Великая северная экспедиция - Б Островский

"Знаков от земли нашей камчатской на сем острове во время вестового ветра, а от американской во время остового находилось не малое число, а именно с камчатской стороны находился лес рубленый избный, который бывал в деле, и плотовые с проушниками слеги, разбитые боты, санки, на которых ездят оленные коряки. А от американской стороны - лес толстый сосновый и их стрелки и весла, каких у наших на Камчатке не бывает. И во время чистого воздуха с западной стороны сего острова многим служителям неоднократно казались к W сопки высокие, покрытые снегом, о которых рассуждали по своему счислению, что оные стоят на камчатском берегу: однакож за подлинно в том утверждаться было невозможно".

Впрочем, сведения и слухи о наличии в этом районе островов доходили уже давно, еще лет за сорок до открытия острова Берингом, и исходили они главным образом от камчадалов. Также и Миллер сообщает, что во время пребывания Беринга зимою 1728 года в Нижнекамчатске камчадалы говорили ему, что "в ясные дни с высоких берегов камчатских земля в противоположной стороне видна бывает". (рис.11)

Вряд ли нога человека, до экспедиции Беринга, ступала на этот остров. Ниже мы еще вернемся к этому интереснейшему в естественноисторическом отношении уголку земли, а сейчас обратимся к нашим путешественникам и взглянем, как они налаживали свою жизнь на необитаемом острове. Удостоверившись в печальной истине, они не пали духом, а сделали все возможное, чтобы выйти из крайне тяжелого положения и как-нибудь облегчить свое существование. Оборудовав помещения (вырыв в песке ямы и накрыв их брезентом из парусов), они стали налаживать питание. Прежде всего свезли остаток продовольствия с корабля на берег, все это пересчитали и установили паек на 46 человек из уцелевшего экипажа "Св. Петра". Каждый получал в месяц по 30 фунтов муки и сверх того по нескольку фунтов ячменной крупы; моряки пекли оладьи на тюленьем и китовом жиру, а впоследствии - на жиру морской коровы. Общее несчастье сблизило людей, всякие недоразумения, ссоры и пререкания исчезли из их обихода совершенно.

Оставшихся продуктов вообще говоря было очень мало, а потому, осмотревшись и наладив кое-как свое жилье, моряки принялись за охоту, благо перспективы были для нее самые блестящие. Питаясь в изобилии мясом морских бобров, котиков, тюленей, китов, морских коров и сивучей, люди стали быстро поправляться.

Первобытный девственный остров буквально кишел тогда различными представителями субарктической фауны. Большого внимания и интереса заслуживают наблюдения, сделанные нашими путешественниками. Они наблюдали здесь картины, которых наблюдать уже невозможно нигде; акклиматизировавшийся здесь с тех пор человек уже много десятков лет тому назад беспощадно и бессмысленно расправился с рядом животных, имеющих для науки совершенно исключительный интерес. Сюда следует отнести прежде всего уже упомянутое выше, открытое нашими путешественниками животное, названное Стеллером морской коровой (Rhytina Stelleri), представляющее, по словам современного французского натуралиста Поля Саразена, бесспорно одно из самых замечательных млекопитающих вообще.

Сам Стеллер, впрочем, отнюдь не приписывал себе наименование новооткрытого животного. "Это ставшее нам столь полезным морское животное, - замечает Стеллер, - было открыто впервые испанцами в Америке и названо ими "манати"; англичане и голландцы прозвали его "морской коровой". Здесь очевидное недоразумение: Стеллер, повидимому, путает морскую корову, встречавшуюся исключительно у берегов Берингова и Медного островов, и открытую моряками Беринговой экспедиции, с другими представителями группы Sirenia - дюгонем и ламантином, задолго известными до экспедиции Беринга. (рис.12)

Со слов Стеллера, академик С. П. Крашенинников, в своем капитальном труде о Камчатке, дает любопытное описание морской коровы. Отмечая удивительную анатомическую особенность самок морских коров, имевших, "против свойства других морских животных, по две титьки на грудях", Крашенинников считает морских коров, выражаясь стилем того времени, "как бы за некоторое сродство, которым род морских зверей с рыбами соединить можно". "Кожа, - говорит Крашенинников, - черная, толстая, как кора на старом дубе, шероховатая, голая и столь твердая, что едва топором прорубить можно. Голова в рассуждении тулова (т.-е. туловища) не велика. Глаза весьма малые и бараньих почти не более, что в столь огромном животном не недостойно примечания. Бровей и ресниц нет. Ушей нет же, но только одни скважины, которые усмотреть не без трудности. Шеи почти не видно, ибо тулово с головою нераздельным кажется, однако есть в ней позвонки, к поворачиванию принадлежащие, на которых и поворачивается, а особливо во время пищи, ибо оно нагибает голову, как коровы на пастве Тулово, как у тюленя, кругловато, к голове и хвосту уже, а около пупа шире... Длиною бывают до 4 сажен и весом до 200 пудов. Водятся эти животные стадами по тихим морским заливам, особливо около устьев рек. Во время морского прилива столь близко подплывают к берегу, что их не только палкою или носком бить можно, но и часто по спине гладить случалось. Щенятся по большей части осенью, как можно бывает приметить по малым щенятам, носят, кажется, щенят больше года и больше одного никогда не приносят, как можно рассуждать по краткости рогов, у чрева и по числу титек, которых они токмо по две имеют".

