OCOБAЯ ПАПКА «БАРБАРОССА» - Лев Безыменский

Действительно, в апреле 1941 года советской дипломатии удалось заключить договор о нейтралитете с Японией, что уменьшило для СССР угрозу войны на два фронта и укрепило безопасность наших дальневосточных границ.

Принимая свое решение, Советское правительство нанесло решительный удар по всем планам создания единого антисоветского фронта и в Европе: это решение срывало все замыслы европейских мюнхенцев, старавшихся объединить Германию, Англию и Францию в планах, направленных против Советского Союза. Если заглянуть в дневники некоторых главарей третьего рейха, например, Альфреда Розенберга, то там можно найти строки, пышащие гневом по поводу того, что был заключен пакт. Розенберг считал его чуть ли не «изменой» нацистским идеям.

...В конце 1970 года на западногерманском книжном рынке появился интересный документ — изданные мюнхенским Институтом современной истории дневники сотрудника абвера (управления разведки и контрразведки ОКВ) Гельмута Гроскурта. Дневники содержат много любопытных записей, касающихся кануна войны и отношения «высших кругов» третьего рейха к советско-германскому пакту. Так, Гроскурт прямо зафиксировал в своих записях сомнения, связанные с пактом («Не попались ли мы на удочку?»). «Японцы серьезно обеспокоены, — писал он в конце августа 1939 года. — Весь антикоминтерновский пакт зашатался»[172]. Согласно записям Гроскурта, Гитлер в специальной речи 27 августа, произнесенной перед высшими чинами рейха, был вынужден оправдываться, говоря, что пакт «неправильно понят» в рядах нацистской партии[173].

Представляет большой интерес свидетельство Гроскурта о том, как были встречены события августа 1939 года в одной из «центральных лабораторий» нацистской агрессии — в абвере, возглавлявшемся адмиралом Вильгельмом Канарисом. Гроскурт указывает, что Канарис возлагал большие надежды на то, что удастся достичь какого-то соглашения между Англией и Германией. Заключение же пакта между СССР и Германией наносило удар по этим надеждам, и чины абвера были крайне встревожены данным обстоятельством. Не менее встревожены они были также тем воздействием, которое оказал пакт на союзников и сателлитов Германии. Так, 27 августа Гроскурт докладывал от имени абвера начальнику генерального штаба Гальдеру: «Пакт ухудшает положение, так как нам теперь никто не верит». Вслед за этим оп отмечал в дневнике: «Испания: неблагоприятное воздействие пакта»[174].

В равной мере обеспокоены были и те германские военные круги, которые отнюдь не принадлежали к почитателям Гитлера. Так, уволенный в отставку с поста начальника генерального штаба генерал-полковник Людвиг Бек составил специальный меморандум под заголовком «Русский вопрос для Германии». В нем он резко осудил заключение пакта, считая, что тем самым совершился «возврат России в Европу» и после заключения пакта СССР будет «отягощать стратегическую свободу действий Германии». В частности Бек писал, что отныне «прибалтийские государства потеряны для Германии». Итак, налицо любопытное совпадение: как в «архинацистских» кругах, так и в кругах, оппозиционно настроенных по отношению к Гитлеру, заключение пакта считалось фактом неблагоприятным с точки зрения далеких перспектив империалистической Германии.

Что же касается абвера, то там возмущались еще и по другой причине: адмирал Канарис давно носился с идеей использования украинской националистической эмиграции в целях создания базы для отторжения Советской Украины. Десятки тысяч марок были потрачены на изменников, которым абвер отводил роль сатрапов сначала в Западной Украине (после разгрома Польши), а затем — во всей Украине.

Этот план давно вынашивался в берлинских кабинетах: пожалуй, еще со времени кайзеровской оккупации Украины. Еще тогда в Берлин был вывезен недоброй памяти гетман Скоропадский, который был посажен на официальную пенсию от военных властей. Не получив, однако, от банкрота Скоропадского реальной помощи в осуществлении своих планов, вермахт обратился к другим националистическим группкам и группам, среди которых особое место заняла пресловутая организация ОУН, возглавлявшаяся сначала полковником Коновальцем, а затем Л1ельником. ОУН превратилась в главное орудие абвера. Для нее были созданы в Германии специальные диверсионные школы, а «внешней базой» была избрана Польша, где оуновцы совершали террористические акты против советских дипломатов и польских демократов. В этих подлых делах особенно отличились такие будущие тузы немецкого оккупационного режима, как Степан Бандера и Ришард Яры.

