Тверской Баскак. Том Второй (СИ) - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

Часть 2

Глава 2

В Новгород приехали еще с вечера. Поставили шатры у городского вала, переночевали. А с утра, оставив три взвода стрелков и десяток конной разведки в лагере, я с Куранбасой поехал в Неревский конец. Там на перекрестье улиц Великой и Холопьей, на сколько я знаю, должен стоять дом Горяты Нездинича.

Этот большой Новгородский боярин с прошлого лета стал пайщиком моего торгового товарищества, чем значительно снизил для себя конечную цену на хлеб. Ему выгодно и мне хорошо, ведь на его посредничестве держится вся моя торговля с ганзейским представительством в Новгороде. Через него в Тверь идет весь европейский товар, до крайности необходимое мне железо и шерстяные ткани.

Горята хоть и младший брат в боярском роду Нездиничей, но человек умный и, что не менее важно, спокойный и рассудительный. Слово свое он ни разу не нарушал и вообще умеет вызывать к себе доверие.

Будучи в Твери, Горята не раз уверял меня, что ежели я вознамерюсь когда-либо посетить Новгород, то двери его дома для меня всегда открыты.

«Вот и проверим, — усмехнулся я, проезжая по мосту через Волхов, — так ли уж гостеприимен наш новгородский друг, как сказывал».

Копыта мягко шлепают по покрытой снегом деревянной мостовой. Кобыла недовольно фыркает на обилие чужих людей, а я смотрю на стоящие по обеим сторонам улицы двухэтажные деревянные дома, на снующих вокруг горожан и слегка восторгаюсь жизнеспособностью и силой духа этого великого города.

«Это ж надо, ведь всего десять лет прошло со времени Великого голода. Если верить летописям, то на этих вот самых улицах валялись трупы умерших от голода, а люди от отчаяния даже мертвечину ели. Город тогда опустел и выгорел наполовину. Думали, не поднимется больше Новгород, ан нет! Вон, стоит как ни в чем не бывало и еще сильнее и краше стал».

В городе действительно большое оживление. Прибыл-таки сын Великого князя Александр Ярославич с дружиной. Событие, которого Новгород ждал с середины лета и, наконец, дождался. И хоть сам князь, как водится, остановился на княжьем городище, все равно в городе народу прибавилось. На торжище в Славянском конце полно гостей с Низовских земель, и каждый день подходят еще отряды с Суздаля и Владимира.

Пока я размышлял о своем, уже подъехали, и Куранбаса остановился перед высокими резными воротами.

Бросаю взгляд на воротные столбы, украшенные деревянными головами драконов, и киваю половцу.

— Чего ждешь, стучи!

Куранбаса загрохотал ручкой камчи в дубовые доски, а я еще раз осматриваю искусно вырезанные морды чудовищ.

«Надо ж, будто с драккара варяжского сняли!»

В ответ на стук из-за ворот раздался недовольный бас.

— Кому там неймется⁈

Скрип замерших на морозе петель, и в приоткрывшейся дверце появляется свирепая физиономия Горяты.

— Чего надо⁈ — Он близоруко щурится и выглядит натурально, как медведь, которого подняли из берлоги. Огромный! С нечесаной бородой и растрепанной шевелюрой на широченных плечах.

— Пустишь? — Подъезжаю ближе, чтобы он смог меня разглядеть, и слышу удивленное.

— Мать честная! Ты что ли, Фрязин⁈ — Грозное выражение лица тут же меняется на радостную улыбку, и повернувшись, он орет куда вглубь двора.

— А ну живо все сюда! У нас гость дорогой!

Ворота тут же распахиваются во всю ширь, как и улыбка на лице Горяты.

— Вот удружил! Рад видеть тебя, консул, в своем доме! Проезжай, располагайся!

Как только дворовые приняли у нас лошадей, я тут же попал в медвежьи объятия хозяина. Помяв меня как следует, Горята потащил в дом.

— Пошли! Напою, накормлю! Устали поди с дороги⁈

Вопросы сыпятся один за другим. Я не успеваю отвечать, но никто и не ждет моих ответов. Горята куда-то тянет, дворовые заполошно бегают, собаки на цепи брешут, как бешенные. В общем, бедлам еще тот, и эта гостеприимно-радостная суета вокруг меня закончилась, только когда я уселся на лавку за уставленным яствами столом.

Расслаблено откидываюсь спиной на стену и встречаю иронично-насмешливый взгляд.

— Неужто и ты, Фрязин, приехал за Новгород воевать⁈

Разлив по кубкам медовуху, Горята подвинул один из них мне.