"Половина тулова у них, то-есть спина и бока, всегда поверх воды, и на спине тогда у них сидят чайки стадами и вши из кожицы их вытаскивают так же, как вороны у свиней и овец таскают. Питаются морскими травами, и, где пробудут хоть один день, там великие кучи коренья и стеблей выбрасываются на берег. Зимою столь они сухи, что и позвонки и ребра пересчитать можно. Весною сходятся, как люди, и особливо вечером в тихую погоду: перед совокуплением делают различные любовные знаки, самка туда и сюда тихо плавает, а самец за нею до ее произволения. Особливо примечания достойна любовь между самцами и самками: на другой и на третий день поутру заставали самца над телом убитой сидящего".

По словам самого Стеллера, морская корова "до пупа походит на тюленя, от пупа до хвоста - на рыбу. Спина животного такого же сложения, как у быка: бока продолговато-выпуклы, живот округленный и постоянно настолько переполнен, что при малейшей ране внутренности со свистом вырываются наружу. Хвост, заменяющий задние ноги, постепенно становится тоньше, но все же непосредственно перед плавником он бывает в ширину сантиметров 65. На спине это животное никаких плавников не имеет".

Во время пребывания наших путешественников на острове, морские коровы, придерживаясь более мелких мест, водились в огромном количестве. Они сбирались стадами, подобно домашнему скоту. Чтобы запастись воздухом, они беспрестанно "высовывали рыло из воды" и жевали, "как лошади". Затем снова погружались и принимались щипать густые, растущие вдоль берегов морские водоросли. Движения их были медленные и плавные, нрав добродушный, беззащитность полная. Повидимому последнее, а также и то, что они "ни мало не пеклись о своей безопасности", и вспугнуть их было трудно, погубило их. Когда наши моряки вдоволь насмотрелись на невиданное чудовище и удовлетворили свое любопытство, возникли соображения утилитарного порядка: захотелось испробовать мясо зверя.

Первая морская корова была убита на острове Беринга лишь в конце июля 1742 года. Убили, испробовали и убедились, что мясо взрослой коровы нисколько не хуже говяжьего, а мясо детеныша не отличить по вкусу от телятины. Вытопленное сало оказалось также самого превосходного качества, и вкусом и цветом напоминая оливковое; молоко не оставляло желать ничего лучшего, оно походило на коровье, только было слаще, гуще и жирнее. С жадностью поглощали моряки мясо, чашками пили жир и молоко и с радостью убеждались, что пища эта оказывает на них самое чудодейственное влияние. Без преувеличения можно сказать, что морская корова спасла первых обитателей неведомого острова. Стеллер писал: "Мяса в ней и жиру более 200 пудов, которым мы себя от того времени уже без нужды довольствовали, ибо оное мясо вышеописанных морских зверей приятнее, также и с собою до Камчатки соленого видели число достаточное".

Однако, несмотря на полную беззащитность животного и его незлобивость, охота на него представляла не малые затруднения; причина - огромный вес и колоссальная сила этого животного, "понеже оная корова силу имеет так велику, что таким множеством людей насилу держать можно". По словам Стеллера, морские коровы были настолько тяжелы, что необходимо было 40 человек, чтобы вытащить тушу животного на берег с помощью канатов. В изображении Стеллера охота на зверя протекала следующим образом: "В исходе июня мы починили наш катер, столь сильно поврежденный о скалы осенью, туда уселись гарпунщик, рулевой и четверо гребцов и дали первому острогу вместе с очень длинной веревкой, устроенной на манер китобойной; другой конец ее держали на берегу 40 остальных человек. Затем стали грести, соблюдая полную тишину, по направлению к животным, которые стадом, ничего не подозревая, паслись на берегах своего луга на дне моря. Как скоро гарпунщик зацепил одно из этих животных, люди, находившиеся на суше, стали тянуть его помаленьку к берегу, тогда как находившиеся на катере подъехали к нему вплотную, стараясь всячески утомить его; когда же животное, повидимому, обессилело, его стали колоть во все места большими ножами и штыками, так что оно потеряло почти всю кровь, бившую из его ран фонтанами; после этого его вытащили при полной воде на берег и там привязали. Когда вода убыла, и животное очутилось на сухом берегу, все мясо и сало его срезали по кускам и снесли в помещение, где уложили в большие бочки, сало же повесили на высокие козла. В скоре у нас оказалось такое изобилие пищи, что постройка нового судна, которое должно было нас спасти могла идти теперь совершенно беспрепятственно".