Не случайно в начинавшейся войне на Востоке абвер отводил своей оуновской агентуре особое место. Так, 9 сентября 1939 года, то есть уже после начала войны с Польшей, генеральный штаб отдал распоряжение о том, что на польской территории должны быть созданы три административные единицы: «Познань, Варшава, Западная Украина»[175]. Во исполнение этой директивы абвер срочно послал офицера из отдела диверсий и саботажа (абвер II) в штаб 14й немецкой армии «для отработки всех вопросов, связанных с Украиной». А 12 сентября на совещании в поезде Гитлера начальник отдела диверсий и саботажа Лахузен беседовал с Кейтелем и Риббентропом, обсуждая возможности действий украинских националистов в целях «образования самостоятельной польской и галицийской Украины»[176]. Гроскурт занес в свой личный дневник, что немедленно установил контакты с Мельником и Яры, дабы ускорить их приготовления.

Но этим планам абвера не суждено было сбыться.

17 сентября, в условиях, когда развал польского государства стал фактом, Красная Армия выступила на защиту интересов народов Западной Украины и Западной Белоруссии.

«Партия и Советское правительство, — отмечается в «Истории КПСС», — учитывали, что нельзя полагаться на то, что гитлеровская Германия будет долго соблюдать свои обязательства по договору. В интересах обороны страны надо было остановить гитлеровские войска подальше от жизненных центров СССР, не позволить им вынести свои стратегические рубежи к советской границе. СССР не мог остаться равнодушным и к судьбам братского населения Западной Украины и Западной Белоруссии, не мог отдать его под фашистское иго. 17 сентября 1939 года Красная Армия перешла границу, в короткий срок заняла Западную Украину и Западную Белоруссию. Эти области воссоединились с Советской Украиной и Советской Белоруссией в единые государства украинского и белорусского народов»[177].

Это обстоятельство вызвало в германских военных кругах большое недовольство. В вышеупомянутом дневнике Гроскурта отмечалось, что в верхушке рейха и вермахта царило подлинное возмущение по поводу того, что немцы дали «большевикам возможность беспрепятственно продвинуться вперед». Ришард Яры был, по словам Гроскурта, «вне себя от возмущения». А генерал Гальдер даже назвал 17 сентября днем «позора немецкого политического руководства»[178]. Эти эмоции можно объяснить: в высшем руководстве вермахта были явно недовольны тем, что для будущего нападения на СССР ухудшаются исходные позиции.

События, развернувшиеся в Европе после августа 1939 года, показали, что решение Советского правительства помогло сорвать многие планы гитлеровской Германии. В частности были расстроены планы, касавшиеся Прибалтики, которую Альфред Розенберг однажды назвал «п вызванной стать областью немецкого поселения»[179]. Из рассказов Урбшиса и Стегманиса мы знаем, как далеко заходили эти планы, предусматривавшие создание новой базы агрессоров близ советских границ н порабощение народов Прибалтики. Приведу еще один весьма характерный документ, касавшийся этой проблемы. 2 мая 1939 года сотрудник Риббентропа д-р Клейст излагал немецкие намерения следующим образом:

«В прибалтийских государствах мы хотим достичь такой же цели иным путем. Здесь не будет иметь места применение силы, оказание давления и угрозы (экономические переговоры с Литвой мы ведем, соблюдая в высшей степени лояльность и любезность). Таким способом мы достигнем нейтралитета прибалтийских государств, то есть решительного отхода их от Советского Союза. В случае войны нейтралитет прибалтийских стран для нас так же важен, как и нейтралитет Бельгии или Голландии; когда-то позже, если это нас устроит, мы нарушим этот нейтралитет, и тогда, в силу заключенных нами ранее пактов о ненападении, не будет иметь места механизм соглашений между прибалтийскими государствами и Советским Союзом, который ведет к автоматическому вмешательству СССР»[180].

Итак, вот какой была цель: сначала обеспечить нейтралитет, то есть «отход» прибалтийских государств от СССР, а затем нарушить этот нейтралитет и захватить Эстонию, Литву и Латвию. Осуществление этого замысла стало невозможным после заключения советско-германского пакта, а дальнейшее развитие событий показало, какие важные последствия имело заключение пакта для судеб этого района Европы.