Новый Мир ( № 11 2008) - Новый Мир Новый Мир

Хотя день Сатира был заполнен до отказа, у него тоже выдавались

минуты для размышлений. Как и Эльфа, его тревожил приближающийся момент выступления.

“Автомат Калашникова, — думал он, оглядывая лежащий на его коленях, похожий на неведомого черного хищника АКМ. — Автомат Калашникова. Холодный, надежный, мой. Вот и все. С тем и пойдем”.

Вот и все мысли, которые он мог себе позволить. Любые сомнения и страхи он давил, не давая разрастись.

Одна Белка ни о чем не думала и не тревожилась. После московской полуподпольной жизни она наконец почувствовала себя по-настоящему живой и свободной. Ей непрерывно хотелось что-то делать, и она целыми днями пропадала в лазарете. Порой настолько погружалась в заботы, что забывала о еде и вспоминала лишь тогда, когда помощник трогал ее за руку и показывал в сторону столовой. Даже разговаривая с Эльфом и Сатиром, она непрерывно что-то делала: листала справочники и пособия, мотала бинты, разбиралась с медикаментами, училась делать перевязки.

Где-то за месяц до дня выступления Ассаи Руги выдал Йону сумку с деньгами и отправил по городам, чтобы тот купил два автобуса, на которых повстанцы могли бы быстро и неожиданно добраться до резиденции полковников и захватить ее. Йон взял двух помощников-негров и отправился в путь. Он вернулся через пять дней в одиночестве.

— Где люди, что отправились с тобой? — спросил его отец.

Сын замялся:

— Они стерегут автобус и лошадей.

— Кого?!

— Лошадей.

— Каких еще лошадей?

— Обыкновенных, — смущенно отвернувшись, вздохнул огромный, как божок с острова Пасхи, Йон.

— Правда? — не веря в происходящее, спросил Руги.

Тот кивнул.

— Ты что, обкурился?

— Он что, действительно обкурился? — спросил Эльф у Белки, когда ее рассказ дошел до этого места.

— Ну, Йон сознался, что они немного покурили накануне, но не так уж чтобы очень.

— И много лошадей он купил?

— Табун голов в семьдесят. Цыгане сказали, что, если он не купит, они их на живодерню отгонят. Ему жалко стало, он и купил.

— Безумие какое-то. Тут без травы не обошлось, — растерянно сказал Эльф. — Откуда в Африке цыгане?

— Не знаю. Наверное, они везде есть, где люди живут.

Сатир захохотал.

— Ну, Йон! Ну, молоток! — восхищенно сказал он. — Черный Буденный!

На следующий день трое друзей вместе с Руги и его штабом отправились осматривать приобретения. Табун пасся в саванне на краю джунглей под охраной пяти пастухов. Лошади были на загляденье. С тонкими ногами, огромными, все понимающими глазами, аккуратно подстриженными хвостами и гривами.

— Их скорее всего у президента Восточно-Африканской Республики угнали, — сказал Руги. — Он любитель скачек. У него целый ипподром и конюшни при дворце.

Сатир восхищенно ухнул и медленно, чтобы не напугать, подошел к табуну. Осторожно погладил по шее ближайшего к нему рослого гнедого жеребца. Тот потянулся к его руке, понюхал ее. Сатир провел рукой по его блестящей спине, прижался щекой к округлому боку. Смеясь, обернулся к друзьям, призывно махнул рукой и исчез меж высоких крупов. Белка и Эльф углубились следом за ним и тут же потерялись среди лошадей, словно в подвижном, пахнущем пылью и потом, неимоверно красивом лабиринте. Они медленно бродили, осторожно гладили мягкие конские губы, любовались атласными шкурами, под которыми бугрились упругие мускулы, разговаривали с табуном, словно с какой-то новой, неведомой стихией.

“Яркое солнце, небо и лошади — что может быть лучше?” — думал

Сатир, глядя вокруг себя.

Вскоре в повстанческом войске была сформирована бригада кавалеристов. Поскольку хорошо держаться в седле могли только Сатир да Белка, то им и было поручено обучать черных соратников верховой езде.

Поначалу бойцы боялись лошадей. Они опасливо поглядывали на них издали, на предложения подойти поближе лишь улыбались, смущаясь собственной робости, и махали руками. Йону, который был назначен начальником кавалерии, пришлось употребить весь свой авторитет, чтобы заставить их забраться в седла. Постепенно боязнь исчезла, а многим верховая езда даже настолько понравилась, что их приходилось едва ли не силком стаскивать с уставших лошадей.

