Рассказы (сборник) - Михаил Харитонов

Дверь закрылась.

В зале повисло молчание.

— Н-да… Вот тебе и автограф, — начал было Пинчук, и осёкся под взглядом Ющенко.

— Когда-нибудь, — наконец, сказал Президент. — Когда-нибудь.

- Теперь можно говорить, — наконец, сказал гость, убирая в сумку сканер-блокиратор. — Все «жучки» блокированы. Скрытые камеры тоже.

Хозяин кабинета посмотрел на гостя с невольным уважением.

— Откуда у вас такая техника? Американская? У нас ничего подобного нет…

— Почему же американская? — гость с удовольствием устроился у окна, и дёрнул за шнур. Жалюзи поднялись, и он увидел то, что снилось ему по ночам все эти десять лет: набухшую красными огоньками артерию Калининского проспекта.

Хозяин кабинета ждал.

— Техника наша, — гость усмехнулся. — Теперь Южмаш делает отличную электронику.

Хозяин кабинета поднял бровь.

— Вы говорите — наша? В смысле — украинская?

— Наша. Просто наша, — веско ответил гость.

— Я хочу вам сказать одну вещь, — хозяин кабинета нервно почесал переносицу. — Разумеется, я остаюсь патриотом… и, конечно, верю… верю в то, что мы будем вместе. Рано или поздно. Но… я уже давно живу здесь. В России. И… я стал лучше понимать русских.

— Великороссов, — веско поправил гость.

— Ну да, великороссов… это, конечно, правильнее, но у нас так не говорят… — хозяин едва заметно выделил слова "у нас".

— Вот оно что… А может быть, у вас — гость жирно подчеркнул голосом последние слова — уже принято называть себя как-нибудь ещё? Скажем, арийцами?

Хозяин кабинета искоса посмотрел на гостя.

— Вот так мы будем разговаривать, Вадим? После десяти лет?

— Вот так мы будем разговаривать, Сергей. После десяти лет. Если ты так… изменился.

— Я уже сказал, что я патриот, — хозяин кабинета раздражённо отвернулся. — И я хорошо знаю, в чём состоит мой долг. Я о другом. Но, кажется, тебе это неинтересно. Говори тогда, с чем пришёл, и закончим с этим.

Гость немного помолчал, что-то соображая.

— Прости, Сергей, — наконец, сказал он. — Кажется, я действительно немного… того. Но и ты меня пойми. Ты не выходил на связь…

— Потому что я не мог рисковать! — хозяин кабинета снова сорвался. — Потому что у мне сверкнул шанс, уникальный шанс, один из миллиона… я вцепился в него зубами, и я его вытянул. Вот теперь и я в банде Ельцина, — он улыбнулся, показав аккуратные мелкие зубки.

— Ты не просто в банде. Ты теперь премьер, — серьёзно ответил гость. — Ещё раз прости, я всё понимаю. Но когда я думаю об этих… у меня внутри всё сжимается.

— У меня давно уже перестало что-либо сжиматься, — так же серьёзно ответил хозяин кабинета. — В общем-то, люди как люди. Конечно, то, что они сделали — чудовищно, но… Не обязательно быть злодеем, чтобы творить злодейство. Они ведь тоже имели причины… и где-то даже были по-своему правы…

Хозяин кабинета замолчал. Молчал и гость. В воздухе прорезалось тихое поскуливание кондиционера.

— Очень у тебя, товарищ Кириенко, великорусская логика прорезалась, — наконец, выдавил Вадим. — Вечная рефлексия, вечный надрыв… И те правы, и эти правы… Да все правы! — он неожиданно стукнул кулаком по столу. — И все неправы. Вот так-то она, жизнь, устроена…

— При чём тут великорусская логика? — хозяин кабинета усилием воли взял себя в руки. — Речь идёт о фактах. Мы, украинцы — имперский народ. Мы так устроены, что нам обязательно надо чем-то жертвовать во имя высокой цели. Мы создали империю…

— …с центром в Москве, — ехидно добавил гость. — И совсем недавно эту империю называли «русской». Пока русские не отделились.

— Ну да. Сейчас русские с удовольствием подсчитывают процент украинской, немецкой, грузинской, и чёрт знает ещё каких кровей у своих правителей… Даже Феофана Прокоповича вспоминают… Отвратительное занятие, но ведь их тоже можно понять. Фактически, они впервые осознали себя нацией. На-ци-ей, а не "русским народом", о который всегда вытирали ноги. И эта нация… она ведёт себя иногда глупо, иногда грязно… Но больше всего она хочет, чтобы её просто оставили в покое. Русские фактически ещё не жили…

— А что, при Ельцине они живут? — спросил гость.

— Ельцин… — задумчиво сказал хозяин. — Я теперь вижу его чуть ли не каждый день. Раньше я его просто ненавидел, а теперь…

— Что же теперь?

— Пожалуй, ненавижу ещё больше… Но он умён, очень умён. Умён каким-то подлым умом. И гораздо грамотнее, чем о нём думают. Кстати, он марксист, — неожиданно закончил хозяин кабинета. — Да, марксист, самый настоящий. Базис-надстройка, это в него забито. Знаешь, как он объясняет украинский интегризм?

— Нефтью, — без интереса сказал гость.

— Ну да. У Украины нет нефти, поэтому она хочет вернуть себе Россию… Но интересно, что он говорит дальше. Он считает, что шанс России — это экономический подъём на Украине и в других интегристских государствах. Он желает нам удачи, представляешь себе? Дескать, тогда нищая Россия никому не будет нужна. Кстати, мне кажется, что он именно поэтому закрывает глаза на газ… Дескать, пускай поднимаются, пускай развиваются, чем дальше мы уйдём от них — тем лучше… А ещё мне кажется, — Кириенко почему-то перешёл на шёпот, — весь этот ужас, что делается в России с экономикой… весь этот развал, хаос… он для этого был нужен. Чтобы русских оставили в покое. Представляешь себе: развалить собственную экономику, лишь бы тебя оставили в покое? Это как крейсер «Варяг». Это очень русское…

— Ты опять впадаешь в национал-романтизм. Это действия правительства, а не народа. Кстати, ты не ответил на мой вопрос, — отрезал гость. — Таки при Ельцине великорусский народ стал, наконец, счастливым?

— Ну, в общем, нет… — промямлил хозяин кабинета. — Бедность, пьянство, вымирание… безработица. Русские девки на Крещатике — тоже реальность… И всё-таки у них есть независимое государство. Которое мы сейчас собираемся — давайте уж честно — аннексировать. Силой присоединить к Украине. И опять назвать всё это «Союзом». И начать строить светлое будущее. На русских костях… Я, наверное, слишком пафосен, да? Но в последнее время я об этом стал задумываться. Серьёзно задумываться. И если бы не этот кошмарный режим, не эти репрессии, не эта ложь с экранов, не эта кошмарная бедность… Деньги есть только у причастных к трубе. Знаешь, сколько сейчас стоит однокомнатная московская квартира на окраине?

— Нет, — вошедший всё смотрел на проспект.

— Иногда — несколько сотен долларов. Редко тысяча. Московская кварплата, свет, вода — всё это людям не по карману. Особенно старикам тяжело… Это бывает так: сытые, мордатые менты вышвыривают стариков из квартир, а вслед кидают вещи. Называется "свободный рынок". И я должен подписывать указы, которые всё это…