ОНО - Стивен Кинг

— Пугайся хоть всю жизнь, Эд, — сказал Ричи. Его голос был довольным. Паника исчезла полностью.

— Мы пошли неправильно и в некоторых других местах, — сказал Эдди, не обращая на него внимания, — но это самый худший путь. Если мы выберемся с этого места, остальное будет уже легче.

Они выстроились в нестройную колонну, Эдди — первым, Беверли вторая, ее руки лежали на плечах Эдди, а руки Майка на ее плечах. Они снова стали двигаться, на этот раз быстрее. Эдди больше не нервничал.

Мы идем домой, — подумала она и вздрогнула от облегчения и радости. — Домой, да. И все будет хорошо. Мы сделали свое дело, за которым пришли, а теперь мы возвращаемся, чтобы снова быть детьми. И это тоже будет хорошо.

И когда они шли сквозь тьму, она поняла, что звуки бегущей воды стали ближе.

Глава 23. ВЫХОД

Дерри/9.00–10.00 утра

К десяти минутам десятого скорость ветра в Дерри зафиксировалась в среднем на 55 милях в час; порывы достигали 70 миль.

Анемометр зафиксировал один порыв в 81 милю, а затем стрелка упала до нуля. Ветер вырвал куполообразный прибор с крыши здания, где он был прикреплен, и зашвырнул его куда-то в дождливые сумерки дня.

Как и лодочку Джорджи, его никто никогда больше не видел. К девяти тридцати случилось то, что считалось невозможным, в чем Управление Водоканала Дерри могло присягнуть и клялось, что этого не случится, а именно: затопление всех окраин Дерри впервые после августа 1958 года, когда старая канализация переполнилась во время урагана и ливня. Без четверти десять подъехали на автомобилях люди с угрюмыми лицами и расставили свои грузовики по обеим сторонам Канала; метеорологические приборы зашкаливало от сумасшедшего ветра. Впервые с октября 1957 года стали укладывать мешки с песком, чтобы укрепить цементную набережную Канала. Арка, откуда Канал разветвлялся на три стороны, в самом центре окраины Дерри была почти полностью затоплена. По Мейн-стрит, Канал-стрит и у подножия Ап-Майл-Хилла нельзя было проехать, только пройти пешком, и те, кто торопился пройти по этим улицам, где в полном разгаре была работа по укреплению набережных мешками с песком, чувствовали, как земля под ногами дрожит от страшных потоков воды, на главной магистрали от проезжающих грузовиков. Но эти вибрации были постоянными, и люди стремились перейти на северную часть, подальше от страшного сотрясения, которое скорее можно было почувствовать, а не услышать. Гарольд Гардинер кричал Альфреду Зитнеру, у которого была недвижимость на западной стороне города, спрашивая его, разрушатся ли дома на этих улицах? Зитнер сказал, что мир перевернется, если такое произойдет, а ад замерзнет. Гарольд живо представил себе Адольфа Гитлера и Иуду Искариота на коньках, а потом опять стал таскать мешки с песком. Сейчас вода была не меньше чем на три дюйма выше цементных стен Канала. В Барренсе Кендускеаг уже вышел из берегов, и можно было предположить, что к полудню все зеленое великолепие — кустарники и деревья — скроется под водой этого огромного озера. Люди продолжали работать, отдыхая только тогда, когда кончался запас мешков с песком, а без десяти десять их мороз продрал по коже от страшного скрежещущего звука. Позже Гарольд Гардинер рассказывал своей жене, что он подумал, что наступает конец света.

Не вся окраина города падала наземь, только водонапорная башня. Это видел один Эндрю Кин, внук Норберта Кина; только он видел, как это случилось, но в это утро он перекурил сигарет и сначала подумал, что у него начались галлюцинации. Он шлялся по ураганным улицам Дерри уже с восьми часов утра, как раз в то время, когда доктор Хэйл был вознесен от своей медицинской практики на небеса. Он вымок до костей (за исключением мешочка с травкой на две унции, привязанного под мышкой), но в общем не замечал этого. Он не мог поверить своим глазам. Он подошел к Мемориальному парку, который стоял на склоне горы с водонапорной башней. И может быть, он ошибался, но водонапорная башня дала заметный крен, как та чертова Пизанская башня, которую можно видеть на всех макаронных коробках. «О, вот это да!» — закричал Эндрю Кин, его глаза вылезли из орбит — как будто они были привязаны на струне, — как только он услышал этот оглушающий звук. Угол наклона башни становился все больше. А он стоял там, джинсы прилипли к тощим ногам, а с повязки на голове капала вода прямо в глаза. Куски белой штукатурки отлетали от стен огромной круглой водонапорной башни по всему радиусу… нет, отлетали — не то слово, они струились со стен. В двадцати футах от фундамента появилась большая трещина. Вода начала литься через эту трещину, и теперь штукатурка не струилась со стен башни, она просто извергалась прямо в потоки воды. Из башни стали слышны звуки разрывов, и Эндрю увидел, что она начинает двигаться, как стрелки гигантских часов наклоняются от двенадцати к часу, а потом к двум. Мешочек с травкой оторвался и упал внутрь рубашки, а он даже не заметил. Он стоял как зачарованный. Громкие гудящие звуки неслись изнутри башни, как будто струны самой огромной в мире гитары разрывались одна за другой. Внутри цилиндра были натянуты провода, чтобы обеспечить лучший баланс против давления воды. Водонапорная башня стала накреняться все быстрее и быстрее, доски и балки трескались на части, кружась, кувыркаясь в воздухе.

«ЧЕРТ ПОДЕРИ!» — закричал Эндрю, но звук его голоса затерялся и утонул в финальном оглушительном, разбивающем все и вся падении башни и в нарастающем звуке одного с двумя четвертями миллиона галлонов, семью тысячами тонн воды, извергающейся из проломленной стены башни. Она набегала гигантской серой приливной волной, и, конечно же, если бы Эндрю Кин находился на стороне, где стояла башня, он бы и минуты больше не просуществовал. Но, как известно, Господь оберегает пьяниц, маленьких детей и шизофреников; Эндрю стоял как раз в таком месте, где он мог видеть все, а его не коснулась ни одна капля воды из башни. «ЧЕРТ ПОДЕРИ ВСЕ ЭТИ ДЕЛА!» — заорал Эндрю, когда волна покатилась вдоль Мемориального парка, смыв на своем пути солнечные часы, около которых частенько простаивал маленький мальчик Стэн Урис, наблюдая за птицами в полевой бинокль своего отца. «СТИВЕН СПИЛЛБЕРГ СЪЕСТ СВОЮ ШЛЯПУ!» Каменная кормушка тоже была снесена водой. Эндрю видел некоторое время, как она раскачивалась, — подставка в одну сторону, блюдо в другую, потом наоборот, — а потом все исчезло. Кленовая и березовая аллеи, отделяющие Мемориальный парк от Канзас-стрит были смыты, как игрушечные кегли. За ними жутким клубком катились спутанные столбы электропередач. Вода покатила свои волны вдоль улицы, начиная растекаться, становясь похожей просто на воду, а не на вздымающуюся стену, которая смыла солнечные часы и кормушку для птиц, и деревья, но она была еще достаточно мощной, чтобы снести дюжину домов в конце Канзас-стрит с их фундаментов прямо в Барренс. И они поплыли с удивительной легкостью, большинство из них даже не разрушилось.