Вся синева неба - да Коста Мелисса

— Что ты делаешь?

Она отвечает, только вынырнув со своим спальником под мышкой.

— Я пойду лягу у воды.

Медленными шагами она направляется к озеру.

— Спокойной ночи, — говорит она, обернувшись.

— Спокойной ночи…

Он пытается лечь в спальник внутри палатки, но сон не идет. Со своего матраса через открытый матерчатый полог он видит сидящую на берегу Жоанну. Опять она смотрит в это чертово небо. Господи, что у нее на уме? Как бы ему хотелось это знать… Он медленно выползает из палатки и направляется к ней.

— Можно? — спрашивает он, показывая на траву рядом.

Она кивает, и он садится подле нее. Принимается играть травой, не зная, что сказать. Жаль, что они так мало разговаривают. Он откашливается.

— Немного же мы с тобой разговариваем, — шепчет он наконец.

Жоанна пожимает плечами. Он готов был держать пари, что она пожмет плечами.

— Мы говорим, о чем полезно говорить. Вот и все.

Он удивлен мягкостью ее ответа, которая не вяжется со словами. Нерешительно, но он продолжает:

— Может быть, но… Просто… Меня бы успокоило, если бы я понял, почему ты здесь…

Она упорно не оборачивается, глядя на неподвижную воду.

— Чем это бы тебя успокоило?

— Скажем… Я бы знал, не собираешься ли ты слинять в одночасье… во всяком случае, был бы к этому готов.

Он попытался сказать это как бы в шутку. Жоанна отвечает спокойно:

— Я не уйду.

— Откуда мне знать?

— Я тебе говорю.

Он снова видит ее, сидящую на валуне у ручья. Слышит ее голос, телефонный разговор. Я… Я не знаю. Я тебе уже сказала… Месяц, полгода, год… Мне нужно время…

— Так тебя никто не ждет? — спрашивает Эмиль.

Он не хотел этого тона, такого подозрительного. Жоанна резко отворачивается. Он боится, что все испортил.

— Я не уйду, обещаю тебе.

Она на самом деле не отвечает на вопрос. До этого вечера он не сознавал, что это его беспокоит, но он сказал правду. Он боится, что она уйдет. Он хочет удостовериться.

— А Леон?

Лицо Жоанны мгновенно замыкается. Как будто черная вуаль накрыла его.

— Что?

Голос, однако, выдает, как сильно ее волнение.

— Откуда ты знаешь?.. — бормочет она.

Эмиль не может признаться ей, что слышал телефонный разговор. Она подумает, что он за ней шпионил. Он разом потеряет все ее доверие. Она еще, чего доброго, решит уйти немедленно. Он предпочитает сыграть на другом поле.

— В тот раз… Ночью, когда у тебя был жар… Ты произнесла его имя…

Ничего не читается на ее лице. Ни облегчения, ни смятения. Она полностью овладела своими эмоциями.

— Ты можешь не беспокоиться о Леоне. Я останусь до конца путешествия.

Опять она уходит от вопроса. Это обидно.

— Он… Он твой парень?

Он видит ее стиснутые челюсти. Она теряет терпение. Он чувствует, что зашел слишком далеко.

— Это был мой парень.

— Ты ушла от него?

— Да.

— Окончательно?

Она медлит с ответом. Он знает правду. Солжет ли она ему?

— Нет.

Он вздыхает с облегчением. Что бы она ни решила сделать потом, сдержать свое обещание или уйти, теперь он знает, что она ему не солжет. Она кристально честна.

— Значит… Он тебя ждет… но ты останешься здесь?..

Снова молчание, снова колебание. Ему неприятно тянуть из нее ответы клещами.

— Да. Он сделал кое-что непростительное.

Эмиль так удивлен откровением, что не решается больше сказать ни слова. Она продолжает:

— Думаю, это все, что тебе нужно знать. Я ушла, потому что не могу больше жить рядом с ним после того, что он сделал.

Эмиль молча кивает. Это хрупкое мгновение. Он не хочет все испортить.

— Может быть, я когда-нибудь вернусь. Может быть, нет. Если вернусь… думаю, мне понадобятся годы.

Он снова кивает. Больше они ничего не говорят, ни он, ни она. Они сидят неподвижно, уставившись на луну, отражающуюся в озерной глади. Он сделал кое-что непростительное. Я ушла, потому что не могу больше жить рядом с ним. Действительно, это все, что ему нужно знать.

