Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова - Владимир Хрусталев

22-го сентября. Понедельник.

День простоял солнечный. В 10 час. в домике у поезда Николаши генерал-квартирмейстер Данилов докладывал о всем происходившем вчера на обоих фронтах. Погулял в лесу и заходил в землянки казачьих застав против аэропланов. В 11½ принял ген. Рузского, назначил его генерал-адъютантом.

Он завтракал вместе с другими генералами. Снимался группой со всем штабом Николаши. Сделал хорошую прогулку с Дрентельн[ом] по расположению жел. дор. бригады. Писал Аликс. После чая читал бумаги. Вечером поиграл с Др[ентельном] в домино.

23-го сентября. Вторник.

С утра шел дождь. В 10 час. в домике был доклад. Читал до завтрака. В 2½ принял ген. Лагиш[а] и англ. генерала Williams. Сделал хорошую прогулку с Д[рентельном] под дождем. Пожаловал Николаше орд. Св. Георгия 3 ст., а Янушкевичу и Данилову 4 ст. Фредерикс себя чувствовал нехорошо и по совету врачей уехал вечером в Петроград. Поиграл с Д[рентельном] в кости.

24-го сентября. Среда.

В 12½ ночи выехал из Ставки и в 9 час. утра прибыл в Ровно. С большою радостью встретил Ольгу и Сандро на станции. Поехал с ними в лазарет, в кот. Ольга ухаживает с начала войны в качестве сестры милосердия, а затем в местный лазарет, где обошел более тяжело раненных. Все нашел в порядке и чистоте. Завтракал с Ольгой, Сандро и Дмитрием у себя и в час с ¼ уехал в Брест-Литовск. Прибыл сюда в 6 час. Николаша, ген. – адъют. Иванов и прочие начальники ожидали на вокзале. Поговорил с Ивановым и дал ему Георгия 2-й степ. Обедал с Николашей и старшими местными начальниками. Вечером выслушал обычную сводку за вчерашний день, лег пораньше.

25-го сентября. Четверг.

В час ночи поезд тронулся на Белосток, куда прибыл рано утром. В 6½ выехал с Сухомлиновым в военном моторе в Осовец; приехал в крепость в 8 час. совершенно неожиданно. Какое-то особое чувство овладело мною при виде разрушения, произведенного бомбардировкой германцами различных зданий и массы воронок в земле. Но крепость сама нисколько не пострадала. Зашел в церковь, пока комендант ген. Шульман собирал часть свободного гарнизона на площадке рядом. Большая часть войск работала на передовых позициях. Поблагодарил их за боевую службу и очень довольный виденным выехал тою же дорогой в Белосток. Утро было холодное, но солнечное. Встретил огромный обоз 11-й Сибирской стрелковой дивизии, шедший вперед к границе. В 11 ч. поехал в Вильну. По всему пути встречал воинские поезда. Приехал в Вильну в 3 часа; большая встреча на вокзале и по улицам стояли войска шпалерами – запасные батальоны, ополчения и, к моей радости, спешенные эскадроны 2-й гв. кав. див. и конных батарей. Заехал в собор и в военный госпиталь. Оттуда в здание жен. гимн., где был устроен лазарет Красного Креста. В обоих заведениях обошел всех раненых офицеров и нижних чинов. Заехал поклониться иконе Остробрамской Божьей Матери. На вокзале представилось Виленское военное училище. Уехал очень довольный виденным и приемом населением, вместо 6 ч. – в 8½ час. Лег спать пораньше»[163].

Во время посещений Николаем II Ставки Верховного главнокомандующего, а также проведения им многочисленных смотров воинских формирований на различных фронтах Великой войны, невольно образ российского императора привлекал внимание многих. Так, например, по словам генерала от инфантерии Ю.Н. Данилова (1866–1937):

«Большинство фотографий дают довольно верное представление о внешности и фигуре последнего русского монарха; они не передают только особенностей выражения его глаз и загадочности той полуулыбки, которая почти всегда блуждала на его губах.

Государь был невысокого роста, плотного сложения, с несколько непропорционально развитою верхнею половиною туловища. Довольно полная шея придавала ему не вполне поворотливый вид, и вся его фигура при движении подавалась как-то особенно, правым плечом вперед.

Император Николай II носил небольшую светлую овальную бороду, отливавшую рыжеватым цветом, и имел серо-зеленые спокойные глаза, отличавшиеся какой-то особой непроницаемостью, которая внутренне всегда отделяла его от собеседника. Может быть, это впечатление являлось результатом того, что император никогда не смотрел продолжительно в глаза лицу, с которым говорил. Его взгляд или устремлялся куда-то вдаль, через плечо собеседника, или медленно скользил по всей фигуре последнего, ни на чем особенно не задерживаясь.

