Буревестник - Майкл Муркок

– Ты отважен, – низким голосом сказал Элрик. – Я обещаю, ты будешь вознагражден.

– Мне нужна только одна награда, господин.

– Какая?

– Смерть. Я не могу жить с таким телом, которое на меня самого наводит ужас.

– Я подумаю, как тебе помочь, – пообещал Элрик. Несколько мгновений он размышлял, потом, кивком попрощавшись с разведчиком, вышел из комнаты.

Снаружи его ждал Мунглам.

– Похоже, плохи наши дела, Элрик? – тихо спросил он.

Альбинос только вздохнул.

– Может быть, мне стоило сначала отправиться за щитом Хаоса.

– Это что такое?

Элрик пересказал Мунгламу все, что узнал от Сепириса.

– Такая защита нам бы не помешала, – согласился Мунглам. – Но сейчас у нас другие дела: завтра мы выходим в море. Офицеры ждут тебя в зале.

– Я скоро выйду к ним, – пообещал Элрик. – Прежде мне нужно зайти к себе и собраться с мыслями. Скажи им, я приду, когда все обдумаю.

Оказавшись в своей комнате, Элрик запер дверь, не переставая размышлять над тем, что узнал от разведчика. Он знал, что без помощи потусторонних сил ни один флот, каким бы большим он ни был, какими бы бесстрашными ни были моряки, не смог бы противостоять Джагрину Лерну. В его же распоряжении был относительно небольшой флот, потусторонние силы ему не помогали, средств для поражения Хаоса у него не имелось. Если бы у него сейчас был щит Хаоса… Но теперь жалеть о принятом решении было бессмысленно. И потом, если бы он отправился на поиски щита, то не смог бы участвовать в предстоящей битве.

Перед уходом он несколько недель читал старинные книги в форме свитков, табличек, листов драгоценных металлов с выгравированными на них древними символами, и сейчас ими была завалена вся комната. Элементали в прошлом помогали ему поддерживать вещи в порядке, но теперь Хаос привел их в такое состояние, что они большую часть времени оставались немощными.

Он снял с пояса меч и бросил его на кровать, застланную шелками и мехами. Он с иронией вспомнил те прежние времена, когда он, бывало, впадал в отчаяние. Какими же мелкими в сравнении с нынешним грузом, отягощающим его душу, казались ему теперь причины, вызывавшие те приступы хандры. Хотя он и чувствовал себя усталым, но все же решил не заимствовать украденную энергию у Буревестника, потому что испытываемая им при этом эйфория сводилась на нет чувством вины. Это чувство владело им с раннего детства, когда он впервые понял, что видит на лице своего отца выражение не любви, а разочарования в том, что он породил больного отпрыска – бледного альбиноса, который без снадобий или колдовства ни на что не годен.

Элрик вздохнул и подошел к окну, откуда открывался вид на невысокие холмы и море за ними. Бессознательно он заговорил вслух, надеясь, что вместе со словами его хотя бы частично покинет напряжение.

– Я не ищу этой ответственности, – сказал он. – Когда я сражался с Мертвым Богом, тот говорил, что боги и люди – это тени, марионетки в представлении, разыгранном до начала настоящей истории Земли, до того как люди взяли судьбу в свои руки. Потом Сепирис сказал мне, что я должен сражаться с Хаосом и способствовать уничтожению мира, в котором живу, иначе история никогда не начнется, а реализация великой цели, предписанной судьбой, будет отложена. А потому я должен пройти все испытания, закалиться, чтобы исполнить то, что мне предначертано, я не должен знать душевного покоя, должен без конца сражаться с людьми и материей Хаоса, должен ускорить кончину этой эпохи, чтобы в какие-то отдаленные времена люди, не знающие искусства колдовства или Владык Высших Миров, могли бы перемещаться по миру, в котором не будет сил Хаоса, где справедливость может существовать реально, а не как некая умозрительная концепция, созданная философами.

Он потер свои красные глаза.

– Значит, судьба делает Элрика мучеником ради того, чтобы в мире мог властвовать Закон. Она вручает ему меч, порождение самого уродливого зла, этот меч уничтожает как друзей, так и врагов, выпивает их души и этим питает Элрика, давая ему необходимые силы. Этот меч делает меня слепым ко злу и к Хаосу, чтобы я мог уничтожить зло и Хаос. Она не делает меня каким-нибудь бесчувственным болваном, которого легко убедить в чем угодно и который готов на самопожертвование, нет, она делает меня Элриком из Мелнибонэ и заставляет меня безумно страдать…

– Мой повелитель разговаривает вслух сам с собой, и мысли его мрачны. Поговори лучше со мной, и я помогу тебе справиться с ними.

Узнав этот нежный голос и удивившись, Элрик быстро повернулся и увидел Заринию. Она стояла перед ним, вытянув вперед руки с выражением любви на молодом лице. Он сделал шаг ей навстречу, но остановился и сердито сказал:

– Когда ты сюда приехала? Зачем? Я же говорил, чтобы ты оставалась во дворце отца в Карлааке, пока с этим не будет покончено. Если только это случится.

– Если только это случится… – повторила она, уронив руки и пожав плечами. Хотя она была еще очень юна, но со своими полными алыми губами и длинными черными волосами держала себя как принцесса и казалась старше своих лет.

– Не спрашивай меня об этом, – резко сказал он. – Мы здесь об этом предпочитаем не говорить. Лучше ответь на мой вопрос: как и зачем ты здесь оказалась? – Он знал, каким будет ее ответ, а говорил лишь для того, чтобы продемонстрировать свое недовольство, которое было следствием страха за нее, – она оказалась сейчас всего в нескольких шагах от опасности – опасности, от которой он уже избавлял ее.

– Я прибыла сюда с двумя тысячами воинов моего кузена Оплука, – сказала она, с вызовом тряхнув головой, – который присоединился к защитникам Ухайо. Я приехала, чтобы быть рядом со своим мужем, если ему может потребоваться утешение. Боги знают, что у меня почти не было возможности выяснить это!

Элрик мерил шагами комнату.

– Я люблю тебя, Зариния, и поверь: будь у меня малейшая возможность, то я был бы сейчас с тобой в Карлааке. Но такой возможности у меня нет. Ты знаешь мою роль, мою судьбу, мой рок. Своим приездом ты несешь мне печаль, а не помощь. Если это дело завершится удачно, мы встретимся снова в радости, а не в страданиях, как теперь. – Он подошел и обнял ее. – Ах, Зариния, не нужно было нам вообще встречаться, не нужно было соединять наши судьбы. В такое время мы можем только приносить боль друг другу. Наше счастье было таким коротким…

– Если мое присутствие причиняет тебе боль, значит, от этого никуда не деться, – тихо сказала она. – Но если тебе потребуется утешение, я буду рядом, мой повелитель.

Он тяжело вздохнул.

– Это слова любви, моя дорогая, только вот сказаны они не во времена любви. Я пока забыл о ней. Попробуй сделать то же самое, и мы оба сможем избежать ненужных осложнений.