Любовь для начинающих пользователей - Катя Ткаченко

Недавно мы с папенькой смотрели программу канала «Дискавери» про сикхов.

Есть такая народность в Индии.

Воинственная.

Они носят усы и тюрбаны и обожают оружие.

Представляю папеньку в тюрбане и со здоровущими усами!

— Но самая моя замечательная жизнь была предыдущая! — продолжил отец.

Мать уже разлила чай по чашкам и теперь доставала печенье.

— Ну мели, мели, — проворчала она. — Нет чтобы помочь…

— Я был турецким географом и изучал западное побережье Турции! — спесиво воскликнул отец.

Тут я не удержался и просто зашёлся от смеха.

Скажи мне кто–нибудь, что меня зачал турецкий географ, я бы ещё подумал, рождаться мне или нет.

Слишком уж большую ответственность это накладывает на отпрыска!

— В восемнадцатом, между прочим, веке! — ещё спесивей добавил папенька.

— Боже, — сказала матушка, — я и не знала, что ты такой старый!

Отец надулся и умолк.

Кажется, именно после этого своего открытия он и начал подбивать матушку поехать в отпуск в Турцию.

Видать, стосковался по родине!

Или вспомнил, что в своей предыдущей жизни не до конца исследовал какую–нибудь речушку западного побережья. Нет, вы как хотите, а быть охотником на оленей — круче!

Отец всё молчал, обиженно уставясь в чашку.

А мать сидела довольная, и, по–моему, зря.

Конечно, папенька не сахар, но временами с ним весело.

С ней так весело не бывает, она постоянно читает нотации.

Папеньке, между прочим, тоже.

Наверное, в прошлой жизни она была воспитателем детей в каком–нибудь диком племени, надо, чтоб отец посмотрел в таблицах.

Воспитателем или этим, забыл слово, ну, который обращает какой–нибудь народ в другую веру…

Я и про них видел телепередачу…

Интересно, в какой стране я был охотником?

Хорошо бы в Англии, я смотрел фильм, старый уже, «Робин Гуд — принц воров», так они там в Шервудском лесу на оленей охотились с луком и стрелами.

Я не удержался и спросил папеньку.

Тот сердито оторвался от чашки и пробурчал:

— В Америке…

— Америка большая! — дипломатично высказалась мать.

Я понял, что она предлагает отцу мириться.

Мол, неси свою чушь дальше, а на меня обижаться не стоит.

— В Скалистых горах! — уже не так сердито конкретизировал отец.

Я почувствовал, что мои узкие плечи становятся шире.

Охотник на оленей в Скалистых горах — это, я скажу вам, не баран чихнул!

Есть чем гордиться, не каждый в своей прошлой жизни крался по девственным лесам и стрелял в оленей…

Из чего стрелял?

Зависит от того, в каком веке я жил, если в конце девятнадцатого, то из винтовки, хотя всё равно лучше из лука.

Или ещё круче — из арбалета.

Между прочим, с арбалетом на оленей охотятся до сих пор, я по телевизору видел.

Запах усилился.

Я взял пустую бутылку, тихонько спустился к озерцу и набрал воды — в горле пересохло. Есть мне тоже хотелось, но есть было нечего.

Смешно, папенька сейчас в Турции, а вокруг меня пахнет оленями.

Хотя я не слышал о том, что они водятся тут, на горе.

Если мне удастся загнать оленя, еды у меня будет навалом.

Если удастся…

Ни винтовки, ни лука, ни арбалета у меня нет.

А охотиться на оленя с голыми руками…

Лук можно бы смастерить, будь у меня с собой нож, однако нож я не захватил, да даже если б и захватил — из чего бы я сделал тетиву?

Я ополовинил бутылку, снова долил её доверху, завинтил крышечку и убрал бутылку в рюкзачок.

Небо над головой всё такое же зеленоватое, и всё вокруг по–прежнему как–то не так!

Я не представлял, сколько сейчас времени, и не мог свериться с солнцем — солнце спряталось, растаяло в этом странном небе, а темнокорые деревья будто подгоняли меня: ну давай же, скорее, в путь…

Я закинул рюкзачок на правое плечо и пошёл туда, откуда доносился запах.

Запах уводил меня вверх по тропинке, шум водопада стих, охотник на оленей начал выслеживать добычу.

Как я ни старался ступать бесшумно, ничего не получалось — наверное, это умение я оставил в прошлой жизни.

Я отчётливо слышал собственный топот, но слышал и стук оленьих копыт.

Внезапно стук копыт смолк, я остановился и прислушался.

Запах ещё присутствовал, только это был уже другой запах.

И чьи–то лёгкие, вкрадчивые шаги.

Меня обступали деревья со скрюченными стволами, тропинки под ногами почти не было видно.

