Ночи Виллджамура - Марк Ньютон

«Так кончится мой мир, – размышлял он, – не слезами и стонами, а огромным страшным взрывом».

И сегодня он вновь созерцал признаки своего старения.

Углубившиеся морщины на лице.

Седые волоски.

Боли.

Порезы и царапины на коже.

Таково было наследие смертных, то, к чему он не привык. Каждый раз, замечая очередное ухудшение, он застывал у зеркала и почти час не мог отойти от него, рассматривая себя, пытаясь смириться с фактом своей грядущей смерти. Эта мысль завладевала всем его сознанием. В его уме не оставалось места ни для чего другого.

Наконец он отложил реликвию в сторону, встал, подошел к одной из своих бесчисленных книжных полок и снял с нее книгу. С другой полки, нагруженной свитками, достал карту. Зажег три фонаря, поставил их на стол и сел работать.

В прошлом месяце он два дня страдал от мигрени. Такой неприятности с ним не случалось уже несколько сотен лет.

Главной заботой всех жителей Виллджамура, острова Джокулл и прочих островов империи было сейчас Оледенение – ледниковый период, давно уже предсказанный астрономами и историками. Однако в этом событии были свои позитивные стороны, – в частности, для Дартуна оно означало осуществление давно манившей его возможности исследовать один из древнейших мифов.

Врата Миров.

Мифические проходы в другие пространства. Говорили, будто их построили дауниры, создатели островов под красным солнцем, чтобы связать одни миры с другими. Одни жрецы шептали, что сквозь них можно шагнуть в жилище богов, другие утверждали, что они, напротив, ведут прямиком в ад. Но наверняка никто ничего не знал, и потому многие полагали, что это только сказки, которые рассказывают жрецы Джорсалира. Сам Дартун провел сотни лет, собирая и записывая все имеющиеся исторические свидетельства. Но у него был доступ лишь к тому, чем обладали империи запада, а этой информации нельзя было доверять полностью. Народы Варлтунга и другие жители востока передавали свою историю из уст в уста, без сомнения сидя вечерами у костра. «Романтично, – думал Дартун, – но однобоко». Тем не менее ему удалось, пусть и в самых общих чертах, вычислить, где могли бы располагаться Врата Миров. Чтобы добраться до них, пришлось бы плыть на север, за пределы империи, забраться дальше Фолка и Тинеаг’ла. Однако теперь мороз выкует надежный и прочный ледовый щит. А значит, он сможет исследовать эту область быстрее, не сбиваясь постоянно с курса из-за прихотей сурового северного моря.

Наступление Оледенения для него лично означало возможность путешествовать по миру.

Ему тем более хотелось начать пользоваться ею как можно скорее, потому что бессмертие ускользало от него, а значит, он больше не владел такой роскошью, как неограниченное время. Итак, скоро он тронется в путь в компании нескольких членов ордена Равноденствия, которые уже покинули Виллджамур. На севере они найдут новые миры. И еще его не покидала смутная, отчаянная надежда, что там, в этих мирах, его будет ждать технология, которая поможет ему продлить свою жизнь. Больше ему не на что было рассчитывать.

В дверь постучали, и он удивленно поднял голову:

–  Кто там?

–  Это я, Верэйн, – ответил ему женский голос.

Его взгляд, как обычно, сначала задержался на ее фигуре, а уж потом перешел на лицо, хотя лицо было не менее изысканно – тонкое, с правильными чертами, под шапкой черных как смоль волос. Как всегда, она была в темном обтягивающем облачении. Дартун встретил ее, девочку-сиротку, когда она с помощью реликвии развлекала посетителей одного сомнительного трактира в Кейвсайде. Прежде всего он заинтересовался тем, где она ее достала, и только потом – как научилась ею пользоваться. Оказалось, она стащила реликвию у культиста, которому делала минет, после того как он объяснил ей, для чего нужна эта штука. Ей было тогда всего тринадцать, но она всегда неплохо соображала. Дартун немедленно разыскал того культиста, представителя какой-то мелкой бесполезной секты. Он отхлестал его энергией дауниров, оставив в нем ровно столько жизни, чтобы тот понял, что больше ему не жить.

Скоро стало ясно, что даже в столь нежном возрасте Верэйн усваивает технологии дауниров не хуже, чем иной записной культист. Поэтому он решил взять ее к себе, а не бросать одну на улицах Виллджамура. Десять лет спустя она стала его любовницей. Возможно, ему льстило внимание молодой женщины, а может, все дело было в том, что в период своего бессмертия ему казалось проще потакать своему влечению к красивому телу, чем строить отношения с кем-то, кому суждено уйти из жизни раньше его.

