Гонка за счастьем - Светлана Павлова

Она остановила такси — спускаться в метро не хотелось… вообще никого не хотелось видеть, и меньше всего она была готова на уединенный вечер с Андреем — сын был у ее родителей. Приехав домой, она тут же развернула могучую деятельность и до двух ночи возилась, вспомнив, что приближается лето и давно пора убрать подальше теплые вещи.

Все воскресенье она снова занималась накопившимися домашними делами, которые, вообще говоря, могли бы и подождать… Они-то — могли, а вот она делала это с трудом… Время тянулось необычайно медленно, а в голове крутились отрывочные мысли — вариации на одну тему: «Неужели он совсем не чувствует того же, что и я… а я только о нем и думаю, просто полное помешательство — жду-не дождусь понедельника, скорей бы увидеть его»…

— Что с тобой? Откуда этот стахановский энтузиазм? Ты носишься, как на крыльях… а время подходит к обеду, и мой пунктуальный желудок уже не просто на это намекает, а решительным образом бунтует…

Ничего не подозревающий муж вернул ее на землю.

— Ой, извини, и правда…

— Да ладно, занимайся и дальше, раз уж так увлеклась… сейчас сварганю что-нибудь незамысловатое, если ты не против…

— Обеими руками — за!

— Тогда приступим — пожалуй, изображу свою традиционную арию…

— В мундире?

— Нет, в честь воскресенья — в парадно-возвышенном стиле… Что может быть лучше жареной картошечки!

— А к ней открой баночку шпротов, есть и селедочка, и тамбовский окорок…

— Да под соленый огурчик…

Муж, балагуря, занялся на кухне чисткой картошки, а она, чтобы не слышать его голоса и не разговаривать, включила проигрыватель, решив послушать недавно купленную пластинку с записями Рихтера…

Она понимала, что суетится потому, что не знает, куда себя девать, — убивает время, продолжая думать лишь о том, что они снова увидятся…

По всему было видно, он тоже ждал этой встречи — сосредоточенный, чуточку исподлобья взгляд разом устремился к ней, просияв, как это бывает только в детстве или у людей очень искренних, от всепоглощающей радости мгновения, когда эмоции не взвешиваются и не дозируются, излучаясь в первозданном виде. Она так хорошо его чувствовала, понимала и уже так зависела от него, что было и сладко, и жутко…

Улыбка сразу изменила его — как будто лучик пробежал по лицу и стер все тени и сомнения…

— Доброе утро, как спалось? — она старалось быть ровной, боясь поверить в его радость.

— Совсем не спалось, я так ждал…

— Большое спасибо за прекрасный вечер… Я, конечно, дилетант, но вы просто затмили собой Красина…

— Что вы, Красин — корифей, личность, мысль, сдержанная изысканность, но он просто пришел на работу и хорошо делал свое дело…

— По-моему, просто хорошо делать свое дело на сцене невозможно, искусство без эмоционального наполнения — безжизненно.

— Не скажите — большой мастер должен все распределить, на одних порывах души и на вдохновении далеко не уедешь, кроме этого должны быть и расчет, и план, и контроль. Я бы сформулировал это так — важно умение организовать душу.

— Это какой-то уже недосягаемый, высший пилотаж — организованная душа. Но звучит красиво. Вам нужно писать теоретические статьи. По крайней мере, старайтесь записывать нестандартные мысли, которые позже могут во что-то вылиться.

— Спасибо за совет, обязательно учту, правда, с трудом представляю себя в роли теоретика…

Калерия подумала, что сам он и впрямь не станет утруждать себя таким занятием, предпочтя ему живой творческий процесс.

— Возвращаясь к Красину, — его умение контролировать и распределять сделало его манеру холодноватой, чересчур выверенной, что ли…

— Какой вы тонкий человек, как верно подметили очень непростую вещь… Сам-то я от страха забился в гримерную и в уме проигрывал свою программу — не слушал его на этот раз и не знаю, как он дирижировал… но полностью доверяюсь вашему восприятию… То, что вы заметили, вполне могло быть, ему ведь никому ничего не нужно было доказывать… да и не каждый день возникает это особое состояние души, такое сияние, что ли, внутри тебя…

— Вот-вот, именно это и было на сцене у вас, а не у него…

— Ну, я ведь не просто дирижировал — сдавал экзамен, боролся за себя, надрывался изо всех сил, и, кстати, очень недоволен собой — в двух местах можно было сыграть легче, чище, а я перестарался, пережал с эмоциями, громыхнул там, где должно быть сияние, прозрачная игра света, призрачность…

— Не знаю, о чем вы, а я — об общем впечатлении, что гораздо важнее.

