Ты только попроси. Сейчас и навсегда - Максвелл Меган

Выйдя из ванной, вижу, что Эрик на кровати болтает с Флином. Заметив меня, мальчик провожает меня взглядом; я открываю тумбочку и незаметно прячу игрушку. Потом, когда я ложусь в кровать, ворчливый коротышка спрашивает у своего дяди:

– Она должна спать с нами?

Эрик утвердительно кивает, а я, укрываясь пуховым одеялом, шепчу:

– О да! Я очень боюсь грозы, особенно когда гремит гром. Кстати, вы любите собак?

– Нет, – отвечают они в унисон.

Я только было хотела что-то добавить, как Флин замечает:

– Они грязные, кусаются, плохо пахнут, и у них блохи.

Пораженная его словами, отвечаю:

– Флин, ты ошибаешься. Обычно собаки не кусаются, они не пахнут, и у них нет блох, если за ними ухаживают.

– У нас в доме никогда не было домашних животных, – объясняет Эрик.

– Что ж, очень плохо, – говорю я и, видя, что он улыбается, продолжаю: – Когда в доме есть домашние животные, то начинаешь смотреть на жизнь иначе, особенно на детей. И, откровенно говоря, вам бы не помешал домашний любимец.

– И речи быть не может, – отказывается Эрик.

– Меня укусил пес Лео, и мне было больно, – говорит мальчик.

– Тебя укусил пес?

Мальчуган кивает, задирает рукав пижамы и показывает след на руке. Беру себе это на заметку и представляю, какой, наверное, ужас внушают ему животные. Нужно с этим покончить.

– Флин, не все собаки кусаются, – ласково замечаю я.

– Я не хочу собаку, – не унимается он.

И тогда я ложусь на бок, чтобы посмотреть Эрику в глаза. Флин лежит между нами и быстро поворачивается ко мне спиной. Этого еще не хватало! Эрик просит прощения взглядом, и я подмигиваю ему. Несколько минут спустя мой любимый гасит свет, и, хотя темно, я знаю, что он смотрит на меня и улыбается. Я это чувствую.

18

Пятого января в доме матери Эрика намечен ужин в честь праздника королей-магов. До этого я видела, что Эрик работает дома и не собирается уезжать в офис. Мне тоже хотелось бы туда поехать, но пусть он сам мне это предложит.

Флин не дает мне спуска. Его раздражает все, что я делаю, и это приводит к тому, что мы с Эриком уже не раз оказываемся на грани взрыва. Да, признаю, что Эрик сдается первым, стараясь не усложнять ситуацию. Он понимает, что парень поступает плохо, и пытается меня понять.

Мои отношения с Трусишкой налаживаются. Он уже не убегает, когда видит меня. Мы с ним подружились. Он наконец понял, что мне можно доверять, и разрешает себя погладить. У него сильный кашель, который мне очень не нравится, и я заматываю шарфом ему шею. Какой же он в нем симпатичный!

Трусишка – просто прелесть! У него добрая мордашка, и каждый раз, когда я выхожу так, чтобы Эрик ни о чем не догадался, поправляю ему будку и приношу еду, бедняжка благодарит меня, как только умеет: облизывает и машет хвостом.

Когда мы вечером приезжаем в дом Сони, нас встречает Марта с ослепительной улыбкой:

– Как здорово, что вы уже здесь!

Эрик кривит лицо. Ему не нравятся вечеринки такого типа, но он понимает, что не должен их пропускать. Он здесь ради Флина, а не ради себя. Эрик представляет меня присутствующим в гостиной людям как свою невесту. Я чувствую гордость: он обращается со мной как с королевой.

Несколько минут спустя он начинает беседовать с мужчинами о бизнесе, и я решаю найти Марту. Но когда я отхожу от него, ко мне обращается один молодой человек.

– Привет! Я Юрген. А ты Джудит, не так ли? – Киваю, и он говорит: – Я кузен Эрика. – И совсем тихо добавляет: – Тот, который занимается мотокроссом.

Мое лицо озаряется, и я с удовольствием принимаюсь с ним болтать. Он называет мне несколько местечек, где народ собирается попрактиковаться, и я обещаю ему туда наведаться. Он подбивает меня воспользоваться мотоциклом Ханны. Соня рассказала ему, что я занимаюсь мотокроссом, и он от этого в восторге. Краем глаза я вижу, что Эрик наблюдает за мной, и у него на лице написано, что он догадывается, о чем мы болтаем. Уже через пару секунд он оказывается возле меня.

– Юрген, сколько лет, сколько зим! – Эрик обращается к кузену, снова обхватывая меня за талию.

Тот улыбается.

– Может, это потому, что ты сам не часто появлялся?

Эрик отрицательно качает головой.

– Я был очень занят.

Юрген больше не говорит о мотоциклах – почти сразу они оба заводят скучный разговор о финансах. Я опять решаю разыскать Марту и вижу, что она отправилась в кухню покурить. Я подхожу к ней, и она предлагает мне сигарету. Обычно я не курю, но с ней мне нравится, поэтому беру себе одну.

Теперь мы обе, две гламурные красавицы, курим и болтаем о милых женских глупостях.

– Как дела с Флином?

– Ох, это что-то! Он объявил мне войну, – стараюсь отшутиться я.

Марта кивает и, наклонившись ко мне, шепчет:

– Если тебя это утешит, он объявил ее всем женщинам.

– Но почему?

Девушка улыбается.

– По словам психолога, из-за потери матери. Флин считает, что женщины временные, приходящие и уходящие в его жизни. Поэтому он пытается не демонстрировать привязанность к нам. Он ведет себя одинаково и со мной, и с матерью. Он никогда не проявлял к нам любви и по возможности отталкивает нас. Ну, да ладно, мы к этому уже привыкли. Единственный, кого он любит больше всех, – это Эрик. К нему он испытывает особую любовь – порой, на мой взгляд, болезненную.

Некоторое время мы молчим, и тут я не выдерживаю.

– Марта, мне хотелось бы кое-что сказать, но, возможно, тебя это обидит. Я никто, чтобы высказывать в подобной теме свое мнение, но, если я это не выскажу, меня разорвет!

– Давай, – улыбаясь, отвечает она. – Обещаю не сердиться.

Сначала затягиваюсь сигаретой и выпускаю дым.

– С моей точки зрения, мальчик привязан к Эрику только потому, что он единственный, кто его не бросает. И прежде чем ты мне что-то скажешь, я знаю, что ты или твоя мать не бросали его, но я имею в виду то, что Эрик, похоже, единственный, кто сердился на него и заставлял его размышлять. А в такие важные минуты, как, например, новогодняя ночь, он его не покинул. Флин – ребенок, а дети ищут ласки. И если он из-за случившегося с его матерью не хочет полюбить женщину, именно вы должны сделать все возможное, чтобы он понял, что его мать ушла, но вы остались с ним. Что вы никогда его не оставите.

– Джудит, уверяю, что мы с мамой делали все возможное.

– Не сомневаюсь. Но, Марта, может быть, вам стоило бы поменять тактику. Ну, не знаю… Если не работает одно, попробуйте что-то другое.

От повисшей тишины у меня, кажется, сердце колотится просто как бешеное.

– Смерть Ханны разбила нам всем сердца, – наконец произносит Марта.

– Представляю. Это, наверное, было ужасно.

Ее глаза наполняются слезами, и я беру ее за руку. Марта улыбается.

– Она была душой и центром нашей семьи. Она была жизнерадостная, позитивная и…

– Марта… – шепчу я, увидев, как по ее щеке катится слеза.

– Джуд, она бы тебе понравилась, и я уверена, что вы с ней здорово поладили бы.

– Это уж точно.

Мы сбиваем пепел с сигарет.

– Я никогда не забуду лицо Эрика в ту ночь. Он не просто видел, как умерла Ханна, он одновременно с этим потерял отца и ту, которая на тот момент была его невестой.

– Все в один день? – с интересом спрашиваю я.

Я никогда не разговаривала об этом с Эриком. Не могу. Не хочу заставлять вспоминать об этом.

– Да. Когда бедняга не смог дозвониться отцу, чтобы сообщить о несчастье, он явился к нему домой и застал его в постели с этой идиоткой. Это было ужасно. Ужасно.

Меня эта история пронимает буквально до костей.

– Клянусь, я думала, что Эрик никогда от этого не оправится, – продолжает Марта. – Слишком много бед за такое короткое время. Две недели после похорон Ханны мы ничего о нем не знали, он просто исчез. Мы безумно волновались. Когда он вернулся, его жизнь стала сплошным кошмаром. Ему пришлось столкнуться с отцом и Ребеккой. Это было ужасно. И последней каплей стало то, что Лео, определенно негодяй, который жил с Ханной и Флином, сообщил, что не намерен заниматься малышом. Он вдруг перестал считать его своим сыном. Сначала мальчик очень страдал, но Эрик взял его под свое крыло. Он сказал, что займется им. Именно это мы и можем до сих пор наблюдать. А что касается рождественских праздников, я знаю, что ты права. Но Эрик сам разрушил эту традицию, когда в первый год отвез Флина на Карибы. На следующий год он сказал нам с матерью, что ему не хотелось бы большого праздника в эту ночь. Так и прошло два года. Поэтому мы с мамой привыкли строить свои планы.