Муж-озеро - Ирина Андрианова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Танюша спряталась в еловой чаще и осторожно выглянула из-за ветвей. Лепневой на тропинке уже не было. Тогда она вернулась назад, к мешкам, и принялась камуфлировать яму: собрала по окрестностям ветки, камни, сухой мох и художественно выложила все это на дне. Задача была в том, чтобы скрыть от взглядов потенциальных «бросателей мусора» любой намек на то, что в этой яме когда-то была/бывает помойка. Бросить мусор первым в «экологически чистую» яму морально тяжело. Разумеется, кто-то это всегда делает, иначе бы помойки не возникали. Но есть надежда, что этот свободный от моральных ограничений персонаж появится здесь не скоро. Все остальные способны быть только вторыми, третьими и десятыми негодяями. Для них-то то и предназначалась натуралистичная икебана, которую Танюша, как магический оберег, создавала на месте кучи. Правда, замысел сильно портила шеренга черных мешков; они лучше любой ямы «легализуют» дальнейшее подкидывание мусора. Ну да ладно, хотя бы не в яму. Гм, а сделаем-ка так… Танюша развязала ближайший мешок, который был заполнен лишь наполовину, и гостеприимно раскрыла его ворот навстречу тропинке. Все-таки людям очень важно ощущать себя хорошими, повторила она любимое изречение. Если не совсем-совсем хорошими, то хотя бы чуть лучше, чем другие. Даже если отличие состоит лишь в том, что другие оставляют мусор там же, где ели, а ты, например, собрал его в пакет и выкинул в ближайшую яму. Или, например, если другие бросили его в яму, а ты потрудился сунуть в раскрытый мешок. Который, конечно же, не просто так стоит здесь — кто-то приготовил его для вывоза, ага… Да-да, мусор, конечно же, вывезут… какие-нибудь «зеленые» или гринпис… И хотя ты прекрасно знаешь, что лжешь себе, ты все равно почувствуешь себя лучше всех прочих свиней, если сунешь свой поганый мусор в мешок, а не бросишь рядом. И я использую свойство этой твоей поганой душонки. Я приманю тебя этим мешком, чтобы потом у меня было поменьше работы. Будь ты трижды проклят, и пусть будут трижды прокляты твои квадроциклы, и мангалы, и шашлыки, и курящие самки, которым почему-то при этом повезло в любви, и ваши детеныши, которые при этом почему-то не родились больными, хотя должны были родиться таковыми просто во имя справедливости… Уфф, Боже, что я несу. Прости меня, милый, ладно? Я правда больше так не буду. Если бы Ты был рядом, Ты бы просто так выразительно и грустно на меня посмотрел, и поток нечистот из моей души тотчас прекратился бы, даже не начавшись. Но Тебя нет… И знаешь, я вот что думаю: это очень хорошо, что существуют все эти мусорогенные шашлычники на квадроциклах с динамиками. Я злюсь на них, убираю за ними, и тем отвлекаюсь от мыслей — о Тебе и о себе. Нет, именно о себе; о Тебе-то я всегда думаю. Даже когда забываю, что думаю.
Танюша свернула в лес и кружным путем пошла на свою стоянку, чтобы больше никого и ничего не встретить — ни людей, ни мусора. Пришла она уже в сумерках. Не разводя костра, залезла в палатку, завернулась в спальник и тотчас уснула. На следующий день — это был понедельник — она первым делом пошла к бывшей куче. Она ожидала, что поверх завязанных мешков будет навалена свежая порция отходов: вечером мимо этого места должны были пройти несколько отъезжавших компаний. Но удивительно — свежего мусора не было, а от строя мешков осталось чуть более половины. «Неужели эта дура с розовой челкой и впрямь подбила парней вынести мешки?» — подумала Танюша, и сразу же строго осудила себя за «дуру». Она пошла дальше и скоро была на поляне, где вчера стоял эммин лагерь. Там было пусто и почти чисто (если не считать нескольких обугленных консервных банок, торчащих из потухшего пепла кострища). У бревна, на котором вчера сидел флегматичный Костик, торчал одинокий черный мешок. Ага, значит, они дотащили его сюда, а дальше не смогли. Танюша двинулась дальше по берегу, миновала еще пару пустых стоянок (взгляд сразу примечал антропогенные предметы, которые потом надо будет убрать) и добралась до места, где к озеру примыкала широкая лесная дорога. Как обычно, она была раскатана квадроциклами в грязь; на обочине валялась заляпанная серая канистра. Но впереди, приваленный к толстому стволу березы, стоял еще один черный мешок! Гм… Рядом лежала палка: видно, кто-то пытался тащить на ней мешок за спиной, как носили холщовые узелки герои сказочных иллюстраций. Но те нарисованные узелки ничего не весили, а мешок тянул, наверное, килограмма на три. Плюс к тому, с одного его бока уже опасно торчали острия стекол и куски металла, прорвавшие тонкий полиэтилен. Танюша подняла мешок, встряхнула, чтобы острые предметы немного поменяли свое положение и не так угрожали ее спине, а затем, подсунув под днище другой мешок, пустой, одела его поверх полного, как чехол. Прорежет — не прорежет? Хм, а что, если… Спасибо, Господи! Это, конечно, ты мне подложил. Она быстренько вернулась к канистре, вытащила ее из грязи и перенесла к мешку. Затем аккуратно привязала мешок за торчащие «ушки» к палке, а следом продела палку под ручкой канистры. Получилась нехитрая конструкция, призванная служить буфером между торчащими стеклами и ее спиной. Танюша присела, положила палку на плечо, нагнулась и медленно встала. Мешок с шуршанием пополз по палке вниз и стукнулся, ударившись о канистру. Да Танюши он не доехал. Она потопталась на месте, попробовала вес. Вроде нормально. Ну что ж, вперед. Она медленно заковыляла, стараясь ловить равновесие под маятникообразными покачиваниями мешка. Через триста метров ей встретился магазинный пакет с мусором — видать, вылетел у кого-то с багажника квадроцикла. Или сами бросили, свиньи, су… Все, молчу-молчу, прости. Просто поднимаю и иду. Чуть подальше показалась еще одна пара знакомых черных мешков.
