Кучум (Книга 3) - Вячеслав Софронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-- Скажу, так любую примут, -- Иван Васильевич рванул душивший его ворот, отошел к теплой печи, протянул к ней ладони, -- лучше обняла бы меня, приголубила. -- Но Анна стояла, прижав тонкие руки к лицу, и не отвечала. -Ну, кому сказал, -- повысил голос Иван Васильевич и с хрустом сжал пальцы, кипя злобой.
Анна сделала несколько шагов и, не отнимая рук от лица, остановилась. Тогда он сам подхватил ее, понес худенькое тело к лежанке, кинул, начал срывать платье, тычась лбом в ее грудь и мыча что-то утробное. Анна не сопротивлялась, но и не помогала ему, а, покорно раскинув руки, ждала. Тогда он неторопливо разделся, снял сапоги, подрагивая всем телом, опустился на нее сверху, ища мягкие губы своими губами, а руками гладил нежную кожу, опускаясь все ниже и ниже...
-- Нет, нет, нет! -- закричала вдруг она и забилась, застучала кулачками по лицу, с силой попыталась оттолкнуть. -- Антихрист ты! Верно говорят, антихрист! Дьявол! Пусти!
-- Молчи, -- пыхтел он, и эта борьба только сильнее распаляла его, делала желанной непокорную Анну. -- Всем нам в огне гореть, что мне, что тебе.
-- Не хочу! Не хочу гореть, -- с новой силой забилась она, но он уже овладел ею и входил в ее плоть все глубже, не слыша ни криков, не ощущая ударов маленьких рук.
Когда он встал, оделся, глянул на Анну: она лежала, закрыв глаза, и, казалось, не дышала. Заметил несколько свежих кровоподтеков на шее, на груди и мелькнула жалость, но, вспомнив ее крики, усмехнулся и прошептал:
-- Все, голуба, откричалась. Теперь будешь в монастыре кричать, сколь душе угодно. А с меня хватит.
Он вышел из светелки и через несколько шагов вновь наткнулся на темную фигуру Вольского.
-- Ну как? Идем на новую красавицу глядеть? -- и он причмокнул губами.
-- Идем, идем, -- ответил Иван Васильевич, -- только сперва пошли выпьем чего-нибудь. И Ивана моего кликни, его тоже с собой возьмем. Надо и ему другую бабу искать. От его тоже никакой пользы. Родить никак не может.
-- А эту куда? -- спросил насмешливо Вольский. -- В монастырь?
-- Правильно мыслишь. И ту и эту -- в монастырь. Обеих. Пусть о спасении души нашей молятся, коль бабское дело у них худо выходит, -- и довольный своей шуткой царь громко захохотал.
ЯРСУЛЫК*
Когда рядом с Кучумом просвистел кинжал и упал чуть впереди него, он даже не успел испугаться, хоть инстинктивно и отпрянул в сторону, застыл на какое-то мгновение. Резко обернувшись, успел заметить мелькнувшую тень, хотел было броситься за ней, но передумал, нагнулся и на ощупь нашел кинжал. Тот имел небольшую костяную рукоять и короткое прямое лезвие. Проведя по нему пальцем, ощутил остроту клинка. Но кроме всего прочего от кинжала исходил какой-то дурной, тлетворный запах, и поднеся пальцы к носу, он понял, что оружие в чем-то вымазано. Переборов в себе тошноту, Кучум обернул кинжал полой халата и, чуть подумав, направился к шатру, где жила его наложница Анна, которую он давно считал своей женой. Она уже родила ему пятерых детей, которые росли вместе с другими ханскими детьми и мало чем от них отличались.
В то же время Анна стала для него едва ли не самым близким человеком. Именно она могла обуздать его внезапный гнев, успокоить и настоять на своем. И он ценил это: разрешил иметь в своем шатре изображения святых на толстых сосновых досках, специально заказанных купцам, посещавшим Москву и другие русские городки. Возле этих святых постоянно горел слабый огонек в небольшом сосуде, заправляемом жиром. Часто, неожиданно войдя в ее шатер, он видел Анну стоящей на коленях и что-то шепчущей, обращаясь к своим святым.
Что она шептала, просила на непонятном ему языке? Кучум хмурил тонкие брови, не зная как поступить -- запретить ли Анне обращаться с молитвой к своим богам и велеть кинуть эти раскрашенные доски в костер, или делать вид, будто ему все равно. Но однажды он не выдержал и напрямую спросил ее:
-- Мне давно интересно: ты молишь своих богов, чтоб они послали мне как твоему мужу удачу в победе, здоровья или...
-- Спрашивай, спрашивай, -- смело подняла на него глаза Анна, -впрочем, я и так поняла, о чем ты хочешь знать... Тебе интересно, может ли Господь нанести вред тебе? Так я поняла?
-- Пусть будет так, -- мотнул он головой, не в силах отвести взор от спокойных и уверенных глаз Анны.
-- Так я скажу тебе -- ты сам себе наносишь вред...
-- Это чем же? -- удивился Кучум.
-- Господь учит, что человек должен относиться к другим людям так, как он желает, чтоб они относились к нему.
