Love etc - Джулиан Барнс

Недавно вышла статья, в которой говорилось о том, что люди, которые контролируют свою профессиональную жизнь, отличаются лучшим здоровьем чем те, кто не контролирует. Фактически, неумение контролировать собственную жизнь интерпретировалось как более серьезный негативный показатель, чем пристрастие к алкоголю, курение и другие упоминающиеся в таких случаях факторы. Газеты много шумели по этому поводу, но мне кажется, что к подобным заключениям может прийти любой, у кого хватает здравого смысла. Люди, которые контролируют свою профессиональную жизнь, скорее всего принадлежат к более высокой ступени общества. Возможно они лучше образованы, больше заботятся о своем здоровье и так далее. Люди, которые не контролируют свою жизнь, с большей вероятностью относятся к низам общества. Менее образованы, меньше зарабатывают, большая вероятность того, что у них работа с высокой степенью риска и так далее.

Что для меня, практикующего врача с двадцатилетним стажем, очевидно, так это то, что в условиях свободного рынка отношение к здоровью такое же, как и отношение к бизнесу. И речь не идет о лечении на коммерческой основе. Я говорю только о здоровье. Свободный рынок делает богатых богаче, а бедных беднее и стремится к монополии. Это всем известно. Тоже самое со здоровьем. Здоровые становятся более здоровыми, больные – более больными. Снова порочный круг.

Простите, мой партер по бизнесу сказал бы, что я опять разглагольствую на любимую тему. Но если бы вы видели то, что я вижу каждый день. Иногда мне кажется, что по крайней мере чума была куда демократичней в своих последствиях. Хотя это конечно не так – потому что у богатых всегда было больше возможностей запереться в своих домах или больше возможностей чтобы уехать. Болезнь всегда косила бедных.

Оливер: Помните, я был un peu[92] категоричен на счет обоев? Боялся узнать, что скажут руны, боялся, что меня охватит паника, стоит мне увидеть повторяющийся узор мадлен[93], если вы следите за моей piste[94]. Забавно, но когда мы переехали, то не обнаружили никаких обоев. Предыдущие жильцы все закрасили. Кто бы мог предположить, что для того чтобы залечить сердечные раны – сравнение вполне уместно – достаточно пары галлонов идеально-белой виниловой эмульсии без блеска.

Но не так быстро. Раз у меня был неудачный день, как мы предпочитаем это называть – ведь называя день неудачным мы сваливаем всю вину на обстоятельства, а не клеймим позором того, кто мучался – один из тех дней, когда пригвозженный к кушетке пленник собственного сознания может развлечься лишь широкоформатным изображением стены. Сначала я принял это за галлюцинацию, возможно вызванную гурманским пристрастием к дотепину. Точный диагноз, сверенный с вызванным специалистом – самой Мадам – которая подтвердила, что похожие на галлюцинацию буквы Оп Арт у меня перед глазами были ничем иным как результатом того, что – О, банальный, хотя и неумолимый процесс – старые обои проступают сквозь краску.

Как видите, реализм нас везде достанет. До чего тщетны наши усилия побороть этого зверя. Кто сказал, что «вещи и явления есть то, чем они являются, а их следствия будут такими, какими будут, почему же тогда мы желаем быть обманутыми?» Ублюдок. Старый ублюдок восемнадцатого века. Обманите меня, обманите же меня, – при условии, что я знаю об этом и мне это нравится.

Стюарт: Мне кажется, что Оливер совершенно потерял рассудок.

Я сказал ему: «Оливер, мне очень жаль, что у тебя депрессия».

«Это все переезд», – ответил он. «Это как смерть главы семьи».

«Я могу чем-то тебе помочь?»

Он сидел в халате на диване в кухне. Он выглядел в тот момент ужасно, весь белый и летаргичный. И еще одутловатый. Я думаю, что это все таблетки и недостаток физических упражнений. Не то чтобы Оливер занимался чем-нибудь кроме умственных упражнений. Сейчас он и этим не занимается. Выражение его лица должно было означать, что он хочет сказать что-то едкое и саркастичное, но ему не хватило сил.

«Вообще-то можешь, старина» – сказал он. «Ты можешь купить мне необъезженную двухлетку».

«Что-что?»

«Я говорю о лошадке», – объяснил он. «Средство более действенное, чем вся психиатрия доктора Робб».

«Ты серьезно?»

«Совершенно».

Разве он не лишился рассудка?

Джиллиан: Софи заявила, что она вегетарианка. Она говорит, что в школе многие ее новые друзья тоже вегетарианцы. Моей первой мыслью было, что мне достаточно разборчивых по части еды в доме. Сейчас мне вполне хватает думать о том, что Оливер будет есть и что не будет. Поэтому я попросила Софи – я разговаривала с ней по-взрослому, что ей нравится – я попросила ее отложить осуществление своего решения, которое я разумеется уважаю, на год или два, потому что сейчас нам довольно и того, что уже есть на столе.

