Пьяная Россия. Том первый - Элеонора Кременская

Вдруг, шум, гам, бегут с реки, бегут от родника, все набиваются в испуге в купальню и выглядывают оттуда, из маленьких окошек. Некоторые, изо всех сил, держат дверь.

Свирепый бык с цепью на шее сопит угрюмо и лезет в воду реки. Долго пьет и фыркает, и косится на купальню, чувствуя многочисленные взгляды.

В купальне наступает тишина, только фанатички шепчут в испуге свои молитвы и крестят быка из окошек. Наверное, он им представляется посланцем ада.

Но тут из кустов выныривают деревенские мужички, где-то с десяток. В руках у них заостренные палки и веревки. Мужички загнанно дышат, видно, что они может, бежали вприпрыжку по лугу от самой деревни в погоне за быком, а это километра три, пот с них катится градом и они даже рады, как есть, в одежде, залезть в реку.

Бык крутит головой, не желая выходить, он залез вглубь, встал, по шею, и только дует на воду из широких ноздрей.

Деревенские ластятся к нему, называют ласковыми кличками, показывают корочки хлеба, манят, но после, поняв, что их усилия бесполезны, накидывают ему на шею веревку и тянут. Бык упирается.

Народ в купальне оживляется, появляются свои комментаторы, свои советчики и помощники.

Быка тащат из воды как репку в известной сказке. Но даже всех усилий десятка сильных мужичков не хватает для решения такой задачи. Бык упирается, фыркает и стягивает мужичков к себе в воду.

Добровольные помощники из купальни вызываются тореадорами и бык, которого доброхоты пытаются подталкивать заостренными палками в крупный зад, не выдерживает и наконец, с воем, бросается вон из воды.

Мужички на нем виснут, будто стая присосавшихся слепней, но быка не отпускают. С топотом и криками они скрываются в кустах и дальше, с глаз долой.

Осмелевшие доброхоты, сжимая уже бесполезные палки, быстро перебираются на тот берег и оттуда сообщают радостно, что бык подчинился и идет в окружении своих сторожей к деревне.

Их сообщения вызывают бурный смех и даже рукоплескания. Тут же фанатички улыбаются не умело, отвыкнув, как видно, улыбаться вообще и крестятся, благодарят Бога за чудесное спасение. Не стоит даже сомневаться, что эта история обрастет, как снежный ком некими подробностями, которые, нам простым смертным даже и не снились. И вскоре будут говорить повсюду, даже где-нибудь далеко-далеко от этой купальни, что, вот, мол, было такое чудо и спасение от быка-убийцы, кем? Конечно же, Богом!

К вечеру к купальне начинают съезжаться автомобили, целая вереница автомобилей. Прибывшая армия поклонников купальни и свежего воздуха заметно теснит старожилов. Но никто не обижается и не расходится.

По берегу реки то тут, то там загораются костры. Дух печеной картошки, жареных шашлыков, соблазнительный запах ухи из речной рыбы, плывет по воздуху.

Скоро весь народ перемешивается. Виной тому – водка. Пьяные пилигримы бродят от костра к костру. Знакомятся, беседуют, хохочут, делятся припасами и «горючим». Расслабляются даже вечно напряженные фанатички, под действием стаканчика алкоголя, который им скармливают особенно настойчивые и талантливые в делах спаивания пьянчужки, они превращаются в обыкновенных измученных мужьями и детьми, женщин. Таких, по всей Руси превеликое множество и говорить о них, стоит ли?!.

В воде реки все время кто-то шумно плещется, и кто-то беспрестанно зовет кого-то, приглашая искупаться.

Купальня тоже не пустует, здесь, переплетаясь руками и ногами, сидят на скамейках влюбленные, слышатся звуки поцелуев и шепот любовных слов. Темная вода бассейна правда никого не привлекает, уж больно холодна родниковая водичка.

Другое дело – река. Она нагрелась за день и блаженное тепло так и манит, так и притягивает и, в конце концов, все присутствующие на берегу так или иначе сползают в воду, а после купания засыпают прямо в траве, укрывшись от редкого комарья с головой.

Особенно стойкие бродят до утра и встречают рассвет в три часа охрипшими от водки криками радости.

В пять все уже спят, в бессилии повалившись возле потухших костров. Неженки, не могущие спать на жесткой земле, забираются в машины и, свесившись, не умещаясь на сидении, повисают то руками, то ногами, а то и головою вниз, из раскрытых дверей и только чудом не падая на землю.

А в семь часов, еще до жары, появляется орава деревенских мальчишек. Они бегут наперегонки, запуская воздушных змеев и не обращая никакого внимания на спящих.

