Подвиг разведчика - Валерий Рощин

— Разве ты не мечтаешь свить уютное гнездышко, наполненное благополучием и тихим счастьем? Чтобы вокруг бегали маленькие дети, и дом был полной чашей?.. — продолжал он вполголоса плести бесконечные словесные кружева.

Та напряженно молчала…

Князев подлил в фужеры шампанского, предупредительно подал один Эвелине, мимоходом наклонившись и поцеловав гостью в щечку. А когда и это действие не возымело явного отпора, неподвижная до того мужская рука осмелела и поползла вдоль бедра под юбку…

«Сейчас я все-таки ему врежу!.. — прицелилась она к его физиономии. — Хотя нет, пусть почувствует себя неотразимым донжуаном. Посмотрим, насколько ошибался в нем Костя».

Расторопные пальцы уже ощупывали широкую, ажурную резинку чулка…

Эвелина медленно перевела взгляд на Князева и внезапно отчетливо поняла, насколько сидящий рядом и в сущности ничего для нее не значащий волокита самонадеян, доволен собой и происходящим вокруг. Ему нравилось это убогое подземелье с одним лишь приличным портретом на стене. Он наслаждался впечатлением, производимым на полунищего врача щедро накрытым столом. Радовался встрече, полагая: если однажды она приняла приглашение, то непременно ответит согласием и в другой раз. А самым отвратительным открытием стало то, что Князев был способен на подлое предательство.

В ней быстро росло негодование и вдруг нестерпимо захотелось сию же минуту испортить настроение несносному, нахальному снобу, вездесущие пальцы которого уже теребили краешек ее нижнего белья и норовили заставить слегка раздвинуть ножки.

Дотянувшись до тяжелого медного канделябра, она придвинула его ближе, чуть наклонилась к Антону и, улыбнувшись, шепнула:

— Если ты немедленно не уберешься из-под моей юбки, я разобью эту антикварную штуку о твою голову. А потом, сознательно нарушу клятву Гиппократа — преспокойно уйду домой…

Спустя несколько мгновений ей стало немного жаль именинника, сидевшего подобно провинившемуся школьнику за партой — аккуратно сложив на столе перед собою руки. Выждав, когда того покинет замешательство, она уже мягче, но без колебаний сказала:

— Знаешь… Кокетка из меня никудышная — я могу либо всем сердцем обожать и любить человека… как обожаю и люблю Константина. Либо… — и, чуть вскинув тонкую бровь, снова покосилась на медный канделябр, — в общем, извини…

Она вопросительно посмотрела на странника: «Я ответила «нет». Вы же именно этого ждали?!» Глубокий взгляд мудрого старца помимо строгой взыскательности теперь излучал доброту и неиссякаемую веру. В ту же секунду искоркой вспыхнула мысль: «Господи, я сижу здесь с чужим и безразличным для меня мужчиной, а Яровой, быть может, вернулся и ждет где-то рядом!..»

В последний раз, взглянув на висевшую картину, очаровательная девушка поблагодарила седого человека; торопливо, словно боясь не поспеть за мыслями, встала из-за стола, и, не прощаясь с виновником торжества, покинула подвальчик.

Глава шестая

/Санкт-Петербург/

Уже на следующий после именин Князева день — четвертого января в Санкт-Петербург одно за другим пришли два сообщения от старших офицеров, возглавляющих группы контрразведки в западном Дагестане.

Первое донесение из Арчо гласило:

/«Под предлогом поиска и ликвидации сети поставок и распространения запрещенных наркотических средств, группой совместно с МВД Дагестана проведена проверка горного селения Арчо./

/В ходе проверки установлено:/

/1. В целом обстановка в селе, несмотря на близость к чеченской границе (25 километров), нормализованная и спокойная./

/2. Два года назад в Арчо поселилось две семьи чеченских беженцев: Катраевы и Усмандиевы;/

/3. Старшим сыном Усмандиевых в течение нескольких последних месяцев под видом животноводческого хозяйства создавалось незаконное вооруженное формирование из местной дагестанской молодежи. В становлении банды в качестве духовного наставника активное участие принимал и старейшина рода Катраевых. Мусса Катраев (1930 года рождения) регулярно проводил с набранными молодыми боевиками беседы крайнего ваххабистского толка;/

/4. Банда общей численностью 18–20 человек располагает арсеналом автоматического оружия и боеприпасами, доставляемыми из Чечни./