Все жесты и движения императора Николая были очень размеренны, даже медленны. Эта особенность была ему присущей, и люди, близко знавшие его, говорили, что Государь никогда не спешил, но никуда и не опаздывал.

Император Николай встречал лиц, являвшихся к нему, хотя и сдержанно, но очень приветливо. Он говорил не спеша, приятным грудным голосом, обдумывая каждую фразу, отчего иногда получались почти неловкие паузы, которые можно было даже понять как отсутствие дальнейших тем для продолжения разговора. Впрочем, эти паузы могли находить себе объяснение и в некоторой застенчивости и внутренней неуверенности в себе. Эти черты Государя выявлялись и наружно нервным подергиванием плеч, потиранием рук и излишне частым покашливанием, сопровождавшимся затем безотчетным разглаживанием рукою бороды и усов. В речи императора Николая слышался едва уловимый иностранный акцент, становившийся более заметным при произношении им слов с русской буквой “ять”»[164].

Члены Императорской фамилии в Ропше. Справа налево: великие князья Павел Александрович, Петр Николаевич, император Николай II, Михаил Александрович, первый слева – великий князь Владимир Александрович; на балконе – великий князь Михаил Николаевич, великая княгиня Мария Павловна и ее дочь великая княжна Елена Владимировна. 31 июля 1899 г.

Поездка на Кавказ и формирование «Дикой дивизии»

В дорогу, но на Кавказ, отправился и великий князь Михаил Александрович, который перед отъездом посетил свою мать вдовствующую императрицу Марию Федоровну. Она с тревогой 23 сентября 1914 г. записала в дневнике: «К чаю был Миша. Потом мы прощались, и я благословила его. Очень горестное прощание! Да будет Десница Господня простерта над ним!»[165]

Всего через четыре дня после этого пришло известие с фронта о смертельном ранении молодого князя императорской крови Олега Константиновича (1892–1914), сына великого князя Константина Константиновича («венценосного поэта» К.Р.). Это была первая жертва Императорского дома Романовых на полях Великой войны, и от такой участи никто не был застрахован.

Этот трагический случай получил достаточно полное отражение в воспоминаниях жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича:

«Вечером 27 сентября стало известно, что князь Олег Константинович, служивший в лейб-гвардии Гусарском полку Его Величества, ранен. Князю шел 22-й год. В мае 1913 года он окончил с серебряной медалью лицей (имеется в виду Александровский лицей. – В.Х.) и был зачислен корнетом в Гусарский полк. Как и вся молодежь, князь горел желанием встретиться с врагом, отличиться.

27 сентября после полудня вторая гвардейская кавалерийская дивизия наступала по направлению к Владиславову. В авангарде шли два эскадрона Гусарского полка. Проходя близ деревни Пильвишки, передовые части столкнулись с немецкими разъездами. Началась перестрелка. Князь Олег Константинович стал просить эскадронного командира разрешить ему со взводом захватить неприятельский разъезд. Тот сперва не соглашался, но все же отдал приказание. Князь ринулся со взводом преследовать немцев. Кровная кобыла Диана занесла его далеко вперед. И когда победа была уже достигнута, когда часть немцев была уже перебита, а часть сдалась, один из раненых немецких кавалеристов лежа прицелился в князя. Раздался выстрел, князь свалился тяжело раненный. Потом его на арбе перевезли в Пильвишки, где он причастился. Затем доставили в Вильно, куда приехали на другой день в 10 часов утра. Исследование раны показало начавшееся гнилостное заражение крови. Пуля, войдя в правую ягодицу, пробила прямую кишку и застряла в левой. Решено было прибегнуть к операции. Оперировал профессор Цеге фон Мантейфель, помогали профессора Мартынов и Оппель. При операции присутствовал доставивший раненого дивизионный врач Дитман.

Князь перенес операцию хорошо. Когда днем была получена телеграмма от Государя о пожаловании ему ордена Святого Георгия, он был счастлив и с гордостью показывал телеграмму профессору Оппелю. Генералу Адамовичу князь радостно говорил: “Я так счастлив, так счастлив. Это нужно было. Это поднимает дух”.

Вечером, когда брат князь Игорь прочел полученную от Верховного главнокомандующего телеграмму, раненый сиял. Ночью положение стало ухудшаться. С утра 29-го он стал впадать в забытье. Приблизительно в три часа раненого навестил великий князь Андрей Владимирович. Состояние князя Олега ухудшалось: начался бред, силы угасали. Стали давать шампанское. Вливали в руку соляной раствор. Когда вечером приехали родители, князь узнал их и сказал: “Наконец, наконец!”