Убийство по-министерски - Кирилл Казанцев

— Проходите, пожалуйста!

После чего дверь открылась, и моим глазам предстала улыбающаяся физиономия шефа. Сказать, что я был удивлен, — ничего не сказать. Подполковник обычно не утруждает себя столь вежливым приглашением, ограничиваясь коротким «да!» А уж чтобы он лично встал и распахнул дверь… Становилось ясно, что все эти почести предназначались явно не для меня…

Так и есть. Едва Герасимов увидел, что это всего лишь капитан Синицын, как его лицо вытянулось, и он, сдвинув брови, спросил совершенно другим тоном:

— Чего тебе, Синицын?

— Сергей Александрович, можно мне отлучиться ненадолго? У меня дочь на операцию повезли экстренно! — выпалил я на одном дыхании.

Тут позади послышались голоса, и подполковник через мое плечо выглянул в коридор. На его лице снова заиграла улыбка.

— Проходите, проходите, — заговорил он.

Я невольно посторонился, и в кабинет проследовал тот самый важный господин в сопровождении своего услужливого спутника. Герасимову в данный момент было явно не до меня, более того, он спешил избавиться от присутствия капитана Синицына, поэтому торопливо произнес:

— Ладно, ладно, иди, Синицын!

После чего буквально вытолкал меня в коридор. Мне, собственно, в данный момент только это и было нужно, и я побежал к выходу, а затем на автобусную остановку. О том, что за человек явился к Герасимову и по какому поводу, я не думал. Пусть даже по звонку Астахова, пусть мне грозят репрессивные меры, тогда мне было наплевать на все, кроме дочери.

…Когда я влетел на второй этаж больницы, то натолкнулся на Ольгу, стоявшую у окна. Подойдя к жене, я вцепился в ее плечо и почти закричал:

— Что происходит? Почему Катя на операции?

— Потому что так нужно для ее здоровья, — отозвалась Ольга, глядя в окно.

— Но… Почему? Я не давал согласия!

— Зато я его дала! — ответила жена. — Я вообще-то ее мать, и меня спросили в первую очередь!

Я ошарашенно смотрел на нее и не мог поверить, что Ольга говорит всерьез.

— Ты что, нашла пятьдесят тысяч? — спросил я.

— Нет, — покачала головой Ольга. — Операцию делает другой врач. А завотделением уехала на курсы повышения квалификации.

Мне все стало понятно, и вспомнились слова Влада Тропинина насчет того, что в случае неплатежеспособности врачи потеряют интерес к моей дочери. Я не сомневался, что завотделением именно поэтому в спешном порядке отправилась на курсы, чтобы как-то мотивировать свой отказ оперировать Катю.

— Но зачем? Зачем? — Я схватил Ольгу за плечи и затряс. — Для чего это было нужно?

— Потому что я хочу, чтобы все поскорее закончилось! — выкрикнула Ольга. — Мы все уже устали от неопределенности!

У меня в голове стремительно стала складываться картинка.

— Мы все… — медленно проговорил я, — это, видимо, вы с Эдиком? Так? Его стало напрягать, что ты постоянно торчишь в больнице, к тому же требуются деньги, и он подтолкнул тебя к тому, чтобы настоять на операции? Да?

Судя по тому, что Ольга молчала и у нее забегали глаза, я понял, что прав. И это еще больше взорвало меня. Я не мог поверить, что на этой женщине женился когда-то.

— Ты… Ты просто дура! — заорал я, сильнее сжимая Ольгины острые плечи. — Понимаешь? Дура!

— Отпусти, мне больно! — на глазах Ольги выступили слезы.

Из ординаторской высунулась чья-то фигура в халате, и я отпустил плечо Ольги.

— Когда началась операция? — спросил я.

— Два часа назад, — ответила та. — Да не дергайся ты так! Ее оперирует старший хирург! Все будет хорошо.

Я отошел в сторону и прислонился лбом к окну. Сейчас я не мог даже видеть Ольгу, не то что разговаривать с ней.

Коридор второго хирургического отделения я мерил шагами еще полтора часа, пока шла операция. Ольга была здесь же. Она несколько раз подходила ко мне, пыталась заговорить, но я никак не реагировал, и в конце концов она села в кресле в углу, под пальмой в кадке.

Через полтора часа в коридоре показалась каталка, которую катили два санитара, мужчина и женщина. Следом шествовал мужчина средних лет. На каталке, накрытая простыней, лежала Катюха. Глаза ее были закрыты. Я порывисто шагнул навстречу.

— Все в порядке, — проговорил врач. — Сейчас ее отправят в палату интенсивной терапии, там она проведет несколько дней. Потом ее выпишут, не волнуйтесь.

Я смотрел на него и собирался уже высказать все, что я думаю по этому поводу, но тут Катюха чуть приоткрыла глаза и тихонько проговорила:

— Папа…

— Все хорошо, солнце, — нарочито бодро сказал я, целуя ее. — Сейчас тебе нужно поспать.

— Угу… Все закончилось? — спросила она.

— Да, да, все просто замечательно!

Сзади замаячила Ольга, и я отошел. В конце коридора показался знакомый силуэт, и вскоре я увидел, как к нам приближается Наталия Константиновна. Но сейчас я был сердит и на нее. Она же, словно почувствовав это, сначала подошла к каталке и заговорила с врачом, который делал операцию Катюхе. Потом подошла ко мне.

— Вы не переживайте, Станислав Михайлович Миющенко очень хороший хирург, — заговорила она. — Он все сделал просто отлично, я сама присутствовала на операции…

— Почему вообще ее назначили? — спросил я.

Лицо Наталии Константиновны помрачнело.

— Мы сделали компьютерную томографию, — сообщила она. — И результаты заставили поторопиться. Я могу вам все объяснить, но боюсь, вы не поймете всех наших медицинских терминов.

Я промолчал. Наталия Константиновна продолжала смотреть на меня. Потом сказала:

— Очень важно, чтобы реабилитационный период прошел хорошо.

— Что для этого нужно? — спросил я.

— Это вам скажет Станислав Михайлович. — Она кивнула в сторону хирурга, с которым разговаривала Ольга.

Я подошел к ним и услышал:

— Нужен кардиомезин, сможете купить? Препарат дорогой, нам его, увы, не выделяют… А это важно.

Ольга посмотрела на меня с тревогой и надеждой. Я понял, что ей больше не приходится рассчитывать на финансовую помощь ее Эдика. Да я сейчас и не принял бы ее.

— Где можно купить этот препарат? — спросил я хирурга.

— Да в любой аптеке, — пожал он плечами. — И еще нужен миоклав, тоже недешевый, но он есть в нашей местной аптеке. Я сейчас позвоню Павлу Васильевичу, завскладом, так что на этот счет не беспокойтесь.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Я сейчас съезжу за этим кардиомезином и привезу.

В глазах Ольги появилось облегчение. Я жестом показал ей, чтобы она отошла в сторону. Ольга послушно пошла за мной. Я отвел Ольгу в дальний угол — туда, где стояла кадка с пальмой, — и сказал сухо и твердо:

— После того как Катю выпишут, я заберу ее к себе. И не спорь. А потом добьюсь через суд, чтобы дочь проживала со мной. Как юрист я сумею этого добиться, поверь мне!

И, развернувшись, пошел по коридору к выходу. Ольга окликнула меня, но я не обернулся.

Десять ампул кардиомезина стоили пятнадцать тысяч. Таких денег у меня с собой не было, да и дома, если честно, тоже. Пришлось звонить Владу и просить одолжить деньги на пару месяцев. Влад, который на своих статейках зарабатывал куда больше меня, естественно, не отказал, и я отправился сначала к нему на работу, после чего мы вместе проехали к банкомату, где Тропинин снял нужную сумму с карточки. Поблагодарив его, я поехал обратно в больницу, где вручил купленное лекарство медсестре из палаты интенсивной терапии. Катюху я увидел лишь издали, поскольку она спала, будучи еще под действием наркоза. Ольги уже не было. С чувством хоть как-то выполненного долга я вернулся к себе в Управление.

Едва я переступил порог, как меня окликнул дежурный:

— Синицын! Подполковник Герасимов просил тебя зайти сразу, как появишься!

— Понял, — бросил я, уже уверенный в том, что мои опасения оправдались, и важный господин приезжал по жалобе Астахова. И теперь подполковник будет меня же обвинять в неосторожности и неграмотном обращении с задержанным. Но мне сейчас было на это наплевать, поэтому в кабинет Герасимова я двинулся спокойно.

Подполковник встретил меня несколько смущенно. Он даже привстал из-за своего стола и заходил по кабинету. Потом остановился и со вздохом произнес:

— Ты вот что, Синицын, на… Астахова оставь в покое. Ни при чем он тут.

— Откуда такая уверенность, Сергей Александрович?

— Я тебе сказал — отпускай, на…! — повторил тот. — И точка!

— А как же улики?

— Косвенные! — решительно бросил Герасимов.

— Что, этот толстопуз успел наябедничать серьезным дяденькам? — усмехнулся я.

При других обстоятельствах я вряд ли позволил бы себе подобную дерзость, но сейчас я был зол и встревожен из-за Катюхи, поэтому и разговаривал с подполковником свободнее, чем обычно. Герасимов же не взъярился на меня, наоборот, он ответил каким-то смиренным голосом, чего раньше за ним не водилось: