Танкист - Юрий Корчевский

Самоходки начали стрелять по пехоте осколочными гранатами. Но ведь по каждому пехотинцу из пушки стрелять не будешь.

Огонь стих, самоходки остановились почти напротив Павла. Он выбрался из кустов и начал размахивать над головой шлемофоном.

На самоходке с бортовым номером 789 откинулся люк, из него до пояса высунулся Куракин и призывно махнул рукой. Павел подбежал, а Куракин спрыгнул на землю.

— Что случилось, Сазонов?

— Самоходку подбили, направляющий каток разбит. Буксировка нужна, своим ходом не доберёмся.

— Экипаж цел?

— Цел.

— А у нас три самоходки сгорело. Я наблюдал за тобой — как ты за стогом прятался, как за посадкой прошёл и во фланг им ударил. Молодец! Сколько подбил?

— Три танка и бронетранспортёр.

— Удачно! Каток разбитый — тьфу, в полку починят, с подбитых машин снимут. Выгодный обмен: за один каток — три танка. Сейчас я тебе кого-нибудь на помощь пришлю.

Куракин забрался в самоходку, и тут же послышался писк рации. Вскоре младший лейтенант появился снова.

— Вот эта самоходка вас буксировать будет.

Павел подбежал к указанной самоходке и постучал по броне рукояткой нагана. Из откинувшегося люка высунулась голова в шлеме.

— Это тебя на буксир брать?

— Меня.

— Садись на броню, поехали.

Павел взобрался на боевую рубку и показал, где стоит повреждённая машина.

Пока цепляли трос к буксирным проушинам, а второй трос — к гусенице, Павел приказал заряжающему:

— Василий, там подбитые бронетранспортёры стоят. Сбегай к ним, сними пулемёт и коробки с патронами прихвати.

На «усах» стащили самоходку с гусеницы и прицепили её тросом. Потом отпустили «усы», тягач поехал вперёд, и тросы на крюки надели снова.

— Ну что, готово?

— Парни, перекур, дождёмся заряжающего.

— Это можно.

Экипажи вылезли на свежий воздух. В рубках, несмотря на работающие вентиляторы, воздух был насыщен пороховыми газами. От него першило в горле, слезились глаза.

— Повезло вам, мужики! — пнул ногой разбитый каток один из членов экипажа самоходки-тягача. — Немного бы повыше — и амба!

— Повезло, не без этого!

— Ловко ты сбоку немцев обошёл. Я в прицел видел — кто-то из наших огонь во фланг ведёт. Высунется, выстрелит — и назад, за деревья. Сколько подбить удалось?

— Три танка и один «бронник».

— Ишь ты! — удивились в экипаже. — Получается — ты сегодня самый результативный. Мы на себя огонь отвлекали, а ты хлоп-хлоп — и в дамки.

— Кто вам не давал нас опередить?

Командир самоходки докурил папиросу, бросил окурок.

— Не дошло сразу, а после драки чего кулаками махать? Где там твой заряжающий?

Показался Василий. На одном плече он нёс трофейный пулемёт, придерживая его левой рукой, в правой была зажата жестяная коробка с пулемётной лентой, а за спиной — немецкий солдатский ранец.

— Вася, ты как верблюд нагрузился. Чего в ранце?

— Трофеи, — буркнул Василий.

Через люк водителя засунули в самоходку трофеи, экипажи заняли свои места в боевых машинах.

— Трогай! — махнул рукой Павел.

Самоходки возвращались в свою часть.

— Вась, ты чего в ранце притащил? Поделись.

Василий открыл ранец, наводчик заглянул туда.

— Ни фига себе! Командир, посмотри!

В ранце было полно консервов, бутылки спиртного с яркими, заграничными этикетками.

— Ты где взял?

— Так в транспортёре. Там выпивки полно. Жалко бросать было, всё равно наши ребята найдут и выпьют — так лучше мы.

По прибытии на место Василий и Анатолий унесли ранец и пулемёт в землянку. Павел с Игорем ждали вердикта инженера ремонтной службы.

Тот осмотрел машину и заявил:

— Завтра утром готово будет.

Экипаж направился в землянку. Павел сразу отправил заряжающего с котелками на кухню.

— Неси чего-нибудь поесть. Не обедали ещё, а уже по времени ужин должен быть.

— А почему я?

— В армии приказы старшего не обсуждаются, а исполняются. А ты идёшь, потому как самый молодой в экипаже.

Василий взял котелки и уже в дверях обернулся:

— Без меня не начинайте.

— Будь спокоен.

Хлопцы тут же высыпали содержимое ранца на снарядный ящик, приспособленный вместо стола.

Павел взял бутылку, прочитал этикетку.

— Кофейный ликер, испанский.

— Это водка с кофе, что ли?

— Да нет, вино такое, сладенькое.

— Я сладкое люблю.

Павел взялся за вторую бутылку.

— А здесь — ром ямайский.

— Вот немцы суки, со всего света пойло собрали. Попробуем сейчас!

— Сначала дождёмся Василия — обещали. Во-вторых, грамм по сто пятьдесят.

— Так мы же «безлошадные» сейчас!

Заявился Василий с котелками.

— Мужики! Ужин сегодня знатный. Макароны по-флотски, с мясом.

Экипаж встретил его восторженными возгласами.

— Садись быстрее, ждать устали.

Тут же разлили по стаканам ром и выпили за то, что живы остались, и за то, чтобы и впредь так же везло.

Ром оказался крепким, градусов шестьдесят-семьдесят, и обжигал рот.

— Силён, чертяка! — шумно выдохнул наводчик. — Сроду не думал, что немцы могут пить такую крепкую водку.

— Это не водка — ром.

— Да всё равно. Ихний шнапс слабее водки и пахнет, как самогон.

Все набросились на макароны. Готовили их редко, всё больше каши, и перловка уже в горло не лезла.

— Вась, ты не узнавал, по какому такому поводу мясо с макаронами?

— Повар сказал — корову бомбой убило. Чего добру пропадать? Вот её в котёл и отправили!

Потом пили за победу, за боевых товарищей. Поскольку ром быстро закончился, а хотелось ещё, открыли и попробовали ликёр.

— Сладкий больно!

— А мне нравится. Не хотите — не пейте, оставьте мне, — заявил Толик.

— Василий, что там у тебя ещё?

Выпили ещё две бутылки — французский коньяк и румынскую кукурузную водку. Коньяк экипаж не одобрил.

— Крепкий, но пахнет одеколоном, — заявил Василий. — А румынская водка ещё хуже шнапса. Вот чего я вам скажу, ребята, нет ничего лучше нашей водки.

Экипаж дружно поддержал. Павел только удивился — откуда в немецком бронетранспортёре такое разнообразие выпивки? Прямо на любой вкус. Или награбили по Европе? Немецкой пехоте перед атакой частенько давали выпить — ну так и наши этим баловались. Слегка выпивший солдат смерти меньше боится.

Утром все проснулись с головной болью. Завтракать никто не пошёл, и предложение «полечиться» оставшимся ликёром встретили молчанием. Не хватало, чтобы экипаж заявился за самоходкой с запашком и нетвёрдой походкой.

Павел ругал себя, что разрешил парням выпить лишнего. Ну прикончили бы бутылку рома — и баста! А теперь надо было исправлять положение.

— Экипаж, за мной!

Павел вывел их на небольшое поле за батареей.

— Бегом — марш! — и побежал сам, слыша за собой топот кирзовых сапог.

Вначале не хватало дыхания, в голове стучала кузница, по вискам и затылку как будто молоты били. Пот катился градом, ноги налились чугуном. Бежали тяжело, но после второго круга стало легче.

— Командир, не могу больше! — задыхаясь, сказал Игорь.

— Вперёд, не останавливаться! — прохрипел Павел.

У него самого во рту пересохло, но молоты бить в голове уже перестали.

После третьего круга экипаж взмолился:

— Командир, всё! Нет больше мочи, мы уже трезвые!

— Тогда к ручью — марш!

Павел побежал к ручью. Вода по осени холодная. Члены экипажа разделись догола и нагишом стали прыгать в воду — смыть пот и пороховую копоть. Теперь все выглядели вполне достойно.

— Одевайтесь! И запоминайте — так будет после каждой пьянки, — подвёл Павел итог «мероприятию».

Вместе с экипажем Павел заявился в ремонтную зону.

— Принимайте свою машину! — хлопнул ладонью по крылу инженер. — Не хуже новой!

Экипаж осмотрел самоходку и признал ремонт качественным. Своим ходом они направились на заправку. Пока закачали ручным насосом в основной бак 460 литров солярки, снова вспотели.

А потом направились к артиллерийскому складу — пополнять боезапас. Самоходка должна быть готова к бою в любую минуту.

В полдень Павел встретил Куракина.

— Ты чего экипаж гонял?

— Физзарядку делали, по Уставу положено, — не моргнув глазом соврал Павел.

— Похвально!

Тем не менее Куракин потянул носом, принюхиваясь.

Немцы вели себя сегодня смирно, видимо — зализывали раны, и экипажи занимались машинами: все вместе чистили пушку длинным банником. Та ещё работа! Потом Игорь возился с двигателем, а заряжающий обтирал ветошью снаряды в укладке.

Павел же включил рацию на приём, пошарил по волнам. Хотелось послушать сводку Совинформбюро о положении на фронтах, да и просто музыку. Но сквозь помехи до него доносились только обрывки разговоров на немецком языке.