вам, Ронни, кое-что за место во «Взгляде» в следующем месяце. Занятно, не находите? Я не ошибся, у нее было нечто большее, чем желание затащить этого корабельщика на экран. Выяснив это, я дал понять: за ее участие в шоу мало обещать бесчисленные контракты и твердить, какой я славный парень. Но льщу себя мыслью, что я давно был у нее на примете. Теперь вы все знаете не хуже меня. Что скажете?

– Это очень мило с вашей стороны, Билл, и я принимаю ваше приглашение, но не откажется ли она, увидев меня? Как вы могли заметить, она не очень-то меня любит.

– Справедливо, я и об этом думал. Но уверен, что не откажется. Она так сходит с ума от мысли проявиться на экране и в моей программе, чтобы все ее друзья видели, что появилась бы с Диком Никсоном, с товарищем Косыгиным и с кем угодно. И, вероятно, думает по своей глупости, что, если дело дойдет до крайностей, сможет вас без труда уничтожить. Впрочем, у меня есть ее дублер, не тревожьтесь.

– Кто дублер?

– О, один из могущественных лордов, что чеканят деньгу, разрешая общественным организациям собираться в их домах, в поместьях и где угодно.

– Понимаю. Но я-то почему?

– Простите?

– Хочу сказать, вам же ясно, что я постараюсь изрубить ее в котлеты. Это не сулит вам ничего хорошего с ее стороны, а она очень влиятельна, и вы могли бы это использовать. Где зарыта собака? Ваша собака?