Горячее лето 42-го - Поселягин Владимир Геннадьевич

– Я знаю. Господин офицер, здесь только гражданские.

– Я вижу. Передайте пассажирам, что я велю им покинуть автобус и выстроиться.

Она передала, а я в это время снова закрыл уши, уже не предупреждая, но кто это видел, поспешили повторить, и орудия дали залп. Я вышел наружу, пока они перезаряжались. Снаряды легли отлично, но рота была не вся поражена, правда на ногах стоять никто не мог, оглушены и контужены, но живы, а это неправильно, так что, когда все пассажиры вышли, я снова закрыл уши и открыл рот, теперь за мной все это повторили, и арты дали третий залп. На этом все. Рыча моторами, арты поворачивались в сторону следующей цели. Нет, не моста, я сам двигался в ту сторону, сближусь и накрою с гарантией. Следующей целью я выбрал гражданский объект, длинные бараки свинофермы. Тут особо и наводиться не нужно, двенадцать бараков, не меньше пары тысяч свиней, отличная цель и удар по продовольственному вопросу Румынии. Прогуливаясь мимо строя, я посмотрел на девушку лет восемнадцати, судя по тому, как женщина лет сорока пыталась ее закрыть собой, и общей схожести, это были мать и дочь. Именно девушка и горела ярким красным, жаль ее убивать, но она враг, хотя и гражданская. Несколько секунд я изучал ее, встав перед ней, после чего закрыл уши, все уже на автомате повторили, и арты грохнули, отправляя фугасы к фермерскому свинохозяйству. Думаю, снарядов двадцать и хватит, другие цели есть.

Как только арты выпустили снаряды, начав перезарядку, я задал вопрос:

– Не нравлюсь? Откуда столько ненависти?

– Вы убили моего брата!

Что она сказала, я не понял, но переводчица из пассажирок вполне справлялась с переводом.

– Брата? Предположу, что он военный и находился на территории Советского Союза?

– Да. Мой брат погиб шесть дней назад, нам прислали телеграмму.

– Переводи точно, – велел я переводчице и, глядя девушке в глаза, сообщил: – Никто не звал ваших солдат на нашу землю, вы сами пришли. За последние десять дней моя боевая группа воевала с подразделениями двух румынских армий, Третьей и Четвертой, уничтожив более ста двадцати тысяч солдат и офицеров, и скорее всего, именно я убил твоего брата. Ты сейчас стоишь перед убийцей своего брата, запомни меня и запомни, что я специально не беру румынских солдат в плен, хотя они постоянно поднимают руки и пытаются сдаться, но пули быстрее. Почему я ненавижу ваших солдат? Потому что они каратели, как вояки не очень хороши, но зато немцы их используют для зверств в тылу, и они охотно этим занимаются, уничтожая мирное население на оккупированных вашими армиями территориях. Для того я и прибыл в Румынию. Против мирного населения я не воюю, и пострадать вы, гражданские, можете только случайно, но все военные и важные гражданские объекты, что мне встретятся, будут уничтожены. Я солдат, а не чудовище, как ваши солдаты. Не веришь мне? У меня есть доказательства.

Сходив к танку, я вернулся с планшеткой. Когда собирал трофеи, нашел немало фотографий, где позировали румынские солдаты и офицеры. Отобрал я самые жуткие, как раз для подобного момента, так что, подойдя, протянул пачку фотографий, велев и остальным смотреть. Пассажиры столпились около девушки. Она сомлела после третьего фото, они разошлись по рукам, а я внимательно смотрел. Четыре женщины в обморок хлопнулись. Я забрал фотографии и посмотрел на девушку, она из красной медленно переходила в оранжевую зону, впервые такое видел, и мне было любопытно, но махнув рукой, вернулся в танк и покатил дальше. Не знаю, что я зацепил в ее душе, но был доволен, ей было жгуче стыдно. Арты успели сделать одиннадцать залпов, и фермерское хозяйство было полностью уничтожено, я последние снаряды послал не по пылающим развалинам бараков, а в ангар, разметав его. И погнал прочь. Встреча с девушкой заставила задуматься, однако вздохнув, отвлекся от этого дела. Я проехал километра три и остановил колонну. Арты развернулись, прямо на дороге, перегородив, и стали выцеливать охрану моста, по нему самому тоже буду стрелять, но чуть позже. Тут другое дело, можно было и ближе подъехать. На границе тактической карты, в девяти километрах, я обнаружил лагерь военнопленных. Нет, никакого зеленого пятна, слишком далеко, чтобы находка отобразилась на карте, я для арт искал новые цели вокруг, вот и обнажил сверху лагерь в режиме корректировщика. Поэтому сразу встал и стал наводить арты на мост.