Посреди пустого зеленого луга возле Сары им весьма удобно соревноваться. Разноцветные змеи, разные по размеру и маленькие, и большие парят в вышине голубого неба.

И только какой-нибудь пьяница притулившийся боком к купальне, очнувшись от опойного сна, поднимает нечесаную чугунную голову, глядит ошалело на змеев, моргает и мычит, а потом, уронив голову на грудь, засыпает, уверенный, что видел странный сон про воздушных змеев и не более того…

Такая простая история

В шесть утра, как всегда, включился рупор и на весь Вычегодский зазвучал гимн Советского Союза. Уж сколько раз мужики рупор ломали, не счесть, а он все пел, все вещал новости и читал голосами известных артистов отрывки из классических литературных произведений! Поселковое начальство только применило смекалку, и рупор был перевешан с прежнего низенького деревянного столба на более высокий, бетонный. Население тут же признало свое поражение, но все же находилась пара-тройка особо нервных людишек, которые подбирали с дороги камни, и бывало даже соревновались друг с другом в ловкости метания. Целью, конечно же, служил все тот же осточертевший рупор.

Отец мой, в то время, тридцати пятилетний молодой мужчина свалился с дивана. Он не привык к насильнической побудке и гимн, громко и торжественно зазвучавший из неугомонного рупора в шесть утра, его напугал. У нас в Ярославле, как-то берегли покой друг друга, соседи заводили механические будильники, но их звон не раздавался на весь район, а вполне конкретно будил того, кому это было нужно. Отец потряс головой, и ошалело уставился на меня.

Я послала ему ободряющую улыбку, за лето, привыкла как-то к побудке, гимн знала наизусть.

И попыталась вылезти из перины. Это была всем перинам перина, высотой со стог сена. Она захватывала меня в мягкий плен, когда я, усталая после впечатлений дня, ложилась спать. Она укачивала меня так, как никогда не укачивала моя мать. И навевала такой крепкий сон, что и после пробуждения я еще долго хлопала глазами, собираясь с силами, чтобы выбраться из нее. При этом мне и хотелось вылезти из перины, и не хотелось, одновременно. Кровать я делила с бабушкой. Бабушка, естественно, привыкла к своему способу отдыха, а именно к перине, горой возвышающейся на пружинистой железной кровати. Мне же, по правде говоря, милей был бы твердый диван. В перине я барахталась и утопала.

Отец меня понял и в два счета перенес к себе на диван. Но заснуть нам так и не удалось.

Рупор объявил зарядку. Бодрым голосом, под музыку, он поощрял невидимых для нас гимнастов. В моем воображении возникла толстая тетя Фрося с прозвищем в поселке тетя Бегемотиха, с короткими толстыми ножками, с огромным животом, неповоротливая, ленивая, одним словом, жирная. Я представила себе ее в попытке сделать упражнение мах ногами. Отец недоуменно покосился на мой смех. А, когда я ему рассказала над чем, собственно, смеюсь, сам прыснул. Мы тут же принялись живо обсуждать своих знакомых и выдумывать в красках, как бы они сделали, сейчас, то, или иное гимнастическое упражнение.

Наши творческие фантазии были прерваны приходом бабушки. Вообще-то население поселка вставало рано, еще до рупора. Вокруг поселка визжали лесопилки и громоздились бревна лесозаготовительных предприятий. Неподалеку темнела тайга и потому недостатка в древесине, как-то не чувствовалось. Работа начиналась с половины седьмого утра и рабочие тянулись и подтягивались к предприятиям, так что часто еще в пять утра можно было проснуться от негромких разговоров прохожих произносимых глухими хриплыми со сна, голосами. Я всегда недоумевала, как это они встают так рано, а потом еще задорно смеются, перебрасываясь шутками, посреди стружек и опилок, горой возвышающихся вокруг их станков и пил?! И только позже, с приходом в мою жизнь школы, поняла, что главное с утра, когда спать хочется, проявить силу воли и не поддаться мрачному настроению, а потом, в процессе дня, можно и посмеяться, в смехе – сила, смех прогоняет тоску и желание умереть, чтобы спать и отдыхать вечно.

Бабушка, рослая, здоровенная женщина, из таких, что с одной рогатиной пойдут на медведя и победят его, снисходительно на нас улыбнулась и пошла на кухню. В плите развела огонь, сунула туда пару дровишек и поставила сверху на конфорки кастрюлю в кастрюлю. На мой вопрос, что же это будет? Она лукаво усмехнулась: «Компот!» И я поверила. Мне было тогда пять лет. Через некоторое время, когда, по мнению бабушки, компот приготовился, я выпучила глаза. Бабушка поварешку с прозрачным компотом подожгла, и она загорелась синим пламенем. «Готов, компот-то!»– задорно расхохоталась на мое непонимание бабушка.