Дахут, дочь короля - Пол Андерсон

Молитва звучала скучно и бессмысленно. Внезапно он отошел от текста:

— Тебе я поручаю Ис, своих детей, своих жен, всех, кто мне дорог, — потому что кто еще станет о них заботиться?

—  Идите, — произнес по-исански Сорен, — и пускай исполнится воля богов. — Его взгляд следил за парой, пока те не скрылись из виду.

Храмн присоединился к Грациллонию, проходя в рощу. Скоро огромные старые стволы и густо растущая листва скрыли строения. Испещренная солнцем тень заполняла пространство среди дубов, под их сводчатыми кронами. По какой-то причине вокруг не было ни единой белки или птички, но в ветвях шумел ветер, от чего они скрипели и шуршали. Пахло сыростью.

На просеке неподалеку от центра, на маленькой лужайке, покрытой травой, Грациллоний остановился.

— Начнем? — спросил он. — Здесь я убил двух твоих предшественников — и пощадил третьего; но у меня нет желания оставлять тебя в живых.

— Хорошо, — ответил франк. — Ты, думаешь, что убьешь и меня, да? Не убьешь. Ты покойник.

Голос его становился каким-то странным, далеким. Как и выражение лица. Грациллоний осознавал, что противником овладели духи войны. Не кельтские, внушающие одержимость, которая швыряла завывающих скоттов прямо на острия мечей их врагов. Грациллоний слыхал, будто в боевой транс умели вводить себя и германцы, но Храмн выглядел иначе. Не стал он и римской машиной убийства. Противник казался лунатиком, потерянном во сне, словно уже был в числе тех погибших воинов, что пировали и воевали в зале своих богов, в ожидании последней битвы и конца света. Тем не менее франк смотрел и двигался с неизменной настороженностью, тем более опасной, если забыть про душу.

Грациллоний подтянул клинок и взял щит так, чтобы перекинуть его в случае необходимости. Двое мужчин осторожно кружили в нескольких футах друг от друга. Франкская кольчуга гнулась податливо, как змеиная чешуя. Свободная рука Храмна описывала круги в воздухе.

Резкое движение, франциска оторвалась от пояса и метнулась поперек ветра. Грациллоний едва парировал атаку. Он почувствовал удар сквозь меч, руку, плечо. Топор без движения застрял в дубе. Меч Храмна просвистел почти по той же траектории, что и бросок. Франк прыгнул вперед.

Грациллоний сдержал напор. Храмн попытался подрезать снизу, от ноги. Грациллоний отразил удар большим римским щитом, а собственным мечом прощупывал оборону франка.

Сражающиеся отступили. Снова подкрались, каждый в поисках незащищенного места. Взгляды встретились; Грациллоний еще раз почувствовал странную близость. Он от плеча ударил Храмна по левой икре, от крови штанина стала темной, но рана была поверхностная, Франк, наверно, и не заметил.

Противник снова атаковал. Меч против меча, он бил сверху и подсекал снизу. Несколько раз оружие звенело по шлему Грациллония, царапало броню. Римлянин мог лишь обороняться, отражать, толкать и отступать шаг за шагом.

Кульминация приближалась. Грациллоний почувствовал, как сердце начало биться с перебоями, а дыхание сухо скрипеть. Пот насквозь промочил его нижнюю одежду, щекотал в ноздрях. Король видел, как лениво, почти безмятежно, улыбался франк. Он на целое поколение младше, и Грациллоний помнил об этом.

«У него больше сил. Он намерен атаковать меня снова и снова, пока я не задохнусь и не затрясутся колени, и на меня ляжет дополнительным весом масса моих рук. Тогда я попался».

Взгляд Грациллония метался из стороны в сторону. Он наконец увидел то, что искал, — дерево на краю просеки, нижние сучья которого были близко к земле, — и незаметно туда продвинулся. Если он сможет перенести поединок в рощу, то длинный меч будет помехой, а короткий нет. Храмн это тоже знал. И пока его враг оставался на открытом пространстве.

Грациллоний проскользнул под веткой и опустился на левое колено. Щит он держал косо. Из-за ветви франку бить было неудобно. Сам он мог свободно атаковать вверх с земли.

Острие проходило под кромкой. Он направлял его точно — секунды растягивались, времени для меткого удара было достаточно — и почувствовал, как меч с силой вошел в бедро, и провернул его, чтобы быть уверенным, что распорол артерию. После чего оружие проникло в живот чуть повыше гениталий.

Храмн отшатнулся. Грациллоний вскочил. Лезвием, с которого капало, он рубанул по правой руке противника, обрезав сухожилия пальцев. Оружие противника упало на траву. Снизу из-под кольчуги струей била кровь.

— Что ж, — задыхаясь, проговорил Грациллоний, — первый.

Он опустил тяжелые руки. Храмн пристально смотрел на короля и стоял, пошатываясь. Он рухнет через минуту или около того.

Вдруг франк что-то проскрипел и бросился вперед. Щит упал из левой руки, которая все еще действовала. Этой рукой он схватил центуриона сзади за шею. Теперь варвар терял опору, оседая на землю. Но он не отпускал короля и бился головой, защищенной шлемом, о подбородок своего убийцы.

Навалилась тьма.

Очнувшись, Грациллоний изумленно посмотрел в небо. Он оглянулся, сбитый с толку. Он лежал на траве, а поодаль от него находился труп поверженного врага. Король пробормотал:

— Он умер, но нанес предательский удар. — С трудом шевелились запекшиеся в крови губы… — Он умер. Он нанес предательский удар.

Префект попытался встать, но не смог, и пополз меж деревьев, как раненые животные ползут к норе. Он часто отдыхал, сворачивался калачиком, потом шевелился и снова еле-еле передвигался вперед.

Он выбрался обратно на солнечный свет, к дому красного цвета. Вокруг собрались люди.

— Он умер, — хныкал Грациллоний. — Он нанес предательский удар.

Сорен позвал за доктором. Грациллония внесли внутрь. От наблюдавших исанцев поднимался стон, от франков — вой. Затем Фредегонд, сын Меровеха, громко рассмеялся и перешел через дорогу. Он взял молот и бросил следующий вызов.

Лодка привезла Тамбилис с Сена, потому что в такой час все галликены должны быть вместе. Они встретились в доме Фенналис, так как старая королева больше не могла встать со своей кровати.

Восемь стоявших женщин наполнили маленькую, просто обставленную комнатку. Было жарко. Солнечный свет словно расплавленной латунью наполнял стекло западного окна. Все говорили тихо; самым громким звуком было затрудненное дыхание Фенналис.

— Посланник застал меня, когда я выходила из дома, чтобы идти сюда, — доложила Бодилис. — Я велела ему безотлагательно докладывать мне о каждом изменении.

— Я должна была об этом подумать! — выпалила Гвилвилис. По ее щекам струились слезы.

— Прекрати рыдать, — сказала Виндилис. — Какие новости?

— Грациллоний впал в глубокий сон, — сообщила им Бодилис. — Врач ожидает, что разум вернется к нему, когда он придет в сознание.