Ц-7 - Большаков Валерий Петрович

А вот теперь… Теперь всё иначе. Враг окажется прямо перед тобой, как на фронте! Ты вскидываешь «калаш», и жмешь на спуск. И не вверх стреляешь, даже не по ногам, а в грудь или в голову, чтобы наповал!

«Смогёшь?..»

– Подходим! – вздрогнул Якушев. – Порт!

На причалах – никого. Надо полагать, попрятались. «Зодиаки» ткнулись носами в пирс, где швартовались яхты и рыбацкие суденышки. Стихли мощные моторы, и сразу прорезались совсем иные звуки – на улицах Виктории частили очереди, разок бухнула граната.

– За мной! – крикнул Фролов, срываясь на бег.

Вся пятерка бросилась следом, а за нею и остальные мобгруппы, сбиваясь в крепкий взвод.

– Стой! – затормозил «Фрол». – По машинам!

Несколько грузовиков, облупленных «Рено», приткнулись к пакгаузу – дверцы настежь.

– Как тараканы брызнули! – хмыкнул Пахомов, втискиваясь в малогабаритную кабину. – Детям, что ли, делали… Залазь!

Живо закинув автомат за спину, Гирин перемахнул за истертый борт стального кузова. От пулемета точно не защитит, а вот пулю остановит, или пасанёт рикошетом. Да и осколки задержит…

Взревев, самосвал развернулся и покатил, по Гранкур-роуд выезжая на Индепеденс-авеню.

Поперек улицы лежал перевернутый автобус, начиная коптить. Под его защитой азартно перебегала команда «регбистов», приседая, чтобы от души пострелять.

Пахомов взял вправо, заезжая на тротуар, и Гирин различил тех, кому доставалось от «спортсменов» – там горели два удлиненных «Ситроена» с неубранными флажками на капотах. Маленькие, юркие бойцы упорно наступали, заходя с флангов.

Всё было ясно и понятно – вон корейцы, они за президента, сомненья прочь! Но Иван лишь крепче сжимал цевье АКМ, не решаясь жать на спуск.

– Огонь! – крикнул Фролов, срываясь в фальцет.

И Гирина будто кто расколдовал – вскинув автомат, он выдал короткую очередь по «регбистам». Те заметались, паля в ответ, но подъехала еще пара грузовиков с матросами, мичманами и офицерами – пули на инсургентов обрушились косым ливнем.

Юркие стрелки, щуря и без того раскосые глаза, застрочили по окнам первого этажа особняка в колониальном стиле – дом выпирал на тротуар помпезными колоннами.

– Гранатами их! – рявкнул «Пахом».

Иван, досадуя на себя, что не первым догадался, выцепил «лимонку». Чеку долой, замах… ГТО он сдавал, серебряный значок вручали…

Граната, кувыркаясь, влетела в разбитое окно – прямо под нос хилому пулеметчику, рыжему и конопатому. Хиляк тужился взгромоздить на подоконник старенький «Брен», да от испуга уронил на ноги. Тут же рванула «лимонка», перекрывая вой. В окно плеснуло огнем, вышибая остатки стекол.

– Заполучи, фашист, гранату! – заорал Гирин, краем сознания отмечая непонятный толчок в спину. Боль ошпарила ожогом, и автомат выпал из рук. Иван, кусая губы, нагнулся за оружием…

И бысть тьма.

…Гирин пришел в себя не сразу, возвращаясь постепенно, от усилия к усилию. Первым делом вернулось ощущение пространства. Он лежал, но вовсе не твердый, исцарапанный металл кузова вжимался в спину. Ивану было мягко.

Потом прорезался слух. Привычная гулкость корабельной утробы… Грюканье люков, визг кремальер…

И вот открылись глаза. Заморгали от неяркого света, покосились, обвели взглядом… Корабельный медблок. Лазарет.

«Ага… Ранили меня, что ли?» – лениво протекла мысль.

Иван пошевелил ногами. На месте. Испуг, только что холодивший душу, опал. Руки… Ох… Похоже, грудину задело. Вот же ж…

Негромко клацнула дверь, и комингс переступил врач, седоусый и седобровый.

«Ему бы еще бородку, – подумал Гирин отстраненно, – вылитый Айболит получится…»

– Ага! – довольно покивал капитан медслужбы. – Глазами лупаем? Это хорошо…

Врач присел, ухватив Ванино запястье. Сопя и глядя на секундную стрелку, измерил пульс.

– Товарищ капитан, здорово меня?

– Жить будешь, товарищ старший матрос.

– А как мы… Справились хоть?