«Довольно и того, что уже есть», – повторила она и засмеялась. Я сказала это не специально. Потом – поскольку я разговаривала с ней как со взрослой – она оказала мне честь ответить тем же. Она объяснила, что нельзя убивать и есть животных, и как только ты это понял, не остается ничего другого как стать вегетарианцем. Она еще немного порассуждала на эту тему – ведь, в конце концов, она же дочь Оливера.

«Из чего сделаны твои туфли?» – спросила я, когда она закончила.

«Мама», – ответила она, с утомительным упрямством ребенка, – «я не намереваюсь есть свои туфли».

Оливер: Рекомендуются пробежки. Кстати вы знаете доктора Робб? (Возможно что нет, разве что вы в том же bareau ivre[95] что и moi[96]). Добрый Доктор произнес лишь слово – физические упражнения, но мне послышалось – пробежки. Должно быть во мне незаметно развилась сковывающая подвижность склонность к обломовскому дивану, так она сказала. Физические упражнения, согласно новейшей мудрости тех, кто гадает на кофейной гуще, повышают уровень эндорфинов и таким образом провоцируют поднятие духа. Не успеете понять, что происходит, а у вас уже снова все хип-хоп. Quod Erat Demonstrandum[97].

Боюсь, мой ответ не был достоин Архимеда. Я не расплескал воду в ванной, впав в экзальтацию. Должно быть я даже заржал от отчаянья как нервная поджарая свинка. Чуть позже я объяснил это так: хотя бы то, что мне придется облачиться в тренировочный костюм, от омерзительных кроссовок, до омерзительной улыбочки, напялив нечто о двух частях с обвисшими на заднице штанами и отвратительной молнией, уже понизит мой уровень эндорфина, а мысль о том, чтобы показаться в таком облачении средь бела дня, хоть солнечный свет и славится тем, что поднимает настроение, представляется столь постыдной, что мне бы пришлось проковылять до Касабланки и обратно просто чтобы восстановить количество этой мифической субстанции до исходного низкого уровня. Quod Erat Demonstrandum, черт бы все побрал. Куда – решайте сами.

Элли: То, что я сказала о Стюарте – правда. Это не проблема, не что-то серьезное, не какие-то особенные отношения. Тогда почему все так неоткровенно?

Мы вернулись из китайского ресторана и у меня было то настроение, когда не знаешь чего хочешь, когда хочется, чтобы кто-то помог тебе принять решение. Но он не захотел мне помочь. Или он не понял мое настроение, или понял и ему было все равно, что я решу. А мне хотелось сказать: слушай, когда мы только познакомились, ты вел себя как взрослый, ты отдавал распоряжения, вроде того, чтобы заплатить мне наличными или чтобы пойти выпить. А сейчас ты даже не можешь сказать мне, хочешь ли ты чтобы я осталась на ночь или нет.

Я спросила: «Ну так что скажешь?» Мы были на полпути к спальне.

«А что ты скажешь?» – ответил он.

Я помолчала. Я просто помолчала. Потом я сказала: «Черт возьми, я скажу, что если ты не знаешь, чего ты хочешь, то я скажу, что я собираюсь отвалить домой».

На это можно ответить по-разному, но по моему мнению «хорошо» котируется довольно низко. И еще – можно вести себя по-разному, но пойти в туалет помочиться, когда за мной еще не успела закрыться дверь, тоже котируется невысоко.

На следующее утро я в студии, мы обе работаем, но неожиданно я срываюсь. Вот Джиллиан, сидит за своим мольбертом, наклоняется вперед, регулирует освещение, она сидит в профиль, как какой-нибудь персонаж Вермеера, черт бы его побрал, а я думаю: вот что, извините, но разве вы и ваш второй муж, сам редкая фальшивка, разве вы не старались свести меня с вашим первым мужем, даже не сказав мне, что вы с ним были женаты, и разве не благодаря вашему мужу я познакомилась с этой сволочью, мистером Хендерсоном, и когда, в конечном счете, я и правда стала с ним трахаться, разве вскоре не стало более чем очевидно, что хотя его вполне устраивает трахаться со мной и вроде ему это даже нравится, все, о чем он до сих пор думает, это вы?

Так что я ей все сказала. Именно так и сказала. Вы никогда не замечали, до чего взрослые ненавидят слово «трахаться»? Моему отцу все равно, что я курю и у меня может быть рак, это его не волнует, но когда я однажды сказала, что я трахаюсь с одним парнем, он посмотрел на меня так, словно я настоящая шлюха. Так, словно я ни черта не понимаю в том, насколько это прекрасно заниматься любовью, как это было у него и моей матери, ла-ла-ла, до того как они расстались. Так что я специально сказала «трахаться» в разговоре с Джиллиан, но она даже глазом не моргнула, хотя я на это и рассчитывала, она просто очень внимательно меня слушала и когда я добралась до слов, что Стюарт совершенно помешан на ней, то знаете как она отреагировала?