Спасите наши души - Галина Полынская

– А зачем нам сдавать кровь? – я обалдела, честное слово.

– Все члены общины находятся в тесном контакте друг с другом, – казалось, дама смотрит на нас двоих одновременно своими крупными карими глазами, – мы хотим исключить любую возможность болезней и, не дай бог, эпидемий.

– Понятно, хорошо.

Кивнув на прощанье, она ушла в сторону молельной.

Вскоре потянулись «святые сестры и братья». Мы уселись за стол в центре, чтобы хорошо просматривался народ. На содержимое тарелок мы особо внимания не обращали, нас интересовали лица. Иры среди них не было. Последняя надежда обнаружить ее в секте угасла.

Кое-как отобедав скользкой кашей непонятного происхождения, глотнули сладковатой желтенькой водички, побубнили вместе со всеми, делая вид, что читаем благодарственную молитву Вселенскому Духу, и отправились восвояси. Выбирать комфортные места для матрасов. Девушки, шедшие с нами в одном направлении, всячески пытались наладить с нами контакт и завязать беседу. Все они казались какими-то неестественно радостными и бодрыми, лично я всегда считала, что в подобных местах, где люди сильно озабочены состоянием своей души (духа, кармы, реинкарнации – нужное подчеркнуть), должен царить благостный покой, а эти ж козы ну ни на минуту не затыкались. И все, как по писанному, взахлеб расхваливали общину. Мы с тоскою слушали.

Поднявшись в «матрасную», мы поинтересовались, каким же образом будем размещаться?

– А после вечерней молитвы и посмотрим, – ответила коза, назвавшаяся Лурой, – разложимся, где будет свободно, туда и постелитесь.

Хорошенькое дело.

– Что сейчас будем делать? – поинтересовалась Тая.

– Читать.

– Чего?

Я предусмотрительно наступила Тае на ногу. Читать, значит читать. «Святые сестры» похватали с полок толстые книжки с синими крестами на обложках, уселись прямо на пол, то бишь на тонюсенькие дорожки-половички, и погрузились в чтение. Делать нечего, не стоять же истуканами среди склоненных голов в платках. Тайка взяла с полки пару книг, одну передала мне, с другой сама устроилась у стены. Я уселась к ней под бочок, и мне тут же захотелось спать смертельным образом.

– Сена, – зевнула мне прямо в ухо дорогая подруга, – ты меня щипай время от времени, а то я задрыхну.

– Хорошо, а ты меня.

Я открыла книгу на первой странице, и буквы тут же принялись расплываться перед глазами. Да еще и сидеть было не удобно, я и так пыталась устроиться и эдак, наконец, угнездилась, положила голову на плечо Таиске и мгновенно отключилась.

– Сена! Сена!

– А?!

– Не ори! Проснись же, чтоб тебя!

Я отрыла глаза и поправила сползший чуть ли не на нос платок.

– Чего тебе?

– Вставай уже, на молитву идем, продрыхла, змеюка, все на свете!

Я не понимала, чего она на меня так сердится? Тая не замедлила объяснить.

– Прямо сразу уснула, поросятина! А мне пришлось тебя маскировать: платком прикрыть, книжку по особенному положить, будто ты зачиталась в такой вот необычной позе! А сама глаз не сомкнула, так и пришлось эту галиматью читать, чтоб со скуки не спятить!

– А сама чего не придремнула? – я убрала книги обратно на полки.

– Скажешь тоже! А кто будет ситуацию контролировать?

В числе последних мы покинули «матрасную» и отправились в молельную. Вечерело, поднялся сильный пронизывающий ветер. Даже мы, одетые, как капусты продрогли за три минуты пути от одного дома до другого, а жизнерадостные сестры в тонких нарядах вели себя так, будто на улице август месяц. Оставив обувь при входе, мы вошли внутрь. Просторное помещение было выкрашено в синие и белые цвета. У противоположной стены возвышалось нечто напоминающее узкую трибуну, крытую синей материей. Но больше всего нас потрясло то, что было на стенах. Вместо церковных икон, красовались изображения непосредственно членов секты. За «конторкой» висел большой портрет Актавия, окруженного ярким сиянием и еще три портрета поменьше неизвестных нам персон, видимо занимающих ведущие посты в «Величии Духа». Стену по левую сторону заполняли портреты в рамках из синих искусственных цветов, очень напоминающих цветочки из разоренных кладбищенских венков, на правой стороне портретов было гораздо меньше, от силы десяток, их рамки были белыми и цветы пышнее, вроде хризантем. Хотя портреты были довольно примитивными, лицо Ирины Колесниковой я узнала сразу.

Глава двадцать шестая

Я тихонько толкнула в бок, глазевшую по сторонам Таиску и взглядом указала на портрет.

