Лейтенант Рэймидж - Дадли Поуп

Все серее, серее, серее… Серыми стали матросы, серой стала девушка на своем алтаре из решеток настила, серыми стали волны, надвигающиеся на шлюпку рядами маленьких пирамид. Их стальной оттенок отдавал холодом и таил угрозу. Южный ветер слегка усилился, и каждая волна, приподнимая сначала корму шлюпки, а через мгновение нос, заставляла ее раскачиваться, словно качели.

Глава 10

Матросы вытащили гичку на узкую полоску песка на берегу Кала-Гранде. Не дожидаясь приказов Рэймиджа, двое моряков взобрались на вершину утеса и вскоре вернулись назад, волоча охапку веток и сухой травы, из которых соорудили подобие грубой кровати, используя траву в качестве матраса.

По знаку Рэймиджа маркизу вытащили из шлюпки, воспользовавшись решетками настила как носилками. Моряки обращались с ней с бережностью, которой человек посторонний отказался бы верить. Рэймидж видел, что на лицах их отражается противоречивая смесь чувств: они одновременно напоминали гордого, но смущенного отца, первый раз держащего на руках своего ребенка, и хорошо обученного солдата, несущего гранату с горящим фитилем, которая может в любой момент взорваться.

Рэймидж предпочел не вмешиваться, понимая, что их забота искренна. Он чувствовал также, что в отношении матросов к ней нет и намека на похоть, хотя это было бы вполне естественно, ведь им в течение многих месяцев не приходилось видеть женщин. При этом ему не приходило в голову, что они таким образом стараются услужить не только ей, но и ему самому.

Принявшись за работу, моряки делали вид, что совершенно не замечают Пизано, можно сказать, они старались избегать его, словно прокаженного. Итальянца, не привычного к такому обращению, это удивляло, поскольку в его понимании матросы находились на одной ступени социальной лестницы, что и крестьяне. Он попробовал затеять разговор со Смитом, не без основания предположив, что тот является третьим по старшинству в команде. Хотя Пизано и говорил по-английски с сильным акцентом, но выражался достаточно ясно. Однако Смит всего лишь вежливо покачал головой и сказал:

— Моя не понимай, мистер Заткни-Пасть.

Пизано закивал, не сообразив, что получил ответ на смеси матросского пиджина и сленга, как если бы разговор шел с каким-нибудь дикарем.

Когда он обратился к другому моряку с просьбой дать ему глоток воды, тот только оглядел его снизу доверху и продолжил заниматься своей работой.

— Почему они не отвечают мне? — спросил Пизано у Рэймиджа.

— Это не входит в их обязанности.

Посмотрев на часы, лейтенант увидел, что уже половина девятого: самое время им с Джексоном отправляться в город. Он бросил взгляд на берег, где двое матросов с помощью веников из веток старались уничтожить оставленные на песке отпечатки ног и глубокую борозду, прочерченную килем шлюпки.

Воздух уже сейчас был горячим, обещая знойный день. В дюжине миль от них невысоким трехгорбым холмом вставал из моря остров Джильо. Солнечные лучи блестели на поверхности воды, низко над горизонтом висела розоватая пелена, размывая границу между морем и небом.

Матросы расположились на песке, поглощая хлеб и воду, только что розданные Джексоном. Рэймидж подозвал Джексона и Смита. Как только они подошли, он сказал:

— Слушайте внимательно: ты, Джексон, пойдешь со мной в деревню, а Смит остается за старшего здесь. Если итальянский джентльмен предпочтет остаться у шлюпки, — лейтенант старался осторожно подобрать слова, — он будет находиться на твоем попечении, как любой другой член команды. Ты меня понял, Смит?

— Да, сэр.

— Леди нужно защитить любой ценой. Я предполагаю, что нас не будет часа два или три. Но если мы не вернемся до заката — значит не придем совсем. В таком случае с наступлением темноты садитесь в шлюпку и отправляйтесь на точку рандеву у Джильо. Как только окажешься на борту фрегата, доложи обо всем, что произошло. Тебе известно, насколько это срочно… Ты умеешь читать карту?

— Немного, сэр.

— Отлично, вот она. Пока меня нет, изучи ее. Если не встретите фрегат, отправляйтесь в Бастию. Все ясно? В таком случае выполняйте.

Едва Смит отошел на расстояние слышимости, Джексон спросил:

— Сэр, правильно ли я понял…

— Именно, но не стоит перегибать палку: я не хочу, чтобы его искромсали на куски кортиком только из-за того, что он начнет ныть.

Убедившись, что поблизости от девушки никого нет, Рэймидж подошел к ней и встал рядом на колени. Она не спала. Лицо ее заливала бледность, глаза блестели. Он заметил, что девушка старается поправить волосы здоровой рукой.

— Мадам, — негромко произнес лейтенант, и она вдруг протянула ему руку. На мгновение он растерялся, потом взял руку. Маркиза спросила:

— Где мой кузен?

— На некотором удалении от нас.

— Лейтенант, я хочу задать вам вопрос. Это касается моего кузена Питти: вы действительно возвращались за ним на пляж?

Вопрос был настолько неожиданным, что Рэймидж буквально онемел. Она сжала его ладонь, словно пытаясь сказать нечто, что не могла выразить словами.

— Мадам, мне не хотелось бы снова возвращаться к этому, во всяком случае, сейчас.

— Но вы это сделали? — настаивала она. Не дождавшись ответа, маркиза сказала вдруг, — я знаю, что возвращались.

— Но вы же не видели меня. Откуда вы знаете?

— Просто знаю. Я ведь женщина. Он был мертв?

Рэймидж снова не ответил. Нежелание говорить озадачило его самого. Что его останавливает? И вдруг он понял, что это всего лишь гордыня — как мог кто-то посметь сомневаться в нем? Осознав причину, он решил рассказать ей все, но пока думал, с чего начать, она прошептала:

— Не нужно отвечать. Но, лейтенант…

— Да?

Голос ее был слишком слаб, так что ему пришлось наклониться, чтобы расслышать слова.

— Лейтенант, мой кузен Пизано тоже гордый человек…

«Тоже!?» — подумал Рэймидж. Слишком гордый, чтобы рисковать своей шкурой ради кузена Питти. Но это не имеет значения.

— Думаю, он погорячился вчера ночью, — продолжала маркиза.

— Согласен, я принял это во внимание.

— У нас мужчины заботятся только о том, чтобы не уронить свое достоинство, всегда быть в una bella figura, в то время как вы, англичане, думаете только о чести. Но все вы, мужчины, одинаково болезненно относитесь к этому, каким словом это не назови.

И она снова слегка сжала его руку, как бы стараясь преодолеть невидимую стену, разделяющую их.

— Если не в силу иных причин, то хотя бы ради меня, — сказал маркиза, — будьте снисходительны к нему и ко мне. И еще, — нижняя губа ее затрепетала, — я сожалею, что из-за меня и моих соотечественникам пришлось вытерпеть столько лишений и опасностей.