– Президента спасли, белых наемников перебили, среди наших потерь нет. Доволен?

– Ага! А черные? Ну, эти, на «Бунавентуре»?

– А, эти… – капитан медслужбы отошел к умывальнику, и обстоятельно вымыл руки. – Этим, товарищ Гирин, сильно не повезло – встретились с «Ташкентом». Хватило двух очередей АК-726… Ну, ладно, у меня еще Баныкин. Выздоравливай!

– Ага… – слабо отозвался Иван. Заспешил: – Привет ему! – но дверь уже лязгнула, закрываясь.

«Ну, и ладно, – вздохнул Гирин. – Поправлюсь – сам передам… Только… это… Слышь, организм? Ты давай поживее… того… выздоравливай, а то я так ничего толком и не увижу!»

Суббота, 21 января. День

Москва, проспект Калинина

Наш милый заговор с мамой удался на славу. Мне, правда, пришлось задействовать свои связи, но куда ж без них? Выезд в страны СЭВ официально разрешили, однако осторожничали. А то мало ли… Вдруг сразу миллионная масса народу рванет за границу? Хаос, давка, пробки… Кому это надо? Вот и прикручивали кран, дозировали выезжающих тонкой струйкой.

Хотите устроиться на работу в ЧССР? А приглашение у вас есть? Ах, нету? Ну, тогда приходите позже, когда будет… А вы, значит, желаете поступить в Берлинский университет? Похвально. А направление ваше где?.. Слушаю вас. Куда? В Прагу? С целью?.. Просто посмотреть? Понятно… Студентка? Ясно… Ну-у, можно по путевочке. Через наш «Спутник» или чешский «Орбис». Пожалуйста…

В агентство «Орбис» я заехал утром, уже на нервах. Время, время… Мама вот-вот закончит зимнюю сессию, двадцать шестого ей вылетать! Съездил, купил сначала два билета на самолет, и помчался за путевкой для Ритки… Были!!!

Оформил. Рассчитался. Успокоился. Фу-у…

…Я с удовольствием потянулся, вспоминая мои утрешние метания. Созвониться-то я созвонился, в турагентстве меня заверили, что недельные туры в наличии, несезон ведь. «Тем более, пани Гариной не требуется гостиница…»

У девушки из «Орбиса» был приятный голос, она мило тянула гласные и смягчала «г» почти на украинский манер…

Тут в тихой приемной вдруг зашумели, загомонили, и в дверь просунулась хорошенькая Наташина мордашка.

– Шеф, – улыбнулась секретарша, – тут к вам…

– Запускай! – сделал я благодушный жест.

И в кабинет решительно шагнул Жорес Алферов. Будущий нобелевский лауреат еще не успел, как следует поседеть. Двигался он энергично и был весьма оживлен, а за профессором и член-корреспондентом, как выводок за уткой, семенили молодые, зубастые мэ-нэ-эсы.

– Жорес Ива-анович… – вышел я из-за стола.

– Михаил Петро-ович! – в тон заулыбался Алферов.

– Просто Михаил, этого достаточно. Не дорос я пока до отчеств.

Мы церемонно пожали друг другу руки, будто на высшем уровне, и я предложил всем садиться. Благо, Ромуальдыч подсуетился и заволок мне в кабинет пару диванов. Спасибо, хоть не длинный стол для заседаний.

– Меня очень, очень заинтересовали работы парней из МФТИ, – Жорес Иванович повел рукой в сторону смирно сидевших физиков, рослых, бородатых очкариков. – Жаль, очень жаль, что мы поздновато спохватились, и первооткрыватели светодиодов – сплошь западные…

– А наш Лосев? – чуть обиженно забасил широкоплечий бородач в круглых очках, как у Гарри Поттера.

– Лосев умер в блокаду, – суховато напомнил я, – и о его «световых реле» благополучно забыли.

– Увы, – чуть виновато покивал Алферов. – Байард и Питтман изобрели инфракрасный светодиод. Ник Холоньяк разработал красный, а Крафорд – желтый. Жак Панков создал первый синий светодиод на основе нитрида галлия… Ладно, приоритеты не за нами! Но ребята открыли технологию изготовления дешевых… этих самых… «световых реле»! Остается лишь впрячься по-хорошему, и начать серийное промышленное производство светоизлучающих диодов!

– На гетероструктурах, – подхватил я, замечая довольный румянец на щеках профессора и член-корреспондента.

– Они прочные, – загудел вдохновленный бородач, – и никакая нить накаливания в них не стряхнется. Долговечные… Спектральная чистота и никакой инерционности. Сразу – раз! – и на всю яркость…