Чисто женская логика - Виктор Пронин

— Я все поняла, — обреченно проговорила Касатонова, потупив глаза. — Вам просто нужен убийца.

— Что?!

— И вы готовы этот ярлык нацепить на кого угодно... Вам срочно нужен убийца. Для отчета.

Касатонова прекрасно понимала, что несет полную чушь, но в то же время сознавала, что эта чушь, во-первых, задевает Убахтина за живое, лишая его спокойствия и здравости, а во-вторых, имеет жесткую, скрытую логику, которую вот так сходу опрокинуть невозможно. А если учесть, что это абсурдное обвинение произносит женщина, которая сама кое-что сделала для разоблачения убийцы, то нет ничего удивительного в том, что следователь попросту потерял дар речи.

— Мне нужен убийца?! А на фиг?! На фиг?!

— Для отчета, — чуть слышно проговорила Касатонова, не поднимая глаз.

— На фиг?!

— Чтобы получить повышение.

— На фиг?!

— И вам повысят зарплату, — Касатонова не поднимала головы и не смотрела на Убахтина, словно бы стесняясь его корыстолюбивых устремлений, которые только сейчас вдруг ей открылись.

— Ни фига себе, — обессиленно произнес Убахтин, чуть изменив свой возглас.

— Вот вы говорите — отпечатки остались... — Нет! — Убахтин поводил в воздухе указательным пальцем из стороны в сторону. — Отпечатки — это ваше достижение, Екатерина Сергеевна! А мои достижения в другом. Я установил, откуда пистолет, я установил мотив... Вам известен мотив?

— Известен.

— Он достаточно убедителен?

— Достаточно.

— Вы видели ее дочь?

— Видела.

— Разговаривали с ней?

— Немного.

— И что?

— Красивая девочка.

— Эта красивая девочка не сомневается в том, что ее мать — убийца. Вам это известно?

— Да. Но показания родственников не имеют значения.

— Кто сказал вам такую глупость? Имеют! Если родственники оправдывают — да, их мнением можно пренебречь. А если родственники обвиняют... — То вы уж и счастливы?

— Да! Я смеюсь и заливаюсь!

— Часто случается, что для обвинений у них не меньше оснований, чем для оправданий. У родственников. И если уж вы отрицаете их оправдания, найдите в себе мужество пренебречь и их обвинениями.

— Екатерина Сергеевна! Что вы несете?!

— Не знаю, Юрий Михайлович, не знаю... — Касатонова подняла, наконец, голову и посмотрела Убахтину в глаза. — Я не говорю, что не верю, я говорю иначе — мне не верится, что это сделала Юшкова.

— Почему?! — взревел Убахтин.

— Потому! — ответила Касатонова, понимая всю бестолковость своего ответа.

— Как тогда понимать мою разгромленную квартиру? А охота за снимками? А сгоревшие книжные склады моего сына?

— А почему бы вам не спросить об этом у своего сына? Может быть, оттуда ниточка тянется? Может быть, ваш сын запутался в платежах, авансах, арендах?

Это вам не приходило в голову?

— Приходило.

— И что?

— Ничего.

Касатонова и сама не могла разобраться в своих ощущениях. Она лишь поймала себя на том, что ей почему-то нестерпимо хотелось оправдать Юшкову, доказать ее невиновность. Может быть, за этим стояло простое бабье желание уязвить Убахтина? Нет, тут она могла ответить себе совершенно твердо — не было у нее такого желания. С каждой минутой, проведенной в кабинете следователя Касатонова все сильнее ощущала что-то большое и громоздкое, что ворочалось в ее сознании и раздражало своей неопределенностью.

Что это было?

Сомнение?

Или наоборот — уверенность?

— Екатерина Сергеевна, — взяв себя в руки, Убахтин заговорил негромко и рассудительно. — Давайте проговорим то, что нам известно. Балмасов некоторое время жил с Юшковой, достаточно долго, лет пять не меньше. Это много, люди за это время вполне способны внутренне породниться. Это и произошло с Юшковой. Но Балмасов вдруг бросает ее и уезжает в Турцию с дочкой. Он испортил девочку алкоголем, наркотиками, роскошью, заразил собственной порчей. Это достаточный мотив, чтобы пустить пулю в лоб?

— Достаточный, — согласилась Касатонова. — Но пуля была пущена в затылок.

Мне Юшкова сама об этом сказала.

— Она вам сказала, что выстрел был сделан в затылок?! — Убахтин приник грудью к столу, будто готовился к прыжку, будто услышал нечто такое, что переворачивало всю картину преступления.

— Сказала, — кивнула Касатонова.

— Сама?

— Ну, — Касатонова не понимала вопросов Убахтина, все о чем они говорили, казалось ей очевидным.

— Без всякой подсказки с вашей стороны?

