Болтливая служанка. Приговорённый умирает в пять. Я убил призрака - Станислас-Андре Стееман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трубку сняла Франсуаза. Она сказала, что Макс еще не вернулся из «Калао». Уже почти два часа ночи, и она не находит себе места. Успокоив ее, Арле тут же позвонил в «Калао». Макс был там.
— Еду! — не колеблясь, сказал он.
Арле положил трубку.
— Надо же, «Калао»! — удивился Эдуар. — Твой приятель шатается по притонам…
— Ах да, не успел тебе рассказать…
Арле как раз договорил до конца, когда вошел Макс. Он сел, выслушал Арле и тщательно протер платком очки.
— Ну и что ты на это скажешь?
Вотье размышлял и не спешил с ответом. Арле нервно ходил по комнате, а Эдуар, расположившись на смятой постели, глядел на влажные следы, которые тот оставлял на зеленом ковре.
— По-моему, — начал Вотье, — твой Салику, воспользовавшись отсутствием вас обоих, просто-напросто стырил деньги или что-нибудь из вещей.
Арле остановился.
— Но ничего не тронуто.
— Ты мог не заметить, даже наверняка не заметил. Потом он придумывает поездку домой для прикрытия бегства, потому что знает: с тобой ему встречаться не резон, ведь кража рано или поздно вскроется.
— А что же он так трясся от страха? — спросил Арле.
— Естественная реакция человека, захваченного на месте преступления. Тем более что ты упомянул о полиции.
— Вот и я говорю, — вмешался Эдуар. — Они так боятся полицейских дубинок.
Арле, однако, не соглашался.
— Нет, тут другое. Вы его не видели, не видели, какой ужас стоял у него в глазах. А как он бежал за мной, как умолял…
Арле снова заходил по комнате. Его промокшие ботинки похлюпывали.
— Салику не любил Роберту, — сказал он.
Макс поднял на него глаза.
— А я и не знал. Но почему ты так думаешь?
— Они сразу не сошлись характерами. Роберта не умела с ним ладить. Если он и остался у нас служить, то только из-за меня….
Два года Салику терпел грубое обращение хозяйки. И вдруг остался с ней наедине. Наедине!
— Может, когда Роберта уезжала, они поссорились. И он ее убил, а потом отделался от трупа…
Арле припомнил страшный случай. В прошлом году в самом центре Абиджана слуга изнасиловал хозяйку, пока ее муж был в отлучке. Потом задушил и убежал в лес. Местная газетенка по приказу сверху быстро умолкла, но страсти среди белого населения еще долго не утихали. «Почему, собственно, не Салику?» — снова подумал Арле. Кто знает, что может прийти в голову полудикарю, который долгое время таит в себе злобу и постыдные желания? Салику убил Роберту, в ожесточении искромсал тело и отделался от него, выбросив в море…
— Это совершенно неправдоподобно, — возразил Макс. — Кстати, твой слуга умеет водить машину?
— Нет.
— Как же тогда он перевез тело? Или приволок на себе? До моря больше десяти километров! И все равно непонятно: если у тебя ничего не украли, откуда у Салику деньги?
— Когда Роберта уезжала, деньги у нее были…
— Допустим. Но кольцо? Пренебречь таким дорогим украшением!
— Его трудно сбыть…
— Да брось, в этой-то стране? — воскликнул Эдуар. — Любой негр в считанные часы сведет тебя с перекупщиком драгоценностей.
— И кроме того, — добавил Макс, — ты забываешь главное: официально установлено наличие морской воды в легких утопленницы.
— Лекарь мог ошибиться.
— Я знаком с Ленуаром, судебно-медицинским экспертом: он человек очень добросовестный.
В комнате воцарилось молчание.
— Есть объяснение, — подал голос Макс. — Салику не украл, а получил от кого-то деньги, много денег…
— За что? — спросил Эдуар.
— Чтобы молчал и исчез с глаз долой, потому что он видел вещи, скажем, компрометирующие…
— Что, если попытаться расспросить его еще раз? — предложил Арле.
— Нет. Если все обстоит именно так, Салику скорее даст разорвать себя на куски, чем раскроет рот Не говоря уже о том, что его сначала надо найти! Этой ночью Салику сделал глупость, но впредь он будет умнее. Поверь, сейчас он уже далеко. — Макс поднялся. — Извините, но я еще не закончил свое дело.
— Ах да, — сказал Арле, — со всей этой историей я даже не успел поинтересоваться, видел ли ты девушку.
— Her, она уже несколько дней как уволилась из «Калао».
Арле вздрогнут.
— Так где же она?
— Вот это я и пытаюсь выяснить. Я подцепил там одного, он, кажется, кое-что знает — симпатичный старый пьяница, некий Жо Барнель. Он как раз изливал душу; когда ты позвонил. Думаю, он все еще там, поэтому убегаю: скоро он так налакается, что не сможет языком пошевелить.