Верэйн улыбнулась ему одной стороной лица, как делала всегда. Его влечение к ней было исключительно сексуальным. Будучи бессмертным, он уже терял партнеров, с которыми у него складывались глубокие эмоциональные отношения. Никто из них не хотел жить вечно, даже в тех редких случаях, когда он осмеливался предложить им этот дар; отказ ранил его чаще, чем ему хотелось вспоминать. Только легкие, ни к чему не обязывающие сексуальные отношения доставляли ему теперь радость и меньше всего боли. Даже теперь, когда он знал, что умирает.

–  Кое-кто из наших отправляется на Тинеаг’л на корабле, – объявила она.

–  А первая группа уже там?

–  Еще нет, но со дня на день будут.

–  Хорошо. – Он с облегчением вздохнул. Все уже на мази. Все вот-вот начнется. Проверка его знаний, учебы и работы; его теории, его надежды, его желания воплотятся в жизнь.

–  Ты хорошо себя чувствуешь? – забеспокоилась Верэйн, от которой не укрылся его вздох.

–  А почему бы и нет?

–  Ни почему. Просто… скоро ведь все станет по-другому, да?

–  Конечно. Такова природа нашего мира.

–  Я беспокоюсь, Дартун. Ты так переменился в последние несколько недель. Когда-то ты говорил мне, что, если мне станет страшно, я могу прийти к тебе. Но что, если я страшусь тебя?

–  Меня? – Дартун засмеялся. – А чего меня бояться, да еще тебе? – Шагнув к ней, он взял ее ладони в свои. Затем поцеловал ее в лоб, скорее как отец, чем как возлюбленный.

Она посмотрела на него словно издалека, как обычно. Он чувствовал, что она его не понимает – может быть, даже не хочет понять. А может быть, просто не может.

Не исключено, что на всем свете нет человека, который мог бы его понять.

–  Иди к ним, – сказал он ей, – и скажи, пусть готовятся. Следующая остановка – север. А там, глядишь, найдем местечко потеплее.

Где я смогу снова обрести бессмертие.

Глава четырнадцатая

Люди двигались по городу как потерянные. Все то и дело опаздывали, самые обычные дела шли наперекосяк, а все из-за того, что многие привычные городские маршруты оказались завалены снегом. Любой путь занимал теперь больше времени, чем раньше, и люди, похоже, выходили из дому только для того, чтобы бросить вызов необычайно затянувшейся зиме. Для многих она наверняка станет последней. У румелей было больше шансов снова увидеть лето, наблюдать, как деревья и вся земля вокруг словно взорвутся жизнью.

Джерида особенно раздражало, когда люди внезапно вставали посреди дороги как вкопанные, прямо у него на пути. Так и хотелось иногда стукнуть кого-нибудь по затылку, чтобы помнили, что они не одни. Особенно часто прохожие останавливались здесь, восхищаясь этим уголком в стиле цивилизации Азимут, с его небольшими куполами и укромными площадями из песчаника, которые так не вязались с более поздними постройками города, высеченными из местного известняка и становившимися чем дальше, тем выше. Зато ему нравилось ощущать снег, поскрипывающий под сапогами, его хрусткую плотность.

Эта улица, на которой располагались старейшие магазины города, была истинным раем для торговцев антиквариатом, экзотикой и пряностями. На одной ее стороне бок о бок стояли три дешевых отеля. Однако ночью здесь все менялось: тротуар перед отелями становился местом куда более сомнительных сделок. Разного рода темные личности встречались здесь друг с другом, одно быстрое движение – и незаконный товар переходил из рук в руки за бешеные деньги. Здесь можно было повстречать культиста, которому срочно понадобились деньги, болтали, что здесь же продают странных существ, скользких гибридов людей и животных, но Джерид никогда не видел ничего подобного.

Свернув в узкий боковой проулок, Джерид почувствовал, как на него нахлынули воспоминания о тех днях, когда он, совсем еще молодой румель, регулярно ходил сюда с Марисой. Он не помнил, когда она в последний раз держала его за руку, но хорошо помнил, как еще до свадьбы она то и дело таскала его сюда, посмотреть на безделушки, милые ее сердцу. Когда-то ему хотелось проникнуться ее интересами, чтобы больше о ней узнать. Наверное, лет сто прошло с тех пор, как он пришел сюда впервые и стоял на залитом солнцем тротуаре, наслаждаясь тишиной и покоем, пока она прочесывала магазин. Вот и сейчас ему хотелось думать, что он по-прежнему с Марисой, хотя это было не так. Возможно, к старости он стал сентиментальным, как люди. А может быть, между двумя ветвями гоминидов различий было меньше, чем утверждали некоторые.