Их вчерашний разговор пошел на пользу. Сегодня ночью они спали рядом в палатке. До сих пор Жоанна устраивалась снаружи. Она говорила, что предпочитает спать под открытым небом, мол, не любит над собой крыши. Говорила наверняка правду, но дело было не только в этом. Ведь сегодня ночью она спала рядом с ним.

Они завтракают, глядя, как солнце заливает все вокруг. Белые вершины. Озеро простирается насколько хватает глаз. Первые искорки солнечного света на воде. Розовые и оранжевые рассветные блики. Гладкие круглые камни. Это сюрреалистическая картина. И ни звука, кроме пения птиц и шелеста ветра в ветвях. Пейзажи были смычком, игравшим на моей душе. Эмиль вспоминает вчерашние признания Жоанны. Кое-что непростительное. Это наверняка серьезнее, чем просто измена. Это наверняка очень серьезно. Жоанна всегда взвешивает каждое слово. Жоанну мало что шокирует. Даже смерть. Она считает, что многие несчастья составляют часть жизни. Ко всему относится философски. Что же он мог сделать? Может ли это иметь отношение к ее отцу? Тот, похоже, был очень важен для нее. Эмиль продолжает размышлять, глядя, как она ест. Почему она никогда не злится? В том телефонном разговоре с Леоном она не кричала. Оставалась спокойной. А ведь он сделал что-то непростительное. Что-то, что заставило ее бежать на годы…

— Отправимся дальше сегодня? — спрашивает Жоанна, подняв нос от миски.

Он доедает кусок хлеба, прежде чем ответить.

— Да… Как думаешь?

— Годится.

— Собираемся и складываем палатку?

— Да.

10

— Эмиль… Эмиль, вы меня слышите?

Бип. Бип. Бип. Мерный и довольно приятный звук. Как дыхание. Или биение сердца. Вот только это бипер. Слева какое-то движение. Шуршит ткань. Голоса кажутся далекими или шепчут:

— …сколько времени?

— …привезли сегодня утром… без сознания уже час… девушка в коридоре…

— …позвать?

— …должна найти его удостоверение личности…

Бессмыслица. Какой-то совершенно несуразный сон. Он никак не может вынырнуть, окончательно проснуться. Он чувствует себя очень тяжелым, и, кажется, все болит, но это, наверно, действие сна.

— Эмиль… Эмиль… Вы меня слышите?

— Он приходит в себя?

— Кажется… Посмотрите на его веки.

Он слепнет. Словно от яркой вспышки. Он попытался открыть глаза. Белые стены. Ослепительный свет. Люди в белых халатах. Его глаза закатываются. Сейчас он снова провалится в черноту. Он уже уплывает, но сердце вдруг сжимается. Что это было? Белый цвет. Халаты. Он чувствует, как ускоряется пульс. Где он? Что он здесь делает? Он не должен был… Он пытается бороться с навалившейся тяжестью. Пытается уцепиться за лязг тележки на колесиках, за звяканье металлических инструментов. Нельзя засыпать. Он не должен быть здесь. Что с ним делают? Пульс еще ускоряется. Трудно дышать. Не приснилось же ему… Он был в горах. Был в Пиренеях. Не мог же он выдумать свой отъезд… Не могло ему присниться все, что было потом… Кемпинг-кар… Рюкзаки… Озеро… Накатившая паника помогает ему потихоньку выйти из оцепенения, из темноты. Звуки становятся отчетливее. Он снова слышит голоса.

— …похоже, обморок…

— …сердцебиение учащенное…

— …предупредить девушку…

Снова вспышка. Снова слепота. Во второй раз он слишком быстро открыл глаза, но теперь это не так неожиданно, не так резко. Он чувствует, что пытается заговорить, но не получается ни звука. В комнате двое. Мужчина в белом халате. Женщина, она выходит в коридор. Он цепляется за простыни на кровати. Он в кровати. На нем надето что-то странное, всю одежду с него сняли.

— Месье, успокойтесь. Все хорошо. Вы в больнице. Вами занимаются.

Врач говорит как будто в замедленном темпе. Эмиль снова открывает рот. Редко ему приходилось испытывать такой страх. Он ведь отказался. Отказался умирать подключенным к аппаратам. Что же произошло? Он принял все меры, чтобы этого не случилось. Его руки пытаются сорвать простыни. Врач спокойно удерживает его в кровати.