Не было видно и неба сквозь кроны деревьев.

Только ветви, изогнутые густые ветви, растущие на стволах от самой земли.

Шаги вдруг затихли, и опять послышался далёкий стук оленьих копыт.

Что–то подсказывало мне, что лучше пойти обратно.

Даже не пойти — побежать.

Со всех ног, спотыкаясь о корни, падая и поднимаясь.

Хотя до вершины оставалось совсем немного — это я тоже откуда–то знал.

Знал и то, что вряд ли до неё дойду.

Что–то обязательно случится, а вдобавок я уже опоздал и Симба, наверное, сходит с ума от беспокойства.

Но я всё равно должен добраться до вершины, пусть даже там — ловушка.

Охотники на оленей не боятся леса!

Стук копыт опять превратился в шаги.

Я вновь замер на месте и приник к ближайшему стволу.

Кто–то шёл совсем рядом со мной.

Казалось, я слышу его дыхание.

Не дыхание зверя, скорее — человека, но встречаться с этим человеком опасно.

Будь у меня с собой арбалет, сейчас мне понадобилась бы и стрела с серебряным наконечником — с такими охотятся на вампиров.

Я поднял бы арбалет и тщательно прицелился в тёмное пятно, что маячит чуть поодаль, меж древесных стволов.

И пустил бы стрелу, однако сделать этого я не могу — у меня нет арбалета, а тёмное пятно движется в мою сторону, и мне приходится бежать со всех ног.

Ветви бьют меня по лицу, я спотыкаюсь о корни, но бегу.

И никакого запаха больше не чувствую, чувствую только страх.

Рюкзачок колотит меня по спине, розовый рюкзачок, который так хорошо заметен среди деревьев.

Точно белое пятно на оленьей шкуре.

Внезапно я вижу впереди просвет и понимаю, что там — вершина.

До неё осталось совсем немного, надо лишь ускорить бег, и я выскочу из этого неприятного леса.

И Дракула не догонит меня!

Ведь я давно догадался, что всё подстроено, что меня специально выманили на гору, чтобы Симба осталась дома одна и Дракула смог делать с ней что захочет, никакой это не свихнувшийся компьютер, это просто упырь, вот только у меня нет стрелы с серебряным наконечником и это не я загоняю его на вершину, а он меня, я — олень, он — охотник, хотя на самом деле должно быть наоборот!

Симба, что я натворил, Симба!

Я останавливаюсь, смотрю на просвет впереди, до вершины недалеко, но мне туда нельзя.

Он делает всё для того, чтобы загнать меня на вершину.

И, скорее всего, уже поджидает там…

Сидит на камне, осклабившись — мне кажется, я различаю его поблёскивающие клыки.

Хорошо папеньке, он гуляет по Турции и вспоминает прошлую жизнь.

И матушке неплохо рядом с ним, неужели я их больше не увижу?

Одно из двух: либо я иду к вершине, где меня ждут, либо поворачиваю обратно.

И вдруг я понимаю, что не всё потеряно, надо вооружиться, ведь когда–то я был охотником на оленей!

Я озираюсь по сторонам — всё те же деревья с чёрной корой и густыми изогнутыми ветвями, растущими от самой земли. Выбираю ветку потолще и принимаюсь её откручивать, отрывать, отдирать от дерева.

Древесина крепкая, но я добиваюсь своего — сам не знаю, как!

Ветка у меня в руках, ладони горят, но я вооружён!

Я поворачиваюсь лицом к вершине и замираю.

И вновь чувствую запах, только теперь мне точно известно, кому он принадлежит!

— Дракула! — кричу я. — Я убью тебя!

И, размахивая веткой, бегу к вершине.

Кажется, я слышу смех — этот гад смеётся надо мной, ему весело, он добился, чего хотел!

До вершины рукой подать, солнце вновь светит вовсю, небо опять стало нормальным летним небом — голубого цвета.

Да и странные деревья превратились в обычные сосны, хотя корни под ногами всё такие же бугристые, я убыстряю бег, запинаюсь о корень, не могу удержаться на ногах, падаю, кубарем качусь по земле, ухаю куда–то вниз…

И больно ударяюсь спиной.

Внезапно становится темно, я теряю сознание.

Но теряю не до конца — на самом деле я что–то чувствую и даже вижу, как высоко–высоко надо мной голубеет кусочек неба.

Надо вставать, но мне очень больно, хорошо ещё, что выпустил из рук ветку, а то бы напоролся на неё, когда падал.

Падал и упал, понять бы — куда…

С трудом, но поднимаюсь на ноги.

И вижу, что влип…

Я в какой–то дурацкой яме типа оврага, со сходящимися кверху стенами.