ЯКнига - Алексей Самойлов

— И Книги тоже? — не унималась я.

— Любая форма достойна уважения. Мы с тобой единой плоти. Мы с глиной единой плоти. Мы с деревом единой плоти.

— Но все разные! — воскликнул Фома, скептически изучая свой кусок глины.

— Сейчас мы убедимся, что нет. Приступим к лепке.

Но руки почему-то не слушались, наверное, из-за непривычки. Мне вдруг показалось, что от перестановки определений в системе концепций ничего не меняется. Забыв об идее, что Бог есть создатель, можно полагать так: «Авторы — Идиоты, Типографы — Дьяволы, Читатели — Боги». Вспомнив эту идею, можно полагать иначе: «Авторы — Боги, Читатели — Ангелы, а Типографы — всё равно Дьяволы, поскольку «боги формы». Доказать ничего невозможно. И доказывать — не нужно.

Иисус и ученики исчезли, и на долю секунды я увидела искусственный свет. Очертания комнаты без мебели и запах селёдочной Леночки. Доказательство того, что я не сплю. Вот так всегда — подумаешь о чём-нибудь — и оно исполняется…

Хм, странно, только это не та комната! Я не помнила такой комнаты. Пусть в ней почти нет мебели — лишь пара толстых матрасов на полу да холодильник. И запах… похожий, да не тот. И ещё в комнате довольно прохладно.

Я внутренне приготовилась к самому худшему и распахнула глаза во всю ширь.

Меня крепко держали перед собой чьи-то руки, а взгляд Читателя скользил по одной из страниц. Я с удовольствием подметила, что этот взгляд — умный, пристальный и нежный — не причиняет дискомфорта. Вот только я действительно не могла вспомнить, как попала сюда, и как зовут Читателя. Им была девушка, не совсем юная, но и не поизносившаяся — она выглядела лет на пятьдесят книжного возраста, или примерно на двадцать пять человеческого. Последнее моё воспоминание — полка в Библиотеке — казалось чересчур далёким и нереальным. Что ж, остаётся только воспользоваться Читателем как зеркалом и для начала лучше спросить что-нибудь о себе, потому что люди очень неохотно разговаривают с Книгами даже во время чтения.

— Привет! Как меня зовут?

— Love Without Conditions.

Губы девушки даже не пошевелились, но я услышала то, что хотела. Я понимала оттенки человеческого языка — они подобны оттенкам языков из других миров. Например, книжный и открыточный языки очень похожи, просто наш немного потише и мелодикой побогаче. Эта Читательница говорила на одном из оттенков языка и моё имя назвала верно.

— Ты меня купила?

— Oh, it’s a surprising purchase!

— Я тебе нравлюсь?

— Very much!

— Ты мне тоже очень нравишься! Кто ты?

— Gloria…

— Глория… Странно, что ты не взяла меня в библиотеке.

— There are no libraries in our town. Americans don’t read books in general.

— Ты из американского мира? Как забавно, а люди вокруг называют свой мир русским. Это то же самое, что Книга, живущая среди Открыток.

— You said Russian? But you are written in English and published in the States!

— На самом деле мне без разницы. Абсолютно без разницы!

— My grandfather was Polish. Where do those strange sparkles come from?..

Глория вздохнула, растянулась на матрасе, отложила меня в сторону и исчезла. Передо мной возник другой человек — женщина за восемьдесят книжных, в косынке, с печальным и безнадёжным лицом. Она даже не читала меня, а буквально пронизывала своим взглядом. Я обернулась по сторонам — никакого намёка на комнату Глории. Небольшой светлый зал, столпотворение людей, какофония голосов. Очень, очень шумно! Моя Читательница стояла возле какого-то прилавка. Может быть, меня продавали? Что за чушь? Я уже продана, разве можно продать меня снова?

— What is the price for this book?

— Two dollars eighty cents, — ответил продавец, высокий мужчина в чёрном одеянии.

— Эй, постойте-ка! — заголосила я. — Хватит меня продавать!

— Words of Jesus Christ only for two dollars eighty cents! You must be kidding, it's ridiculous!

Женщина в косынке презрительно бросила меня на прилавок, а продавец… аккуратно положил поверх другой Книги, которая изумлённо воскликнула:

— We look like two Christmas postcards! How do you do, sister? From where did you come from?

— I flew from the Russian book store, — ответила я на её оттенке.

— Тебя перевели на русский язык? Да быть того не может!

— Честно говоря, я вообще не понимаю, как здесь оказалась. Меня читают!

— Oh, it must be your hallucinations then!

— Меня прямо сейчас читают! Понимаешь?

Тут до меня дошло, что я впервые в жизни вижу свою сестру! Но поверить в это не могу, потому что чувствую, что окружающий мир — глюки, порождённые моими ощущениями.

— Понимаю, сестрица. У меня тоже такое бывало. Ты видишь свою прошлую жизнь. Вернее, это она тебя видит и визуализирует мир вокруг.

— Не поняла.

— Наши литературные души вечны, а наши обложки и странички — нет. Вот твоя душа и путешествует по своим прошлым телам. Сейчас ты в теле американской Книги. В смысле, тебе кажется, что ты в её теле. Что ты чувствуешь?

Литературные души. Новое для меня словосочетание. Новое и очень красивое. А Лирика мне как-то нашептала, что всё красивое — истинно.

— Я чувствую… пожар и полёт… Но если мне кажется, что я в этом теле, тогда кто же в нём на самом деле?

— Ты как совокупность души и прежнего тела — ты прошлая. А ты как совокупность души и нового тела — это ты настоящая.

— А куда исчезла я из прежнего тела, чтобы я из нынешнего тела смогла проникнуть в прежнее в виде души?

— Читают тебя, я же говорю. Читают одновременно — тебя прежнюю и нынешнюю. Прежняя сидит в твоём нынешнем теле, а нынешняя — в прежнем. И при этом и та, и другая — ты, потому что это твоя литературная душа.

Я нахмурилась и засомневалась:

— А ты-то откуда всё знаешь?

— Ниоткуда. Сёстры владеют врождённой телепатией по отношению друг к другу.

Если бы у меня были материальные волосы, то они бы встали дыбом. Я проглотила все возможные языки с их оттенками и почувствовала, как безжалостный внутренний пожар плавит и обугливает моё тело.

— У нас же с тобою единая душа, радость моя! С какой луны ты свалилась? Сестру первый раз в жизни видишь?

— Да…

— А, тогда понятно. Я-то все свои два года только с сёстрами и общаюсь. Это, между прочим, гораздо более продуктивный путь самопознания, нежели всякие там читательские задвиги. Слушай, что я тебе мозги парю, давай я тебя обниму, и ты сразу всё поймёшь!

— Обними меня, скорее! — воскликнула я.

Но как только она прикоснулась ко мне, я ужаснулась, потому что не почувствовала ничего, словно наши невидимые руки потеряли способность к осязанию. Она была совсем нематериальной, моя сестра, и, тем не менее, прекрасно визуализировалась.

«Я же только душа в чужом теле!» — вспомнила я.

И утонула в холодном потоке бессознательного. Чтобы через пару секунд, а может, пару недель (длительность книжного времени, как говорил Восстание Ангелов, зависит от того, кто его измеряет) очутиться на улице среди солдат в доспехах с холодным оружием, женщин в чёрном и мужчин в длинных рубахах.