— Или ты здесь по другим делам⁈

Взяв кубок, я отвечаю ему в той же чуть насмешливой манере.

— По этой, Горята Нездинич, по этой!

Опрокинув в себя свою чашу, он утер рот тыльной стороной ладони и рассмеялся.

— Удивил! Вот уж не думал, что ты за Новгород вступишься! — В его глазах вспыхнуло любопытство, перемешанное с недоверием.

Выдерживаю его прощупывающий взгляд и пожимаю плечами, как ни в чем ни бывало.

— А что тебя удивляет⁈ Чай не чужие люди, отчего ж не помочь!

Горята все еще недоверчиво косится на меня, а я держу его взгляд с совершенно невозмутимым выражением лица. Мне это совсем не трудно, поскольку я действительно привел своих бойцов на помощь, ну а то, что это не единственная моя цель, так всех моих планов никому знать не обязательно.

Не углядев никакого подвоха, Горята наливает по новой и, звонко чокнувшись со мной, выпивает.

Я такими лошадиными порциями эту сладковатую брагу пить не могу и налегаю на еду. Отломив куриную ногу, гладу себе на тарелку, а Горята, прожевав кусок мяса, вдруг наклоняется ко мне.

— Коли так, тогда вот что! Со мной пойдешь!

Оставив куриный окорочок, поднимаю взгляд на хозяина.

— Куда это?

Тот поначалу округляет удивленно глаза, а потом машет рукой.

— А! Ты ж токмо приехал, еще ничего не знаешь. — Он довольно осклабился. — Седни Ярославич собирает вядших людей новгородских на совет. Будем решать, как немчуру поганую с нашей земли выгонять.

* * *

В большой горнице княжьего терема собрался весь цвет новгородской знати. Александр сидит в торце залы, а представители первых родов на лавках по обеим стенам. Те, что попроще, или вторые сыновья, как Горята, стоят у входа общей толпой.

Я среди них зажат у самых дверей, и только благодаря тому, что моя голова возвышается над всеми, мне видно все, что происходит.

Ярославич сидит мрачный, а хорошо знакомый мне Афоня Михалчич вещает, обращаясь то к князю, то к своим сотоварищам.

— Ныне зима ранняя, и Волхов вон уже льдом сковало. Считаю, что тянуть боле не стоит и надо выступать прямо на Псков. Всей силой разом! И княжей дружиной и войском Новогородским.

С противоположной скамью тут же подал голос старший брат моего хлебосольного хозяина, Богдан Нездинич.

— Ежели мы всей ратью на Псков ударим, то как же с Копорьем быть?

— Да что нам глушь та! — Афоня рьяно кинулся отстаивать свою правду. — Крепостишка худая у черта на рогах! Успеем с ней разобраться! Сейчас куда важнее ливонцев из Пскова выкинуть!

Собрание одобрительно загудело, соглашаясь с тем, что Псков, конечно, важнее. Народ вокруг меня тоже закивал головами, а я вдруг вспомнил второе послание моему датскому командиру роты от его родственника из Ревеля. В нем тот хвастался, что ныне получил место оруженосца при самом ярле Густаве Харреманде и что вместе с ландмейстером Ливонии Андреасом фон Венвель они выдвигаются на восток, на Русские земли.

Тогда я понял это так. Та невероятная легкость, с какой войско Дерптского епископа овладело Псковом, пробудила нездоровую жадность и в Риге. Как я знал еще с университетской скамьи, Андреас фон Венвель в это время исполнял обязанности Ливонского ландмейстера Дитриха фон Гронингена, отбывшего на выборы магистра Тевтонского ордена. По всей видимости, этот Андреас решил, что Русь после нашествия монгол настолько ослабла, что уже не способна достойно обороняться. Раз так, то значит сама судьба посылает ему шанс отличиться, и надо ловить птицу удачи за хвост. Если промедлить, то все лавры и добыча достанутся Дерптскому епископу. Делиться славой с епископом Германом он не собирался, но и больших сил в столь короткий срок собрать тоже не мог. Поэтому сговорившись с датчанами, он двинулся на Новгород с севера и первой крепостью, которую они взяли, была Копорье.

Никаких подробностей об этом в отечественной истории больше нет, но зато в последнем письме из Ревеля Эрику сообщалось, что родственник его погиб под русской крепостью Копорье и что ярл Харреманд, рассорившись с фон Венвель, вернулся в Ревель, где и сообщил о гибели своего оруженосца.

Все это мгновенно прокрутилось у меня в голове, не мешая мне слышать все то, что творится в зале. В это время Афоня уже