Белка время от времени не могла отказать себе в удовольствии бросить все и сломя голову сорваться в галоп, так что пыль столбом уносилась в небо. Пролетев по саванне, она возвращалась назад, к ожидавшему ее Сатиру и ученикам-неграм, хохотала в небо взахлеб, поднимала коня на дыбы, обнимала его за гордо выгнутую шею и была совершенно счастлива.

Вскоре русская троица взяла на себя обязанности пастухов и почти перестала появляться в лагере. Белка прихватила с собой книги по медицине и вечерами у костра продолжала учиться.

В травах саванны трещали цикады. Всхрапывали спутанные лошади. Шумели под ветром акации, роняли листья Белке на плечи. Пела, сгорая в костре, веточка. Доносился издали дьявольский хохот гиен. Перекликались негры-пастухи. Черная, густая, как патока и беспамятство, африканская ночь затопила саванну.

Сатир откинулся на спину.

— Звезды здесь какие огромные… — сказал он, покусывая сухую травинку. — Как норы…

Белка смотала бинты, сложила в сумку. Улеглась рядом с Сатиром, отняла у него травинку и, сунув ее в уголок рта, прочитала:

В Африке звезды очень яркие,

Как глаза

Долгожданной любимой

Нежданной смерти.

В Африке звезды острые,

Как пролетающие навылет

Пули и меткие слова,

Несовершенные великие дела.

В Африке звезды цепкие,

Как последняя надежда,

Бесполезная любовь,

Наивные желания…5

До столицы повстанческая армия добиралась двое суток. Двигались в основном по ночам, днем же отсиживались в небольших лесах, что встречались по пути. Асфальтовых дорог избегали, чтобы не привлекать лишнего внимания. Конница вообще шла вдали от любых дорог, поскольку лошадь для Африки — животное необычное, а слухи там, как и везде, распространяются очень быстро.

Русским путешествие было по душе. И если б их не тревожило то, чем оно должно закончиться, они бы чувствовали себя совсем хорошо. Чтобы не давать разрастаться своим страхам и волнениям, старались побольше разговаривать, пытались представить себе, что ждет их впереди, подбадривали друг друга.

— Война, если уж ты пошел на нее, если ты веришь в ее справедливость, должна быть праздником. Таким отчаянно опасным, может быть — последним в жизни, но обязательно праздником. Торжеством жизни, — рассуждала Белка. — Всякие гуманисты любят потрепаться о бессмысленности войн, о святости жизни, но это же чушь собачья! Все зависит

от того, за что ты воюешь. За что ты отдаешь свою жизнь и во имя чего отнимаешь чужую.

— Белка, у нас в отряде комиссара нет, — улыбаясь, обратился к ней Сатир, — не хочешь попробовать? Мы с Эльфом тебя поддержим, если до голосования дойдет.

— А что, у вас проблемы с боевым духом? — поинтересовалась она. — Хорошо, я подумаю.

Она пришпорила своего рослого вороного жеребца и легким галопом понеслась вперед. Эльф залюбовался: спина прямая, словно клинок шпаги, голова гордо и чуть нахально откинута назад, на губах играет еле заметная, как у Джоконды, улыбка. Одной рукой она небрежно держала повод,

другой придерживала АКМ. Конь раздувал черные, будто закопченные,

ноздри, выгибал крутой дугой шею, выпячивал бугристую грудь.

— Жанна д’Арк, — сказал Сатир, глядя ей вслед. — Только ее не канонизируют. Зато легко могут сжечь.

— Да… То ли Жанна д’Арк, то ли всадник апокалипсиса. Красавица… Святая… — вторил Эльф.

Последняя стоянка была километрах в пяти от Томе — столицы Дого. Там Сатир впервые увидел купленный Йоном автобус. Тот не ехал, а скорее ковылял, громыхая плохо проклепанной жестью и грозя развалиться в любую минуту.

— Ты уверен, что эта рухлядь сможет двигаться дальше? — спросил Сатир, завидев транспорт.

— Сюда же доехали… — возразил Йон.

— Ага… — сказал Сатир. — Будь я бизнесменом, никогда бы не взял тебя в партнеры. — Потом подумал и добавил: — И это лишнее доказательство того, что бизнес и человеческие взаимоотношения несовместимы.