— Она сказала в том смысле, что вот пуля в затылке, тело в морге... Ну, и так далее.

— Сама сказала?

— Ну, да, да! — с легким раздражением подтвердила Касатонова. — Что из этого следует?

— Из этого следует, что она сама и всадила пулю в балмасовский затолок! — веско отчеканил Убахтин. — Откуда ей известно, что пуля в затылке, а не во лбу?

— Она могла по телевизору увидеть, услышать, — неуверенно проговорила Касатонова.

— Не-е-ет! — Убахтин опять поводил указательным пальцем из стороны в сторону. — Всю информацию об убийстве для телевидения давал я сам! Лично! И никто другой! И сознательно, вникаете? сознательно внес ошибку, впрочем, можете назвать это ловушкой — я везде, всем и на всех уровнях говорил, что Балмасов застрелен выстрелом в сердце. И телевидение по всем каналам сообщило — пуля в сердце. И вдруг моя ловушка сработала! Вдруг моя ловушка захлопнулась! Я все время ждал — с какой стороны появится информация о выстреле в затылок! И дождался! Юшкова! Именно она первая сказала — пуля в затылке. Вопросы есть?

Касатонова помолчала, причем, скорбно помолчала, как бы огорченная бесчувственностью следователя, грубостью его мышления, подозрительностью. Потом горестно вздохнула, осторожно подняла глаза.

— Они ведь прожили вместе столько лет, Юрий Михайлович.

— Ну и что?

— Она могла почувствовать.

— Это как? — не понял Убахтин.

— Чувства могли ей подсказать, что Балмасов убит выстрелом в затылок.

— А что, так бывает? — удивлению Убахтина не было предела.

— И очень часто.

— Если она такая чувствительная... — Убахтин не знал, чем закончить эти слова, — если она такая чувствительная... То какого черта поперлась той ночью к Балмасову?

— Сердцу не прикажешь, — смиренно ответила Касатонова. — Кстати, а вы нашли пистолет?

— Нет. Она говорит, что выбросила его.

— Вот видите.

— Что видите?! Что видите?! Убийца сумел избавиться от орудия преступления! Значит, все продумала заранее! Значит, готовилась! Значит, все осуществила сознательно!

— А вы уж и рады.

— Не понял?!

— Разбиты человеческие жизни... А вы веселитесь.

— Не понял?! — Убахтин обессиленно откинулся на спинку стула и уставился на Касатонову белыми от бешенства глазами.

— Вы считаете, что это справедливо?

— Что справедливо? Что?!

— Все, — чуть слышно обронила Касатонова.

— Милая дамочка! В мою задачу не входит поиски справедливости. Если уж на то пошло, мне это глубоко безразлично.

— Оно и видно.

— Мне по барабану, кто прав, а кто виноват! Кто кого соблазнил, кто кому не доплатил, кто чья дочь, а кто чей любовник! Моя задача простая и унылая — найти убийцу. И я нашел. А что касается справедливости, гуманности, терпимости и прочих прекрасных качеств человеческих, то для них есть суд. Вот суд пусть и решает, кто прав, а кто виноват. Не мое это дело. Мне говорят — дайте убийцу. Я говорю — возьмите, вот он. И делайте с ним все, что хотите! Моя задача выполнена.

— Конечно, — кивнула Касатонова. — Всем нужен убийца. И вы этих убийц поставляете в необходимом количестве.

— Боже! Какую чушь вы несете, Екатерина Сергеевна! Хотите... Хотите, Юшкова при вас, вот сейчас, сию минуту подтвердит все свои показания?

— Хочу, — прошептала Касатонова.

— Хорошо!

Убахтин нажал неприметную кнопку на своем столе и через некоторое время в дверях появился щуплый паренек в зеленоватой форме, с косо сидящей на голове фуражке, со сдвинутой набок пряжкой ремня.

— Юшкову сюда!

Конвоир вышел, осторожно прикрыл за собой дверь и тут же послышался грохот удаляющихся шагов — сапоги на парнишке тоже, похоже, были не по размеру.

Несмотря на всю бессмысленность возражений Касатоновой, продиктованных не столько многозначностью фактов, сколько обычной женской логикой, которая если и не идет поперек мужской, то где-то рядом, в стороне, что-то в ее словах зацепило следователя, заставило его если не усомниться в очевидности той картины преступления, которая сложилась в папке уголовного дела, то хотя бы еще раз взглянуть на эту картину. Видимо, не все подробности преступления в сознании Убахтина стыковались без зазоров и накладок. И его что-то смущало в этом убийстве.

— Если Юшкова сказала, что Балмасов убит выстрелом в затылок, — медленно проговорил Убахтин, — значит, она там была. Юшкова была на месте преступления.

— Она этого и не отрицает.