Сборник 12. На посошок - Рэй Брэдбери

— Фи!

— Да. — Я прислушался к затихающему грохоту слов в сумках. — И теперь я с трудом могу дождаться, — прошептал я, — когда же начнется эта темная и ненастная ночь, понимаете?

— Ну, если так… — сказала Эльза.

Все кончилось, как говорится, не взрывом, а всхлипом. На старте — громовой рокот ракеты в стиле Сесила Б. де Милля[44], на финише — шипенье и пшик отсыревшей шутихи.

Разумеется, я запустил этот масштабный дорожный проект Бреда, который получил название «Отсюда и всюду». Я действительно забил первый кол, ознаменовавший начало самого длинного романа со времен Аппоматокса[45]. Следующие главы должны были появиться на дороге в Кансил-Блаффс и Хила-Бенд! Повествование прервалось на чрезвычайно интригующем эпизоде! Сюжет дошел до точки кипения. Восклицательный знак.

Какое-то время на нас никто не обращал внимания. Но скоро обратили внимание сразу все!

Толпы почитателей таланта Бреда хлынули, как цунами, на дороги Америки вдогонку за ним, декламируя фразы, разыгрывая сцены, едва успевала осесть пыль с дощечек, которые все множились и множились, неся гибель одним персонажам и успехи другим.

Критик из «Чикаго таймз» взял интервью у Бреда, зарубленное, впрочем, его редактором, исследователем творчества Йейтса[46] и Поупа[47]. Автострада номер 66 вновь обрела свою былую славу. Люди перестали летать на самолетах и пересели на автобусы. Автозаправочные станции множились как грибы. Мотели день ото дня повышали цены. Вереница автофургонов, битком набитых ненасытными читателями поздравительных открыток, тянулась змеей от Омахи до Угалуги. Повсеместно расплодились дайджесты сего беспримерного повествования — для особо нетерпеливых.

И вдруг — вдруг о нас совершенно забыли! Где-то на полпути между перевалом Доннера и Долиной смерти литературный поток иссяк.

Каскад струй превратился в едкую пыль.

Белые дощечки с существительными, глаголами и прилагательными более никого не интересовали.

Я уже хотел было купить билет на самолет или угнать чей-нибудь фургон, как тут двери моего кабинета распахнулись. На пороге возник Бред, вернее, его бренное тело, начисто утратившее боевой дух, с бледным лицом, сжатыми зубами, с двумя огромными сумками, оттягивающими ему руки.

— Бред! — воскликнул я.

— В точку. Можете повторить, — ответил он.

— Входите же поскорее! Что с вами стряслось?

— Вы только что сами сказали.

— Вы принесли продолжение романа?

— Скорее, его остаток, — пробормотал он, высыпая на пол содержимое сумок. Тридцать фунтов мелких опилок. — Написать продолжение я так и не смог.

— Неужели вас покинуло вдохновение? Затор в мозгах?

— Дорожный затор! — сказал он.

Он собрал оставшиеся в сумке щепки и высыпал на мой стол. Некоторые мелкие частички осели на мое кресло. Я разглядел фрагменты букв, а иногда и целые буквы и даже слоги.

— Затор на дороге? — проблеял я.

— Мне никогда и в голову не приходило, что части наших сограждан мои придорожные цветочки могут прийтись не по нутру, — вздохнул Бред. — Мне то и дело приходилось пропускать участки, граничащие с чьими-то фермами, а то и целые графства! Шерифы приказывали мне убрать щиты, старые девы считали мой опус ипсо-факто[48] апофеозом бесстыдства. Доморощенные цензоры выдергивали мои колышки, как сорняки, воруя части романа, то же самое делали и плагиаторы!

— Плагиаторы?!

— Воришки, крадущие замысел! Грабители, растаскивающие роман по кускам! Пятимильный эпизод, исчезнувший в Талсе однажды ночью, всплыл на следующий день в Талахасси, к радости местных аллигаторов! Умыкнувший этот эпизод шериф Талахасси прогремел на всю страну, его книжку раскрутила Опра![49] Но разве я смогу это доказать? Я пытался вернуть похищенное, но эти вандалы тут же прострелили покрышки моей машины!

Голос его прервался. Переведя дыхание, он добавил шепотом:

— Наезд со смертельным исходом…

— Со смертельным? — воскликнул я.

— И что самое подлое, при помощи Интернета. Сколь быстро я бы ни взращивал свой сад, урожай доставался им, они воровали мои слова и тиражировали, это они мчались впереди, как Роудраннер, а я плелся в хвосте, как койот,[50] дыша выхлопными газами электроники! Днем и ночью высвечивают они мои творения на миллионах экранов. Разве мог бы Каспаров обыграть «Биг-Блю»? «Компьютер поборол чемпиона мира по шахматам!» — вопили они со всех углов. Да эта «ай-би-эмовская» машина была набита десятками мозгов высочайшего уровня! Осиное гнездо гениев против одного несчастного русского! То же самое произошло и со мною. Хемингуевый недоучка против всемирной паутины. Тогда-то я и удрал… Ну вот, собственно, — закончил он. — Может, вы еще найдете кого-нибудь, кто допишет финал. Прикончит плохих, достойно похоронит хороших. Я — пас. Мне больше нечего сказать.

— Надеюсь, вы сумеете найти себе новое занятие, — сказал я.

— Помощником плотника? Годилось для Иисуса, а мне нет. Деньги я вам верну.

— А что прикажете делать с этим? — спросил я, указав на груду опилок.

— Набейте ими подушку или устройте в них муравейник.

— Захватывающий был романище! — сказал я.

— Да. Интересно, чем бы он все-таки закончился?

— Если вы когда-нибудь придумаете концовку, сообщите и мне, хорошо?

— Не рассчитывайте на это. Всего хорошего.

Он вышел, оставив у меня в кабинете два мешка гранулированного опус-магнума.

— И что же мы с этим будем делать? — поинтересовалась появившаяся в дверях Эльза.

Я чихнул, потом еще и еще раз. Стол опустел, а воздух наполнился мелкими опилками.

— «Унесенные ветром»[51]? — спросила она.

— Нет. Джек Керуак, «На дороге».[52] Принесите, пожалуйста, веник.

Мандарин

Tangerine (2002)

Как-то поздним вечером, примерно с год тому назад, я ужинал в дорогом ресторане, испытывая довольство самим собой и своим местом в этом мире (совсем недурное чувство для человека, которому уже перевалило за семьдесят). Потягивая второй бокал вина, я взглянул на официанта — до этого его присутствие оставалось незамеченным, так как он был все время далеко или находился у меня за спиной.

Это было как в кино, когда пленка внезапно стопорится в проекторе и изображение застывает. У меня захватило дух.

Я знал его когда-то. И не виделся с ним целую вечность. Он был моих лет, и все же его можно было узнать. Поэтому, когда он подошел к столику, чтобы долить в мой бокал вина, я рискнул обратиться к нему со словами: