Последыш. Книга III - Макс Мах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хочу открыть домашнюю школу, — поделился он своими планами с Ольгой. — Три-четыре профессора, два-три дня в неделю, во вторую половину дня. Скажем, от ужина до отбоя. Что думаешь?
— Отбой в котором часу?
— В полночь.
— Что будем изучать? — Ольга не удивилась или попросту не подала виду.
За прошедшие месяцы она довольно сильно изменилась. Не она одна, но у Ольги изменения были наиболее очевидны. Варвара и Елена лишь обрели возможность быть самими собой. Открыть наконец то, что каждая из них прятала от враждебного им мира, будь то собственная родня или князь Глинский, «подруги» и «друзья» по лицею и университету и прочие все. Но кем бы они ни представлялись окружающим, они обе являлись уже сформированными личностями, женщинами, имевшими в душе крепкий стержень. Жить им с этим было трудно, но, как только появилась возможность сбросить «лягушачью шкурку», все стало на свои места. Оттого, должно быть, они и смогли так быстро перейти на сторону Ингвара. А вот Ольга такого опыта не имела. И никакого особого стержня у нее не было. Но, пристав к Менгдену, она неожиданно, — возможно, даже для самой себя, — начала меняться, и Бармин должен был признать, что происходившие в ней изменения ему по душе. Раньше ему нравилась ее внешность, сейчас же он начал уважать и ее личность, и чем дальше, тем больше чувствовал по отношению к ней особый род привязанности, начинавший напоминать самую настоящую любовь. Но, разумеется, эта любовь отличалась от тех чувств, которые он испытывал к Варваре, Елене и Марии. Каждую из них он любил, но в каждом конкретном случае его любовь была уникальна, как уникальны были и его женщины.
— Что будем изучать? — как о чем-то само собой разумеющемся, спросила Ольга.
— Собираешься ко мне присоединиться? — усмехнулся в ответ Бармин.
— Считаешь, что не надо?
— Считаю, что не помешает.
— Так что будем учить?
— Геополитику, политическую экономию, военное искусство и финансы. Впрочем, экономика и финансы — это не для тебя.
— Ну, почему же, — улыбнулась Ольга. — Если занятия будут проводить хорошие специалисты, то мне тоже не помешает обновить полученные в университете знания. А сейчас пойдем спать, завтра будет трудный день…
— Уже сегодня, — поправил ее Бармин, взглянув на часы.
— Тем более, Инг, — кивнула женщина. — Тем более!
* * *Свадьба проводилась по, так называемой, новой, — а на самом деле, сильно укороченной, — версии древнего обряда, потому что, если делать все, как «предки заповедали», никаких сил не хватит. Не говоря уже о том, что ни у Бармина, ни у Глинских не было времени на все эти танцы с бубнами. Терпения, к слову, тоже. Поэтому начали в семь утра на площадке перед замковым хофом[66], довольно старым, — построенным никак не позже XVIII века, — но все еще крепким языческим храмом, сложенным из потемневших от времени лиственничных бревен. Храм был небольшой, но производил сильное впечатление, как своей архитектурой, — Бармин сразу вспомнил русское деревянное зодчество в Кижах, — так и великолепной резьбой по дереву в древнескандинавском стиле.
Перед хофом, разделившись на две группы, — одна против другой, — встали две брачующиеся семьи, Глинские и Менгдены, а гости, напротив, отошли в сторону, чтобы смотреть на церемонию, но при этом никому не мешать. Первыми, по договоренности, начали Глинские. Петр с двумя друзьями, несшими каждый по богато украшенному сундучку, подошел к отцу, поклонился в пояс и попросил дозволения жениться на графине Варваре Менгден. Нестор, разумеется, разрешил и, передав Петру третий сундучок, отправил «вести переговоры» с семьей невесты, то есть с Ингваром, двумя его сводными бабушками, — баронессой Елизаветой фон Менгден и боярыней Марфой Аленкиной, — двоюродной сестрой Стефанией и добавленным для антуража Конрадом Менгденом бароном фон Лагна.
Итак, Петр подошел к семье невесты, поклонился Бармину, как старшему в роду, и попросил у него дозволения жениться на Варваре. Ингвар, разумеется, на этот брак согласился, и тогда они с Петром обменялись подписанными заранее копиями брачного контракта. После чего жених вручил Бармину свадебные подарки для невесты и ее семьи, включая чек на триста тысяч рублей золотом в качестве того, что предки-варяги называли mundr[67], забыв перевести это слово на современный норн или русский язык. Затем они чисто формально согласовали место и день свадьбы, — здесь и сейчас, сегодня в замке Усть-Угла — и постановили, начать брачную церемонию тотчас.
В принципе, древний обряд бракосочетания был весьма прост и практически весь сводился к пиру, начинавшемуся в тот момент, когда жених и невеста объявляли себя мужем и женой, и длившемуся, как минимум, три дня. И еще не забыть, что зачастую молодожены на начальной стадии пира отсутствовали, так как сразу после оглашения брака, друзья новоиспеченного мужа провожали молодых на брачное ложе. Сами проводы, — с зажженными факелами в знак официального, а значит, и открытого на всеобщее обозрения начала сожительства, — могли завершиться как у двери в спальню, так и в самой спальне, если перебравшие хмельного воины хотели засвидетельствовать, так сказать, консуммацию брака. Такое, как утверждают летописи, довольно часто случалось в прошлом, но давно уже не практиковалось среди русских северян. Дело в том, что за сотни лет совместного проживания с православными, католиками и протестантами, язычники переняли у них довольно много формальных элементов брачного ритуала. Поэтому сам акт бракосочетания свершился на возвышении перед входом в храм, — своеобразной паперти хофа, — где ховгоди[68] произнес краткую, но энергичную речь о таинстве брака, призвав в свидетели принесенных клятв богиню Вар[69] а также Фрейра[70] и Фрейю[71], и, попросив Тора благословить брачный союз «этого мужчины с этой женщиной», перевязал левую руку Петра и правую руку Варвары алой шелковой лентой, «связав» их «воедино раз и навсегда».
Надо сказать, что, если не вдаваться в не имеющие значения подробности, пара брачующихся выглядела просто великолепно. Петр был одет, как оделся бы жених у православных или католиков: в черный костюм-тройку при белой рубашке с галстуком-бабочкой и лаковых штиблетах. Варвара же совместила древнюю северянскую традицию с общеевропейской модой. Она надела платье из красного китайского шелка с вытканным золотом на подоле Мьельнером