Эдуар пожал обоим руки, с трудом подавляя новый зевок.
— Держите меня в курсе, а я пока на боковую. Умираю, спать хочу.
Уже в дверях Арле передумал и вернулся.
— Эдуар, мне хотелось бы кое о чем тебя спросить. Наедине.
Удивленно взглянув на него, Эдуар прикрыл дверь.
— Насчет Салику?
— Насчет Роберты. Ты ведь сказал, что приехал на виллу семнадцатого утром?
— Да.
— И в доме действительно никого не было?
— Разумеется! — с некоторым раздражением ответил Эдуар. — Салику объявился не раньше семи.
Он осекся, внезапно почувствовав странные интонации в голосе брата.
— Никого? Что ты хочешь сказать?
Арле колебался.
— Карточку вынули из ящика не раньше чем пятнадцатого вечером, а то и шестнадцатого…
— И что с того?
Губа Эдуара некрасиво подергивалась.
— Ты уверен, Эдуар, что Роберты уже не было на вилле, когда ты туда явился?
— Карты на стол, старина, — поморщился Эдуар. — В чем, собственно, ты меня обвиняешь?
— Я не обвиняю. Пойми…
— Пытаюсь, — сухо произнес Эдуар. — Так на что ты намекаешь?
— Я подумал, что ты, возможно, скрываешь от меня что-то важное. Может быть, семнадцатого Роберта была на вилле. У вас состоялся разговор, и только потом она уехала. А мне ты не захотел рассказывать, чтобы не причинить боль… Она, наверно, говорила про этого типа…
— Какого типа?
— Который снимал. Она, похоже, ехала к нему…
Эдуар усмехнулся.
— У тебя больное воображение! А колымага у гаража, какую роль она играет в твоей истории?
А Салику? Он явился в семь и уже не застал Роберту. О Господи! — воскликнул он, сдерживая ярость. — Ты забываешь, что семнадцатого в восемь утра я был у комиссара Фонтена! Можешь проверить. А результаты вскрытия! Тело по меньшей мере два дня пробыло в воде. Считай сам!
— Я идиот, — оказал Арле. — Прости.
Да, он смешон. Как же он забыл про вскрытие? И про то, что сказал Александр, сторож? Трупы утонувших поднимаются на поверхность через три дня или не поднимаются вовсе. Роберту обнаружили рано утром восемнадцатого. Три дня, все точно.
Эдуар вдруг успокоился.
— Я не сержусь на тебя, Аль. Я бы и сам на твоем месте… Впрочем, тут есть и моя вина…
— В чем?
Эдуар покачал головой.
— Не я ли заварил кашу, когда показал тебе вчера утром ту фотографию Роберты!
Вот уже больше часа как Вотье возвратился в «Калао». Стенные часы над стойкой показывали без пяти три. Жо, уткнувшись в стакан анисовой, с потерянным видом разговаривал сам с собой. По щекам у него текли крупные слезы. Его вдруг развезло. Он остановил тихую музыку и потребовал, чтобы Магда поставила рождественские псалмы. Та сначала отказывалась; завтра в полночь — другое дело, их заведут для ублажения всех, кто соберется, так у них заведено.
Жо побагровел, стукнул кулаком по столу. Чтобы он унялся, Магда поставила на проигрыватель пластинку с немецкими рождественскими песнями.
Жо начал тихо подпевать. «О Tannenbaum». Судя по всему, в свое время у него был красивый низкий голос, но с тех пор Жо сильно сдал — из-за пьянства, разумеется. Когда скрипки на фоне баварских колокольчиков заиграли «Stille Nacht», Жо заплакал и снова заговорил о жене. Вот уже три года как она вернулась к себе в Голландию! Жо знал, что больше не увидит ее. Он не забыл и по-прежнему любит ее, любит по-своему. Он, Жо, такой чувствительный.
Вотье опрокинул в рот последние капли теплого пива. Больше из Барнеля ничего не выжать. Рухнув на скамейку, тот предался воспоминаниям.
Однако он успел много чего порассказать. Много интересного. Даже если кое-что и приврал. В мозгу Вотье забрезжил свет. Роберта, перепуганный Салику, Малу. Три отправные точки. Вотье чувствовал, что он на правильном пути. Остается найти ниточку, что соединяла бы этих троих.
Магда по-прежнему сидела в углу бара. Рыжая и двое посетителей за время отсутствия Вотье ушли. Магда с непроницаемым видом курила, в ее черных глазах читалась враждебность. Макс заметил это с самого начала, как только спросил ее о Малу. Что ей известно? Надо бы снова к ней подступиться, когда она будет одна.
Три часа ночи. Он подумал о Франсуазе. Она, должно быть, умирает от беспокойства, не спит — уж он-то ее знает. Да она и сама сказала, что будет ждать. До тех пор пока Макс не войдет в дом, она будет сидеть с книгой в гостиной, представляя себе всякие ужасы.