Мы потребуем крови - Девин Мэдсон

– Покажись, трус…

Слова утонули в бульканье и стуке тела. Рядом мелькнула ткань, и в темноту леса умчались шаги.

Но я был не один.

– Кто здесь? – спросил я, пытаясь разглядеть нечеткий силуэт в темноте.

– Это я, капитан.

Пара рук взяла меня за плечи, помогая подняться.

– Амун? Клянусь богами, Амун, как же я рад тебя видеть.

– Как и я рад видеть, что ты еще жив. Ладно, нам нужно многое сказать друг другу, но сейчас не время и не место. Давай поболтаем позже.

– Да, – согласился я. – Меньше слов, больше дела. Побежали. Точнее… похромали. Прошу, помоги мне выбраться из этого проклятого места.

9

Я не могла заснуть, только лежала, уставившись на узоры из света и тени на потолке, и видела остекленевшие глаза мертвых лошадей. В панике вернувшись в свою комнату, я пообещала, что постараюсь больше не навлечь на себя гнев Лео – мне было слишком больно смотреть, как левантийцы оплакивают лошадей. Но постепенно гнев возвращался. Вот чего хотел от меня Лео. Он хотел, чтобы я сдалась. Хотел, чтобы не боролась. Я должна была найти способ избавиться от него, чего бы это ни стоило.

Мне стало одновременно легче и труднее, когда я осознала, что на кону жизнь левантийцев и лошадей, и потому единственный способ добиться своего – это перестать думать о них как о левантийцах, как о семье, вообще как о людях. Но долго ли я смогу растрачивать жизни подобно монетам, не превращаясь при этом в чудовище?

В комнате потемнело, и дверь чуть отъехала в сторону, а мое сердце подпрыгнуло от страха.

– Дишива? – раздался шепот. – Ты тут?

Я узнала голос. Он звучал обеспокоенно и неуверенно, но, стоило гостю назвать мое имя, как груз, прижимающий меня к полу, уменьшился.

– Ясс.

Он шагнул внутрь, и, когда закрыл за собой дверь, приглушенный свет фонаря слегка очертил стены комнаты и контуры его лица, густые опущенные брови. Ясс встал рядом с дверью, скрестив мускулистые руки на груди, словно преграждая доступ холоду.

– Я видел, как ушли Клинки, – сказал он наконец. – На юг. Что ты им сказала?

– Я никому ничего не сказала!

Я села. Меня задел его обвинительный тон.

Ясс опустился на одно колено и поставил фонарь. Рядом с моей циновкой лежали маска и кушак. Ясс взял маску, и слабый свет, казалось, еще больше подчеркнул написанное на его лице отвращение.

– Что это? Ты теперь тоже марионетка Лео? – Он бросил маску и сел, проведя рукой по голове. – Я доверял тебе, Дишива. Я сказал тебе, где они, считая, что ты не сделаешь им ничего плохого. Что даже твоя верность Гидеону не позволит убивать собственный народ.

– Да как ты смеешь! Как ты смеешь входить сюда и выговаривать мне, понятия не имея, через что я прошла. И что случилось. Ты даже представить не можешь, каково это. На что он способен.

Ясс стоял на своем, тяжело дыша от гнева.

– Я же сказал тебе не возвращаться. Сказал тебе…

– А я ответила, что не покину своих Клинков!

Он уставился на меня, а я на него, и его глаза в полумраке напоминали темные омуты, я чувствовала на щеке его яростное дыхание. Мир как будто съежился, закрылся, и во тьме не было ничего, кроме нас с Яссом, а гул нашего гнева оставлял за собой горячий след. С каждым глубоким вздохом напряжение росло, пока, сверкнув мальчишеской улыбкой, Ясс не сказал:

– Да будь ты проклята, Дишива.

И поцеловал меня. Яростный поцелуй отдавал на вкус гневом, разочарованием, желанием чувствовать себя живыми в объятиях друг друга, что бы ни принес завтрашний день.

Но когда он схватил мои запястья и толкнул меня обратно на циновку, навалившись всем телом, я снова оказалась на той холодной земле в Чилтее. Закованной в цепи. Избитой. Измученной. Коммандер стягивал с меня штаны, а левантийцы вокруг завывали от ярости.

Я с криком отпрянула. Вырвав руки, я оттолкнула его и выскользнула, забилась в угол, подтянув к себе колени и учащенно дыша.

– В чем дело? – спросил он. Зажмурившись, я слышала только бестелесный голос. – Дишива? Что с тобой?

Но в темноте перед глазами всплывали воспоминания, от которых я никак не могла избавиться, сколько бы мы с Лашак об этом ни говорили, сколько бы ни пытались это прекратить. Их тяжесть. Их сила. Беспомощность, когда меня приковали к земле. Стыд. Пока мой народ пел ради меня, я оплакивала себя.

И теперь лила те же горькие слезы, пытаясь обуздать учащенное дыхание, пытаясь успокоиться, напоминая себе, что я в безопасности, хотя это была ложь.

Я вздрогнула от мягкого прикосновения Ясса.

– Дишива?

Он только слегка сжал мою руку, напоминая, что будет рядом, как только понадобится. Мне хотелось сказать ему, что я это ценю, но паника сковала мне горло, и какое-то время я с трудом помнила, как дышать.

– Можно тебя обнять? – спросил он, когда я пришла в себя.

Я покачала головой. Мне претила мысль о том, что мужчина будет утешать меня после нанесенного другим мужчиной оскорбления, но тут он сказал:

– Ты не должна проходить через все это в одиночестве. Если ты нуждаешься в помощи, это еще не говорит о твоей слабости.

И тогда я напомнила себе, что он еще и левантиец, а не просто мужчина.

Левантийцы редко занимаются чем-то в одиночестве, но почему-то глубоко внутри у меня засела мысль, что я одна несу ответственность за это бремя, и я заставила себя кивнуть и позволила ему себя обнять. А потом, прижавшись к его телу, в это мгновение казавшемуся незыблемой твердыней, я перестала сдерживать слезы, пока не выплакала все, пока вокруг снова не стало тихо, не считая ритмичного биения его сердца.

– Чилтейцы причинили тебе боль, да?

Это вряд ли был вопрос. Слова завибрировали у него в груди, полные понимания, и ответа не требовали. И все же я кивнула. Он заслуживал большего, но сейчас это было все, на что я способна.

– Я слышал, что происходило с другими, – сказал он. – А ты всегда так стремилась все держать под контролем, что мне захотелось разузнать. Я сожалею.

– О том, что расспрашивал, или о том, что случилось?

– И о том и о другом. И о том, что сейчас тебе напоминаю. И… о том, что кричал на тебя. Я чувствую себя…

По-прежнему прижимаясь к его груди, я вставила:

– Беспомощным и опустошенным. Мне знакомо это чувство.

Некоторое время он молчал, мы сидели в темноте и просто дышали, просто существовали, пока наконец я не произнесла то, что он должен был услышать:

– Я ничего им не сказала. Лео услышал о приметах на пути, которые ты нам дал, когда мы несли его в пещеру. И он остался там, Ясс. Мы бросили его тело в пещере, а когда я вернулась, он сидел рядом с