— Но специалисты сразу чуют брак…

— Вы работаете не для горстки специалистов, следящих за партитурой и млеющих от отточенности деталей, а для публики в зале, реакция которой и есть единственный критерий оценки, и здесь, смею вас уверить, был единодушный восторг.

— В чем-то вы, конечно, правы, но я ориентируюсь на другой критерий — профессионализм и знаю, что зажечь музыкантов, вдохнуть в оркестр жизнь можно только душой, а она у меня была переполнена от волнения. Настоящий дирижер обязан с этим справляться — на концерте, на сцене все мешающие делу эмоции должны отходить на второй план.

— Не критикуйте себя сверх меры, оркестр звучал потрясающе… а к выходу на публику, наверное, вообще невозможно привыкнуть.

— Может, когда-нибудь я и научусь справляться с собой, преодолею этот страх сцены, но пока что каждый ответственный момент для меня — испытание.

— Да, все приходит с опытом — все, кроме главного — таланта… а он у вас, несомненно, есть… все остальное — дело наживное…

— Спасибо вам, что пришли, я знал, что вы в зале, и это мне очень помогло…

— Я хотела поздравить вас сразу после окончания концерта, но не знала, где искать — закулисный мир для меня в прямом и переносном смысле — полные дебри.

— А я сразу после концерта уехал домой, наш кларнетист живет недалеко, и мы заранее договорились, что он подвезет меня..

— Хорошо, что у вас в оркестре оказался знакомый… Наверное, не так просто приходить в новый оркестр, где никого не знаешь и где может быть любое отношение — вплоть до полного неприятия… особенно, когда предлагаешь музыкантам собственное видение темы, трактовку или новое отношение к уже известной вещи…

— Да, опять вы правы… При всем уважении к музыкантам, волю дирижера они должны воспринимать безоговорочно, иначе ничего не выйдет.

— Дурацкий вопрос — можно ли сносно прожить на одну зарплату?

— Все зависит, сами понимаете, от множества факторов — от имени, таланта, официального поста… Оркестровые музыканты — народ деловой, прирабатывают везде, где могут… у некоторых рабочий день концертом не заканчивается, они тут же торопятся на свои халтурки, что вполне понятно — на одну зарплату может и проживешь, но машины не купишь, это уж точно… Вот и Давид, мой знакомец, мчался в Клуб железнодорожников, это возле моего дома… иногда и сам я поигрываю на танцах, когда у них не хватает пианиста. Там мы и познакомились. Я очень рад, что вы довольны концертом.

— Только вторым отделением. И не пытайтесь больше ни в чем меня переубедить. Вы — гораздо талантливее Красина и, что особенно важно, у вас есть свой стиль. Я теперь не спутаю вас ни с кем. Дайте срок, и вы станете знаменитым, поверьте, будет именно так.

— Ваши слова — просто бальзам на душу. Лучший комплимент в моей жизни.

— Считайте, что с сегодняшнего дня я — самая горячая ваша поклонница. Фанатка. Но пора переключаться на нашу общую тему, было бы славно сорвать подобные аплодисменты и в театре.

— Все воскресенье я думал о том, каким должен быть общий музыкальный смысловой план, ведь видимое, зримое, будет усилено логикой звукового образа, а здесь много разных тонкостей, а иногда и подвохов… Придется еще раз все тщательно пересмотреть…

— Вот и закончим работу, — весело сказала она.

Они сели рядом, гораздо ближе, чем накануне, и произошло это само собой. Случайно соприкоснувшись с его плечом, она на мгновение застыла — весь мир сосредоточился для нее в этом захватывающем дыхание сантиметре… С восторгом и блаженством, в полном потрясении от неизведанных до того ощущений, она снова прикоснулась к этому чуду, а потом, слегка отодвинувшись от него, передохнула, чтобы через минуту-другую прикоснуться снова. Или это сделал он?.. Она полностью перестала себя контролировать — ощущения были такими неожиданными и сильными, что она растерялась…

Так вот как это бывает, думала она. Нужно срочно пересилить себя, я уже ничего не соображаю… ощущение пассивного дрейфа по волнам, которыми кто-то управляет… нет уж, все, держу себя в узде…

Она убеждала себя в чем-то еще, а сама — всецело — была только в этой частичке своего тела, которая, соединяясь с ним, обретала и таила в себе нечто такое, от чего замирало сердце и блаженная истома начинала волнами разливаться уже по всему телу… У нее закружилась голова, и тогда, немного отодвинувшись, она дала себе небольшую передышку, но ее тут же снова потянуло к нему, и сопротивляться уже не оставалось сил… Он что-то говорил, она кивала, с чем-то соглашаясь, хотя фразы, на которые он указывал, что-то с жаром объясняя, просто плыли перед глазами, она пыталась вычитывать их по нескольку раз, не понимая смысла, — просто тянула время, чтобы продлить эту сладостную игру…