Гавайская история - Надя Лоули

А сейчас послушайте легкую музыку…»

Юрий поморщился и выключил приемник.

— Вот уж действительно, доброе утро! Хоть бы не опоздать на самолет!

На рейс он действительно поспел чудом, пришлось бежать, перепрыгивая через ступеньки эскалатора, благо с собой у него был лишь кейс и огромный плюшевый мишка. Юрий ворвался в салон самолета, и командир отдал приказ убрать трап.

— Ой, какой у нас пассажир! — завидев необычного размера игрушку, засюсюкали стюардессы.

— Да вот, спешу на крестины, — оправдывался слегка смущенный вниманием Юрий. — Вроде как — крестный отец!

Устроившись в первом ряду «бизнес-класса», у окна, он хотел было задремать, но симпатичная стюардесса не оставляла его без внимания:

— Шампанское? Кофе?

Юрий вместо ответа мотнул головой и опустил на глаза маску. Нескончаемая работа зачастую требовала снайперской точности и сосредоточенности. Он так устал за неделю, что хотел только одного — забыться сном.

Но ему не спалось. Он снял наглазную маску и стал смотреть в иллюминатор.

Внизу стелились воздушной ватой нескончаемые облака, а над этим пушистым ковром сияло пронзительно голубое, до боли яркое небо. И это было исполнено такой торжественной гармонии, что ему стало стыдно за мелкие земные помыслы и заботы: деньги, инвестиции, неустроенный быт, одиночество, здоровье (сердце что-то пошаливает, должно быть, сказывается возраст — через два месяца стукнет полтинник!). Как все это не важно здесь, над облаками, в свободном полете.

Успокоившись, он и сам не заметил, как заснул, впервые за много недель (без снотворных!), сном счастливого, умиротворенного человека.

— Да, да, я понимаю, но мне нужны хорошие книги. Эти ваши детективы, сляпанные на скорую руку, или политые сиропом женские романы здесь не пользуются спросом. Народ в эмиграции в основном культурный, им классику подавай!

— Ой, спасибо большое! Вот это хорошо: Булгаков, Пастернак, Набоков. Пелевин? Не знаю, но если вы рекомендуете, давайте попробуем…

Ирина записала названия книг и положила трубку. Вот уже шесть месяцев она крутилась как белка в колесе: сбор всяких бумажек, банковских поручительств, аренда помещения (в самом центре, конечно!), ремонт и оформление магазина. Ирка сразу для себя решила: никакой колбасы и водки, только русские сувениры и книги. Все было для нее в новинку, все приходилось делать впервые, но Ирка, насидевшись в домашнем заточении, наслаждалась свободой и новой ролью бизнес-леди. Очень ей было по душе все это. Она немного работала на публику, мол, смотрите, какая я молодец!

Но она в самом деле отлично поставила дело. Магазин сразу привлек к себе внимание русскоговорящей общины и всех тех, кто интересовался русской культурой и языком. Ирка со своим магазином заполнила пустовавшую нишу, ответив на запросы эмигрантов, которым не хватало не ресторанного разгула, а культурной среды, хороших русских книг и фильмов. Когда Ирина организовала поступления всех литературных новинок, газет и журналов, в магазин повалил народ со всей округи.

— Ирочка, а можно сделать годовую подписку на «Науку и жизнь»?

— Простите, а у вас есть «Новая российская энциклопедия»?

— Пожалуйста, закажите каталоги крупных российских издательств…

И так каждый день: вопросы, просьбы, пожелания…

Она даже не подозревала, что в Роттердаме и окрестностях столько «наших»!

Вот и сейчас она прорабатывала идею, подброшенную ей «народом». Надо бы открыть отдел, где можно будет обменять или сдать прочитанные книги.

Ирка освободила две нижних полки.

Господи, как время летит на работе! Неужели уже семь часов! "Белочка с няней (русской, конечно) уже ждут ее дома. Ваня заедет с минуты на минуту, а она еще кассу не сняла. Надо брать кого-то в помощь, одной становится нелегко!

Когда в дверях показалась знакомая фигура, Ирина, махнув приветственно рукой, пробормотала:

— Пять минут, дорогой! — но, увидев бледное, расстроенное лицо мужа, испуганно уставилась на него, а потом, почему-то шепотом, спросила:

— Что случилось? Изабель?

Муж отрицательно покачал головой, потом отвернулся и тихо сказал:

— Звонила Ветка. В автомобильной аварии погиб Стив.

Словно отказываясь смириться со скоротечностью человеческой жизни, над кладбищем под Лос-Анджелесом ярко светило солнце. Мартовская прохлада на время сменилась обманчивым летним теплом.

Надгробный камень, возложенный на пригорке под огромной калифорнийской сосной, был усыпан цветами. Гранитная плита сиротливо проглядывала из-под этого ковра. Траурная процессия направилась к выходу. Над свежей могилой сомкнулась тишина. Затем ее прорезали крики птиц. Весенней многоликой красоте было совершенно безразлично, кто упокоился под камнем. На фоне безупречной сини, опрокинутой над кладбищенском парком, вдова с младенцем на руках, безутешные родители, весь черный кортеж выглядели абстрактной черной цепью.

Аллея вела к большому павильону, где должна была состояться церемония прощания.

Ветка, сидевшая между родителями Стива, была на грани обморока. Все это время она старалась держать себя в руках, чтобы не разразиться вдруг надрывным плачем деревенской бабы. Теперь, когда все было позади, она почувствовала дурноту. Ветка неуверенно поднялась и вдруг увидела, как закружился потолок. Вращающийся вихрь затянул ее, звуки окружающего мира пропали. Последнее, что она заметила, — Роза с Ирой уносят Майкла из комнаты. Ей показалось, что где-то вдалеке мелькнуло лицо Стива.

«Наверное, я умираю…» — почему-то спокойно подумала Ветка и провалилась в темноту.

Поздно вечером в большом доме родителей Стива установилась тишина. Ветка прислушалась к сопению сына и попыталась пробраться сквозь примороженное снотворными и успокоительными уколами (пришлось обращаться к врачу) сознание и восстановить последние куски памяти этого ужасного дня. Она сидела с ногами на кровати и старалась удержать подступающую тошноту. Попыталась встать. Голова кружилась, нога дрожали и совсем не держали, тело будто одеревенело. Господи, да что они влили в меня? Прямо какая-то мумия!

Светлана по стенке, очень осторожно добралась до двери и увидела спешащую навстречу свекровь. Та подхватила ее под руки, Ветка обмякла, и они обе, опустившись на пол, в голос заплакали. Не было больше сил держать в себе горе утраты, все, что копилось в этот нелегкий день, прорвалось в слезах и причитаниях. И неважно, что одна в отчаянном порыве твердила по-русски: «Миленький мой, на кого меня покинул?!», а другая приговаривала: «Don't cry, darling!»