В приемной доктора. Закулисные драмы отделения терапии - Амир Хан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я заполнил карту пациентки, подробно описав ее синяки. Никогда не знаешь, когда такая информация может понадобиться.
Прием задерживался на 20 минут. Пациенты следуют друг за другом каждые 10 минут, и у меня нет времени на подробное заполнение медицинских карт. Большинство пациентов мирилось с тем, что прием иногда задерживается. Они понимали, что врачу приходится работать со сложными пациентами и что в таких случаях отведенного по регламенту времени недостаточно. Они знали, что если на решение их проблемы потребуется больше времени, то они его получат. Отдельные люди возмущались, но большинство входили в положение.
Следующей пациенткой была Эмили Эшворт. Девочке сделали операцию, но, к сожалению, у нее возникли осложнения. Хирурги осмотрели ее сердце и заменили старый шунт новым. После операции интубированную Эмили, находящуюся под действием анестезии, перевезли в отделение интенсивной терапии. Уровень кислорода в ее крови опустился до тревожно низкого, поэтому врачи приняли решение оставить дыхательную трубку на более долгое время, чем планировалось. Через три для после операции врачи попытались разбудить девочку и извлечь трубку, но, к сожалению, ей было тяжело дышать самостоятельно. Когда уровень кислорода опустился до опасного, ее незамедлительно интубировали снова.
В то время я разговаривал с ее матерью Венди. Она была крайне обеспокоена. Женщина каждую ночь проводила в больнице, а другие ее дочери ночевали у дедушки.
Когда врачи попытались извлечь трубку во второй раз, оказалось, что голосовые связки Эмили парализованы. Скорее всего, это было связано с многочисленными интубациями, проведенными за последние годы.
Врачам ничего не оставалось, кроме как установить Эмили трахеостомическую трубку, чтобы она могла дышать самостоятельно. Они сделали разрез на горле под парализованными голосовыми связками и вставили в него маленькую пластиковую трубку, чтобы воздух входил в нее и выходил из нее.
Это тяжелая процедура для взрослых, но для пятилетней Эмили она была особенно травматичной.
Девочка не могла говорить, когда ее привели ко мне. В этот раз она не принесла с собой игрушку. Она не хотела сидеть на стуле одна, поэтому Венди держала ее на коленях.
– Мне кажется, что у нее воспалилось место, куда вставлена трубка, – сказала Венди. – Оттуда выходит много гноя.
Мать Эмили выглядела так, будто не спала несколько недель. Ее глаза были потухшими, а щеки впали.
Поскольку это была наша первая встреча после операции, я впервые увидел Эмили с трубкой в горле и бинтами на шее, которые удерживали трубку на месте. Бинты были мокрыми от слюны и гноя.
– Как Эмили справляется со всем этим? – спросил я.
– Плохо. Нам приходится периодически доставать трубку, промывать ее и снова вставлять. Меня научили это делать в больнице, но Эмили ненавидит эту процедуру. Она очень злится и синеет, а я паникую. Я просила медсестер помочь, но они не справляются с Эмили.
Я мог лишь представить, как трудно Венди и Эмили.
– Все хорошо, дорогая, я просто посмотрю, – сказал я, медленно приблизившись к девочке. Она задышала чаще и отвернулась от меня.
– Доктор Хан просто посмотрит, Эмили, – сказала Венди.
Кожа вокруг трубки была воспалена. Неудивительно, что Эмили не хотела, чтобы я ее трогал.
– У нее инфекция, – сказал я Венди. – Нужны антибиотики.
– Я так и думала!
– Врачи сказали вам, какие у них планы насчет трахеостомы?
– Они попробуют извлечь трубку в конце месяца. Все надеются, что голосовые связки заработают к тому времени, – Венди подняла взгляд к потолку в беззвучной молитве.
– Они сказали что-нибудь о восстановлении голоса?
– Они ничего не знают. Эмили больше всего боится, что у нее не восстановится голос, да, дорогая? Мы молимся каждый вечер и знаем, что все будет хорошо.
Венди прижала к себе Эмили еще крепче.
– Могу я еще чем-нибудь помочь? – спросил я, желая хоть чем-то быть полезным.
– Если все будет хорошо, больница свяжет нас с благотворительной организацией, которая помогает детям с серьезными заболеваниями. Нам сказали, что они могут устроить нам поездку в Лапландию на встречу с Сантой! – сказала Венди скорее Эмили, чем мне.
– Ого, звучит здорово! – воскликнул я.
– Да, Эмили надо еще разок побыть храброй. Ты сможешь, правда, милая?
Эмили кивнула.
Я дал им рецепт на антибиотики, и они ушли. Мы с Венди оба прекрасно понимали, что Эмили придется побыть храброй еще далеко не один раз.
Далее в кабинет зашла 22-летняя девушка по имени Кэти. Я извинился, что ей пришлось ждать.
– Все нормально, – сказала она, садясь.
– Чем я могу помочь? – спросил я. В карте говорилось, что она на первом триместре беременности.
– На прошлой неделе я ходила на УЗИ. Вы получили результаты?
Я удивился. Как правило, пациентки получают результаты УЗИ сразу в больнице, а нам просто направляют копию заключения. Я открыл заключение на компьютере.
– Да, получил, – ответил я, изучая заключение и снимок. – На момент прохождения УЗИ вы были на 11-й неделе и втором дне беременности. У вас все нормально.
Кэти посмотрела не на меня, а на снимок. Она достала свою копию снимка и заключения и положила ее на стол.
– Эти снимки цветные или черно-белые? – спросила она.
– Черно-белые, – ответил я, нахмурившись.
– Так черные или белые? – уточнила она.
– Я не понимаю ваш вопрос, Кэти.
– Ну, можете ли вы сказать, каким будет ребенок: черным или белым?
Теперь я понял, к чему она клонит.
– А, ясно. Нет, не можем, Кэти. Это будет известно только после его рождения.
Я выжидающе на нее посмотрел. Она медленно взяла свою копию, сложила ее и убрала в сумку.
– Я могу еще чем-нибудь помочь?
– Нет, это все, что я хотела узнать, – Кэти покачала головой. – Спасибо.
Она встала и вышла из кабинета.
Я смотрел на снимок ребенка на экране. Я не знал, какую запись сделать в карте пациентки, но консультация, к счастью, продлилась всего пять минут, и прием теперь задерживался всего на пятнадцать!
Когда я ночью положил голову на подушку, лица пациентов стали проплывать у меня перед глазами: Донна, у которой случился припадок в зоне ожидания, Ханна и мистер Пател, бедняжка Эмили Эшворт и даже Кэти с ее деликатным вопросом. У меня был типично нетипичный день. К Ханне мои мысли возвращались снова и снова. Я боялся, что вечером ее опять избили, и даже думал позвонить в полицию. Скорее всего, она стала бы все отрицать или даже обратилась