Арты стали грохотать залпами, и, несмотря на то, что у французской установки перезарядка шла куда быстрее, работал именно залпами. Как я уже говорил, разрушений так получалось больше. Тут хватило десяти залпов. Три по охране с разной стороны, по два залпа, этого хватило, и по опорам моста, пока он не разрушился. У французской установки пушка калибром сто пятьдесят пять миллиметров, а у американца двести три миллиметра. Вполне хватило. После этого я направился дальше, приготовив танковую пушку. Для танка пока работы не было, за раздавленную машину всего пятьдесят пять баллов упало. А, наконец, военные проснулись, автоколонна приближалась, усиленная бронетранспортером, причем британским, и низко, на двухстах метрах, пролетел румынский разведчик. Биплан, уже знакомый, я такие уничтожал, эти модели еще и легкие бомбардировщики. У танка зенитки не было, зато у американца имелась, «М2 Браунинг». Крупнокалиберный пулемет, он и сшиб разведчика, что воткнулся в землю, полыхнул сам и поджег пшеницу, что там проросла. Уже высокая, по колено. У французской установки тоже был пулемет, крупнокалиберный, но в башне, для непосредственной защиты. Это не зенитка.

Колонну я встречу сам. Двигался вперед, пока арты, делая каждые сто метров остановку, прицеливались и давали залп, в дороге я успел кроме моста уничтожить небольшую плотину, отчего вода из озера затопила два больших засеянных картошкой поля. Разрушил небольшой каменный автомобильный мост, что остался за спиной, мы его уже проехали, потом еще шесть автомобильных мостов, до которых дотягивались. Ну и автозаправочную станцию на окраине какого-то села. Оно в стороне. Полыхало красиво. По виду частной была. На колонну я арту не наводил и, когда сблизился, понял, танком поработать не удастся. Она не зашла в зону уверенного поражения, я ее за складкой местности визуально не видел, и начала разворачиваться. Пришлось арту на нее перенацеливать. Залп, и все, сдуло с дороги. Так что, подъехав, дострелял из пулемета немногих выживших и покатил дальше к лагерю военнопленных. А там толпа собралась, охрана нервничала, с трудом, но все же загнали всех в бараки. Я могу ошибиться, но, похоже, командиров держали вместе с простыми бойцами, форма их выдавала, другая. И сделали как: из шести бараков один командирский, и от обычных красноармейцев отделили их всего лишь забором из колючей проволоки, двойным, чтобы между ними патруль ходил, как будто это мешает общению. Однако, видимо, особо румын это не волновало.

Работать артами издалека я опасался, как бы не повторилась та история в Крыму, где я так дистанционно пытался наших освободить. У Харькова я работал куда ювелирнее. Так что план такой: подхожу группой, хотя бы на километр, арты дают залп по казарме, задача разрушить и уничтожить тех, кто внутри, хотя солдат там мало, видимо только те, кто ночью дежурил. А танковой пушкой расстреливаю вышки. Дальше подхожу и добиваю то, что осталось, и освобождаю наших. Вот такой план. У охраны пять грузовиков, два мотоцикла и легковой автомобиль, немецкий «опель», трехдверный, постараюсь не зацепить, парням понадобятся. Они вооружатся за счет охраны, а недостающее я куплю в магазине и выдам. Хорошо вооруженный и снаряженный отряд многое успеет тут натворить, пока его не прижмут и не уничтожат. Свернув на полевую дорогу в сторону лагеря, я покатил дальше. Арты пока молчали, чтобы не нервировать охрану, хотя цели и были. Сама дорога по бокам деревьями была засажена, видимо для удержания снега зимой, только больно близко к обочине. С другой стороны, хорошую тень дают.

Благодаря этим посадкам я подъехал чуть ли не вплотную, до лагеря осталось метров четыреста, там уже солдаты бегали, готовились, слышали звуки идущей к ним тяжелой техники, силуэты огромные просматривались, но кто движется – не поняли пока. Мой танк первым выкатился с дороги и, замерев, выстрелил пушкой, снеся снарядом дальнюю вышку, потом покатил дальше, работая пулеметом и делая выстрел за выстрелом с коротких остановок. Ничего противотанкового у охраны не было, у них другие задачи. А выкатившиеся за мной арты ударили прямой наводкой по казарме. Она деревянной была, снесли ее. Как я понял, румын тут две роты. Охраняли три с половиной тысячи наших бойцов и командиров. По пятьсот-шестьсот человек на барак. Арты стреляли не переставая. Но не по лагерю, тут для них целей больше не было, двигались они за мной, отстав метров на пятьсот, чтобы не уйти за границу самоуничтожения, и били по тем целям, что я уже видел, но пока не обстреливал, а сейчас-то чего время терять… Вот и заняты они работой. А охрану я перебил. Танка хватило. Три вышки из шести снес пушечными снарядами, а другие солдаты, видя, что происходит, спешно покинули свои вышки, я их при спуске пулеметами снял, так что станковые пулеметы, похоже «максимы», по тупоносым рыльцам опознал, остались целыми. Три точно. Потом гонял толпу. На попытки сдаться отвечал плотным пулеметным и пушечным огнем. Установки своими пулеметами помогали, крупняки все же. Убедившись, что выживших нет, подранки только в развалинах казармы, я послал им пару снарядов, но из шести погасли только четверо, видимо двое под большой кучей обломков. Странно, что не загорелось.