Любовь для начинающих пользователей - Катя Ткаченко

Если она рассчитала правильно, он будет даже быстрее чем через десять минут — тут идти не больше пяти.

Плюс войти в подъезд, подняться на лифте и позвонить в квартиру.

Бандана обнаруживается на самой нижней полке, под старыми колготками и какими–то давними свитерами.

Теперь закрыть шкаф и быстро к зеркалу.

И ещё — не забыть спрятать змею.

Повязать бандану и спрятать змею!

Выключить, загнать обратно в брелок, а брелок повесить на шею.

Она со змеёй никогда не расстанется!

Никогда и ни за что!

Она его покормит и только потом расскажет, что произошло.

Какие траблы случились.

Будет смешно, если племянник явится, когда они будут доедать спагетти болоньезе.

Явится, посмотрит на них и покраснеет — наверняка подумает что–то не то.

Но он не явится.

Симба в этом уверена, иначе не просила бы о помощи.

И помощь уже на подходе — кажется, она слышит шаги.

Правильно, в дверь звонят.

Симба идет открывать и замечает, что харя на стене склабится как–то натужно, будто пытается сделать всё, чтобы дверь так и осталась запертой.

— Кто там? — на всякий случай спрашивает Симба и слышит в ответ сначала смешок, а потом вчерашний утренний голос:

— Это я, граф Дракула! Открывай!

Восхождение

Вблизи гора выглядит гораздо внушительнее, и мне не верится, что в ней меньше тысячи метров высоты.

Это только считается, что она низенькая, а подумав, понимаешь: подъём продлится не час и не два, невозможно предугадать, когда я окажусь на вершине, которая отсюда, от подножия, не просматривается.

И ещё я обалдеваю от того, какая гора красивая.

Издали это не так заметно — ну, поросшая странными, какими–то причёсанными соснами гора, почти правильный конус, раздваивающийся наверху, и получается, что у горы не одна вершина, а две — самая высокая точка левее, а чуть пониже, на отлёте, ещё вершинка, как два зубца вилки, один из которых обломан.

Забавно, я живу возле неё целых пятнадцать лет, но ни разу не приближался к ней вплотную, впрочем, и почти никто в городе не жаждет там прогуливаться, что–то вынуждает взрослых говорить о горе с опаской.

Папенька называет её просто «Она».

Я смотрю на гору, и мне чудится, что и гора с любопытством поглядывает на меня.

Сейчас около семи утра, Симба, наверное, ещё спит и не прочитала мою записку.

Я зажмуриваюсь и вновь вижу спящую на спине Симбу, сбросившую с себя простыню.

И чёрный курчавый треугольник между её ног заставляет меня сглотнуть слюну.

Солнце уже утвердилось над горизонтом, вскоре станет жарко, так что мне пора начинать подъём.

Легко сказать — пора.

На гору не ведёт никакая тропинка, прямо от подножия, чуть ли не с того места, где я стою, вверх по склону тянется густой подлесок.

А тропинки тут должны быть — ведь на городском базаре торгуют июньской земляникой с горных полян, а под конец лета — мёдом, тоже якобы с горы.

По крайней мере, так утверждают торговцы.

И матушка, притаскиваясь домой, уверенно произносит:

— Вот, меня убедили, что этот мёд — с горы.

— Якобы с горы… — сомневается папенька.

— Пусть якобы, — отвечает матушка, — он всё равно вкусный, так что скажи спасибо.

— Спасибо, — говорит папенька.

Вот откуда я знаю слово «якобы».

Что–то типа «вроде бы» или «как бы», я раз попросил матушку объяснить, и она так и сказала — что–то типа «как бы» или «вроде бы»…

Короче, тропинки вроде бы действительно должны быть, если на горе кто–то якобы держит пчёл…

Я улыбаюсь, поправляю Симбин рюкзачок на правом плече.

И понимаю, что забыл взять одну штуку, которая мне очень пригодилась бы.

В пути с ней намного веселее. То есть с ним. Штука — она, плеер — он. Переехав к Симбе, я так и не достал его со дна сумки. Обычно я не в состоянии прожить без музыки и десяти минут, а вот вчера мне было не до музыки, я даже не вспоминал о её существовании.

Однако сейчас мне захотелось нацепить наушники и нажать на кнопку Play.

Конечно, можно вернуться за плеером, но тогда придётся разбудить Симбу, и больше она меня никуда не пустит.

Остаётся шагать в тишине, хотя тишиной это не назовёшь — так вопят в кустах какие–то утренние птахи. Я задерживаю дыхание, будто перед прыжком в воду, набираюсь смелости и раздвигаю ветки с продолговатыми зелёными листьями.

Я не знаю имени этих птах, я не знаю названия этих кустов.

Ветки смыкаются за мной, впереди — новые кусты и новые ветки.

Птахи возмущённо орут, солнце ещё не раскочегарилось как следует, но мне уже жарко и хочется пить.

Воды у меня с собой всего одна бутылка, так что я решаю потерпеть и продолжаю продираться сквозь подлесок, то запинаясь о корни, то путаясь в траве.

Трава здесь растёт неравномерно, перемежается проплешинами голой почвы, по поверхности которой змеятся зигзаги тонких корней.

Ветки только и делают, что с размаху хлещут меня по лицу — словно кусты отвешивают мне пощёчины.

Подлесок никак не кончается. Смогу я когда–нибудь подниматься на эту чёртову гору нормально, не глядя под ноги?

Мой папенька — любитель таких экстремальных прогулок. Перед отъездом он всё беспокоился, не заскучают ли они с матушкой в Турции. И вычитал в путеводителе, что неподалёку от их отеля, который расположен между двумя горами — там ведь вдоль побережья сплошные горы, — имеется водопад.

После того как он про этот водопад вызнал, весь вечер сидел и мечтательно разглагольствовал о том, как они с матушкой отправятся к нему пешком.

Даже заставил её положить в чемодан кроссовки. Для него и для неё.

Хотя матушка явно предпочла бы какое–нибудь другое развлечение.

В крайнем случае, её бы устроило, если бы к водопаду их отвезли на автобусе.

Я спотыкаюсь об очередной дурацкий корень, но удерживаюсь на ногах. Если в ближайшие пять минут я не обнаружу тропинку, боюсь, до вершины мне не добраться не то что к обеду, но и к вечеру, а может, и к завтрашнему утру. Хорошо ещё, здесь нет лиан, как в документальных фильмах канала «Дискавери», которые иногда показывают по нашему кабельному, — чтоб рубить лианы, мне бы понадобился нож, а нож я тоже не взял.

Лучше ножа — мачете, но мачете я видел только в кино.

Как, впрочем, и лианы.

Симба, наверное, уже проснулась — судя по всему, время к восьми, я и часы, между прочим, забыл.

Идиот. Без плеера на горе можно обойтись, а без ножа и часов придётся трудновато. Ориентироваться по солнцу я не умею. Вроде бы меня этому учили, но разве запомнишь всё, чему тебя учат!

Вот если папенька с матушкой попрутся к водопаду, папенька часы ни за что не забудет!

У него патологическая страсть к точному времени.

А ещё — к прогнозам погоды на ближайшие дни.

Мало того что он смотрит метеосводки по всем каналам, так ещё и в сеть за ними лазит.

Причём что касается местных, городских прогнозов — это ещё понятно. Но зачем ему знать, какая погода завтра в Барселоне? Или в Дублине? Или в какой–нибудь Никосии? Барселона в Испании, Дублин — в Ирландии, а про Никосию я знаю лишь то, что это чья–то столица.

Можно попробовать вспомнить, чья.

Кажется, какого–то острова в Средиземном море.

Столица какого острова в Средиземном море называется Никосией?

Я опять спотыкаюсь.

Дурацкие корни, и чего меня понесло на утреннюю прогулку?

Сколько раз папенька предлагал мне бегать с ним по утрам — я отвечал, что я не больной, сам пусть бегает.

Видимо, всё же больной, хотя это не болезнь, это — Симба!

Которая, скорее всего, ещё спит, а я тащусь ради неё на эту проклятую гору.

Вбил себе в голову, что на вершине что–то есть.

А там наверняка ничего нет.

И потом — вершины две, на какую мне подниматься, на правую, что пониже, или на левую?

Я бы всё отдал, чтобы ещё разок посмотреть, как спит Симба — сбросив простыню, на спине, закинув руки за голову.

И вновь увидеть то, чего мне не полагается видеть.

Её высокую грудь и чёрную поросль между ног.

Я действительно никогда не видел этого у реальной женщины.

Дурацкое слово — тётка.

Тётка, я схожу по тебе с ума!

Я люблю тебя, тётка.

Отчего–то мне становится смешно, хотя должно бы стать очень грустно.

Я уже битый час ломлюсь сквозь подлесок, а на тропинку всё не набреду.

Птахи теперь вопят не так громко, как вначале, — похоже, время утреннего ора закончилось, и у них передышка.

А у меня передышки нет, несмотря на то что хочется уже не только пить, но и есть.

Три бутерброда.

Если позавтракать ими сейчас, еды совсем не останется.

Сколько мне ещё шататься по этим зарослям?

И вдруг я понимаю, что недолго.