-- Значит, я должен жалеть своих врагов в надежде, что они пожалеют меня? -- громко засмеялся Кучум. -- Да возможно ли такое?
-- А почему нет? Почему? Ведь мне ты желаешь добра? Так? Или я не права?
-- Конечно, -- смущенно улыбнулся он, -- своей жене я должен желать добра, если она не нарушает правил, предписанных нашими законами.
-- А детям? Слугам? Друзьям?
-- Но и они близкие мне люди...
-- Потому они и близкие тебе, что ты по-доброму относишься к ним. А если ко всем людям ты будешь относиться точно так же?
-- И что? Выходит, тогда и врагов не будет?
-- Ты правильно понял. Может, тогда и не будет врагов.
-- Значит, именно об этом ты и молишься? -- Кучум наклонился над бородатыми ликами русских богов, разглядев среди них и женщину с ребенком на руках.
-- Да, я молюсь, чтоб Господь послал мир на нашу землю и... -- она чуть помолчала, -- молюсь и о здоровье своих родителей, братьев, сестер.
-- Но ты же рассказывала, что они плохо обошлись с тобой, выгнали из дома. Разве нет в твоей душе злобы на них?
-- Может, они и правы. Потому и желаю им здоровья, молюсь о спасении души.
-- А где, в каком городе живут они? -- поинтересовался он небрежно.
-- Давай не будем говорить об этом, -- уклонилась тогда Анна от ответа, -- когда-нибудь я тебе расскажу о них все.
И сейчас, когда кто-то покушался на его жизнь, он шел именно к ней, к Анне, надеясь, что она ответит на вопросы, которые одолевали его.
Анна, увидев у него в руке кинжал, испуганно попятилась, прикрыв грудь руками. Но когда Кучум с кривой улыбкой положил кинжал на небольшой столик и, кивнув на него, пояснил: "Вот как твоего хана после свадьбы провожают", -- она подбежала к нему и внимательно оглядела, ища рану. А потом со вздохом перевела взгляд на кинжал, потянулась к нему рукой.
-- Осторожно, -- перехватил он ее руку, -- похоже, лезвие намазано ядом...
-- Не может быть, -- прошептала она, -- может, кто баловался, по ошибке кинул его?
-- Не может быть?! Да все только и ждут моей смерти! Соседи! Бухара! Сыновья, которые взрослеют на глазах и ждут своей доли...
-- Не смей говорить так, -- она прикрыла ему рот маленькой ладошкой, -дети не могут поднять руку на отца...
-- Тогда ответь, кто? Ну? Молчишь? Ты и теперь будешь советовать любить врагов? Глупая женщина, а я чуть было не поверил твоим словам...
-- Но ведь ты жив... Ничего не случилось. Даже если кто-то и покусился на твою жизнь, то Господь отвел его руку.
-- Я отрублю эту руку по локоть. Только найду владельца кинжала. Ты случайно не видела такой у кого-нибудь?
-- Нет, -- покачала Анна головой, но ему показалось будто она что-то скрывает, не договаривает.
-- Ладно, отложим это дело до конца свадьбы Алея. Пусть кинжал побудет у тебя. Так будет надежнее, -- и он, не простившись, вышел.
Когда разъехались гости и слуги навели порядок в городке, Кучум велел позвать к себе в шатер старшего сына Алея. Тот явился счастливый и улыбчивый.
-- Мне надо поговорить с тобой, -- Кучум указал ему на кожаную подушку напротив себя. -- Доволен свадьбой?
-- Свадьбой да, но хотелось бы и на новую жену глянуть... А вдруг уродина какая, -- засмеялся тот.
-- Потерпи, потерпи, -- Кучум из-под полуопущенных век внимательно разглядывал старшего сына. Смел. Прям в речах. Независим. Его любят друзья, и он часто пропадает со своими сверстниками на охоте.
Не сравнить с угрюмым Алтанаем или беспечным Ишимом. Да и другие сыновья тоже мало походят на Алея. Мог ли он что-то замыслить против отца? Неужели ему так же как не терпится увидеть лицо молодой жены, столь же сильно хочется занять ханский шатер? Нет, этого просто не может быть...
-- Тогда, чтоб время шло чуточку быстрей, я отправлюсь на охоту, а вернусь к положенному сроку, когда можно будет увидеть мою новую жену. Ты не возражаешь, отец?
-- Да нет, но мне хотелось бы чаще видеть тебя на ханском холме, тем более...
-- Что тем более? Я мало занимаюсь делами нашего ханства? Но ведь ты не старик пока и сам без советчиков решаешь все дела.
-- Ответь, что бы ты стал делать, если бы я умер?
-- Умер? -- переспросил Алей и удивленно уставился на него. -- С чего это вдруг ты заговорил о смерти?
-- Каждый человек рано или поздно приходит к этому. А мы живем в неспокойное время...
-- Ты что-то скрываешь от меня, отец... Плохие вести? Опять кто-то идет на нас войной? Ты только скажи и я...
-- Нет, нет, -- Кучум опустил руку на плечо сына, -- все спокойно. Но ответь... Я жду...