/По всем признакам именно эта преступная группировка имеет прямое отношение к нападению на патрульный милицейский автомобиль и убийству трех сотрудников Дагестанского МВД осенью прошлого года на трассе Ботлих—Агвали»./

Донесение из Миарсо было немного лаконичнее:

/«В процессе совместной проверки с сотрудниками Махачкалинского Отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотических средств, каких-либо подозрительных фактов, свидетельствующих о готовящихся в селе Миарсо терактах не установлено. Однако, посланные мною сотрудники ФСБ в указанный Вами район пещер (один километр к северо-западу от села), обнаружили разбитый лагерь чеченских боевиков./

/Численность банды — до пятидесяти человек; вооружение слабое — около десяти автоматов Калашникова, две автоматические винтовки М-16 устаревшего образца; охотничьи ружья, гранаты. Судя по характеру поведения боевиков, банда находится в готовности предпринять в ближайшие дни какие-то активные действия. Скрытное наблюдение за бандой продолжается»./

Картина приготовления чеченских сепаратистов к чему-то грандиозному в западном Дагестане вырисовывалась все ярче и четче. Не выдавая эйфории, Антон Князев, прибыв по срочному вызову Серебрякова в клинику, чувствовал себя на седьмом небе оттого, что высказанная им 31 декабря гипотеза подтверждалась и становилась реальным фактом.

А вскоре подоспело и третье сообщение — из райцентра Агвали…

/«С помощью начальника местного РОВД (бывший командир роты спецназа, ветеран войны в Афганистане), удалось выяснить личность «Сайхана»./

/Сайхан Сусаев — 1970 года рождения. Чеченец. Холост (разведен решением шариатского суда в 1998 году). В первую чеченскую компанию воевал в различных формированиях Дудаева. Ныне занимается перепродажей наркотиков. С поличным был взят однажды, но во время следствия сумел откупиться и получил условный срок. Имеет налаженную сеть оптового сбыта наркотиков в соседние республики и области РФ./

/Задержан моей группой третьего января сего года. После усиленной «обработки» Сайхан Сусаев сообщил:/

/1. Описанный Вами караван с коноплей, направлялся и благополучно прибыл именно к нему;/

/2. На момент задержания 80 % конопли уже реализовано;/

/3. С чеченскими боевиками поддерживает исключительно коммерческую связь — деньги за реализацию караванного товара (за вычетом своего процента) должен был передать людям полевого командира Абдул-Малика;/

/4. О стратегических планах Командования ВС ЧРИ Сайхан Сусаев не знает./

/Ныне Сайхан Сусаев отпущен и ожидает появление людей Абдул-Малика под нашим контролем/

/Список фамилий постоянных перекупщиков наркотических средств ниже прилагается…»/

— Антон, задержись немного, — шепнул Серебряков Князеву после окончания очередного совещания, посвященного разбору донесений из Дагестана.

Князев понимающе кивнул, а про себя едва не выругался — его план посещения кабинета Эвелины с извинениями за неудавшийся вчерашний вечер в ресторане рушился словно карточный домик…

Когда сотрудники Центра удалились из ординаторской и голоса их стихли у лифта, Сергей Николаевич накинул поверх пижамы шинель, водрузил на голову генеральскую папаху и предложил молодому коллеге прогуляться на свежем воздухе. Они неторопливо спустились по лестнице вниз; Антон получил в гардеробе пальто, с привычным тщанием оделся у зеркала и вышел вслед за Серебряковым на застекленное крыльцо.

— Хочу поговорить с тобой с глазу на глаз. Не возражаешь? — взял его под руку руководитель Центра и направился по узкой аллейке между серым зданием клиники и ровным рядом черневших в вечерней тьме деревьев.

— Нет, отчего же? — незаметно вздыхая, отвечал тот.

— Я ведь вижу: не складываются у вас отношения с Альфредом Анатольевичем. А жаль — дуэт получился бы великолепный, неповторимый. С твоими способностями к анализу, да с его опытом!.. Ну да ладно, не об этом я хотел…

Антон уж давно смекнул о чем тот собирался повести речь. Еще там — в холле, расправляя против высокого зеркала тонкое кашне на шее, он не смог сдержать презрительной усмешки. Своим приглашением на эту чертову прогулку генерал признавал его полную и безоговорочную победу над Альфредом Анатольевичем. Не с ним — старым, консервативным и надменным уродцем, а с молодым одаренным Князевым Серебряков решил поделиться сокровенным и посоветоваться в последний и решающий момент перед отданием приказания о переброски на восток Чечни нескольких крупных войсковых соединений.