– О-па-па, – прошептала она.

Дальше мы не смогли продолжить обсуждение насущного вопроса, народу в помещение набилось столько, что дышать стало нечем. Нас оттеснили в угол у входа. Как не пыталась толпа нас разлучить, стояли мы с Таисией Михайловной плечом к плечу насмерть, как героические сиамские близнецы. Откуда ни возьмись, за конторкой возник Актавий, появился он так неожиданно, что я даже испугалась маленько. Потом сделала вывод, что там имеется еще одна дверь. Тая сунула мне в руку теплые кубики и мы сделали вид, что очень озабочены поправкой платков на головах. Заткнув уши, я почувствовала себя увереннее, по крайней мере, промывка мозгов не грозила, в способностях Актавия я уже убедилась. Актавий что-то произнес, народ что-то хором заорал, даже сквозь затычки слышно было, и стал протягивать к нему руки. Мы все аккуратно повторяли за публикой. Странно, но с берушами в ушах мне почему-то стало еще труднее дышать, уж не поступает ли кислород в организм и через ушные раковины? Прямо научное открытие, может, Нобелевскую премию дадут? Чтобы отвлечься от теснотищи, духотищи и гнетущего впечатления, которые производили лица на портретах, я пыталась думать обо всяких милых, легкомысленных глупостях, но ничего не выходило. Взгляд, как заговоренный останавливался на картинах. Явно рисовал один художник, все лица какие-то тяжелые, с резкими тенями и яркими бликами, из-за чего они выглядели чересчур искусственными. Глаза у всех смотрели прямо, бездумно, безо всякого выражения, и эта картинная галерея напоминала мастерскую таксидермиста, будто это не рисунки, а чучела голов. Потом я переключилась на то, почему одни висят в синих рамках, а другие в белых?

Актавий все что-то возбужденно вещал, обстановка в зале так наэлектризовалась, что того гляди искры полетят в разные стороны. Народ стал слегка покачиваться из стороны в сторону, ну и нас начало болтать. Затошнило сразу. Судя по зеленоватому цвету Тайкиного лица, она, как и я, на подходе к нирване. За время этой невыносимой болтанки я готова была: а) пару раз «съездить в Ригу», б) упасть в обморок, в) умереть. К счастью подлунный мир устроен справедливо, чтобы там не говорили, у всего, что имеет начало, имеется так же и конец (финиш, абзац, каюк, баста – нужное подчеркнуть). И этот кошмар закончился. Отчего-то чрезвычайно медленно публика двинула на выход, мы плелись вместе со всеми, всеми фибрами души желая выбраться на свежий воздух. В дверях прояснилась причина столь медленного течения публики: на улице, по обе стороны дверного проема стояла пара добрых молодцев у одного в руках была башня из маленьких пластиковых стаканчиков, у другого эмалированное ведро и половник. Выходивший из молельной брал стаканчик у одного, подставлял другому и отходил в сторону. Когда мне плеснули полстакана бесцветной жидкости, я отошла подальше и понюхала. Какого-то особенного запаха на ветру не уловила. Подоспела Тая.

– Ты что?! – зашипела она. – Не пей!

– Я не пью, я нюхаю.

Спрятавшись за ближайшим деревом, мы вылили подозрительную жидкость на землю. После отнесли стаканчики в большой мусорный мешок, который держал для этих целей страшненький носатый паренек.

На пути в трапезную, где нас ожидал ужин, я посмотрела на часы, и чуть дара речи не лишилась. Оказывается, в молельной мы пробыли больше трех часов! Ничего себе, мне показалось, что от силы минут сорок! Просто чудеса в решете, полное выпадение из времени! Усевшись за стол в трапезной, я поделилась этим с Таей.

– Да ты что? – удивилась она. – Не может быть.

– Мы вошли туда, еще пяти не было, а сейчас уже восемь.

Пока Тая осмысляла это чудо, я давилась пресной рисовой кашей, начиная в душе потихоньку ненавидеть такие все из себя полезные злаковые культуры.

После ужина пошли отдыхать. Девицы принялись раскатывать свои матрасы, стелить лежбища, мы стояли у двери, ожидая, когда же они угомонятся и можно будет выбрать себе место. От нечего делать я их пересчитала – двенадцать человек без нас с Таюхой. В матрасах, помимо постельных принадлежностей, обнаруживались еще и одинаковые широкие, длинные ночные рубашки. Ничуть не стесняясь друг друга, дамочки раздевались до гола, надевали рубашки и укладывались под тонкие одеяла. У некоторых из них я заметила на животах, боках послеоперационные рубцы. Совсем свежие. Меня будто кипятком ошпарили.