ЧайфStory - Леонид Порохня

Машину затащили на здание строящейся (до сих пор) гостиницы «Азия», пиротехники рассчитали, куда она упадет, заложили заряд, залили чудовищное количество солярки с бензином, чтобы гриб получился… На всякий случай перекрыли улицу Свердлова. Одна камера на подъемнике, вторая сбоку, а третья в том месте, куда должна машина упасть. К ней приставили сценариста Калужского, чтобы он ее по сигналу включил и сматывался — машина рухнет, убьет камеру — и шут с ней, лишь бы Калужский жив остался.

Машину пустили с крыши, когда никто этого не ждал — один умник скомандовал. Котельников: «Я краем глаза замечаю шевеление на крыше, судорожно камеру включаю и в кадре вижу, что машина падает.

Я матом ору по этому поводу, а Калужский стоит и смотрит, когда я ему ручкой махну. По счастью, он был не один, с каким-то приятелем, тот случайно заметил, что она уже летит. Они включили и рванули оттуда. Она не на их место приземлилась, но рядом. Машина падает, взрыва нет, матерящиеся пиротехники ползком лезут протягивать кабель, а все отрепетировано, Шахрин выпрыгивает, начинает петь: «Эта игра не доведет до добра»… Тут пиротехник дополз — взрыв. Камеры работали, но я не смотрел, я орал матом. Громко, говорят…».

На экране все вышло скромней, чем в пересказе, но Шахрин пел, при взрыве не дрогнул. Начался новый период.

«Новый этап — с появлением Валеры Северина мы сразу стали готовить новые песни в альбом «Не беда» (Шахрин). Готовить альбом — дело одно, записывать — совсем другое, тут нужны деньги, а денег с увольнением Ханхалаева не стало совсем. Но катилась по стране эпоха диковатого капитализма, она являла людей масштаба не то былинного, не то анекдотического; с одним из них свела судьба группу «Чайф». Его звали Вова Русин. Шахрин: «В то время стали появляться кооперативы, какие-то молодежные организации, и появился непонятный центр «Метро», полуклуб, где была студия, и был бешеный человек по фамилии Русин, который строил невероятные планы, нес ерунду и тут же брался воплощать ее в жизнь». «Полубандит — полупролетарий» (Нифантьев). Вова Русин чайфов полюбил и решил для начала выпустить «фирменный» календарь «Чайф» на 1989 год. А шел сентябрь 89-го, календарь получался на год уходящий. Тираж — 20 тыс. экз. «Мы еще говорили, что, наверное, многовато будет, — рассказывает Бегунов, а он: «Парни вы известные, нормально разойдется». Плакаты кончились году в 97-м. Вышло, как обычно выходит: пока выбрали фотографии, пока определились, пока прошло утверждение, пока напечатали, пока привезли — месяц до нового года… Цифры отрезали, получился плакат, который лежал в «Метро» мертвым грузом, место занимал. «Мы не раз поднимали разговор о том, чтобы их выкупить, но он какие-то нереальные цифры выставлял, почему-то он уже считал, что мы его кинули, хотя только идиот мог все это придумать» (Бегунов). Лежали плакаты, лежали, пока кому-то не пришла светлая идея о том, что сторож есть. Обратились, парень быстро прокалькулировал и за какие-то ничтожные деньги весь тираж отдал.

А пока афера с плакатами была в самом разгаре, Шахрин вызнал, что есть в Питере недорогая студия в ЛДМ, шестнадцать дорожек, ленточный магнитофон «Штудер», гостиница, и если сделать пару концертов, можно договориться недорого. Русин пообещал, что все оплатит по безналичному расчету. Посчитали — нужна тысяча долларов, Русин взялся перевести, но с условием: на запись едет вместе с группой. И поехал.

«Что про этот альбом сказать?

Странный он, конечно»

В. Бегунов

«Финансист Русин приехал налаживать контакты с питерским роком и с акулами шоу-бизнеса, но на второй день заглянул в кабак и, как все нормальные русские люди, вошел в штопор; больше мы его не видели, — рассказывает Бегунов. — Он впал в состояние анабиоза и только в краткие минуты просветления говорил: «Ребята, вы никому в Свердловске не говорите, что у меня беда такая». Альбом записали за неделю, с третьего по десятое октября. Магнитофон замечательный, Александр Казбеков, звукооператор, отнесся к чайфам хорошо, но с некоторой учительской интонацией: «Я знаю, как вас записать»… Первым делом были забракованы самопальные чайфовские гитары с примочками, бегали по питерским музыкантам, собирали приличные инструменты, кто что даст. А в студии все хорошо, но нет помещения — одна комната, тут же оборудование, тут же музыканты.

«Запись происходила смешно, — Шахрин, — всем в студии находиться одновременно было невозможно, писались по одному; Казбеков предлагал какие-то бредовые вещи типа того, что «не будем бочку писать, пусть Валера по полу топает, я потом «нарулю»… Тут мы воспротивились». Бегунов: «По-своему это было интересно, была иллюзия профессиональности, Казбеков производил впечатление всезнающего человека и активно лез в творческий процесс… На нас всегда производили впечатление люди, которые умели пустить пыль в глаза».

«Здесь были первые попытки продюсирования звука — Казбеков крутил ручки, он полностью делал весь звук, включая гитарный, что впоследствии мы никому не позволяли делать» (Шахрин). Здесь в последний раз появилась Алина Нифантьева. Идею опять ввести в «Чайф» Алину, которая пела в группе еще в 87-м, активно, но непонятно зачем, отстаивал Саша Калужский. «Не помню, как он нас убедил, но Алина с нами поехала» (Бегунов). А дальше Нифантьев: «Алина записала бэк-вокалы в нескольких песнях, но когда вышел альбом, в титрах ее не было. Я устроил Шахрину скандал, они перевели стрелки на Зиганшина, который оформление делал, тот сказал, что ничего не знает». Нифантьев опять обиделся. И Северин огорчался: «Валерка все горевал, ему казалось, что там какие-то барабаны не такие…» (Бегунов).

Так или иначе, альбом за неделю записали, отыграли концерт в ЛДМ, второй концерт Валеры; очевидцы говорили, что на барабанах сидел человек с совершенно сумасшедшими глазами, он не понимал, что происходит.

Сделали сведение, пошли искать Русина — пришло время платить. Шахрин: «Нашли мы его на верхнем этаже гостиницы, где он собрал уборщиц с дежурными по этажу и «давал Хлестакова»: «Я тут «Чайф» привез! Кого еще знаешь? «Наутилус»? Мои!.. «Агату» знаешь? Тоже мои, потому что я главный!». Рассказывал, что внизу сейчас записывается песня «Поплачь о нем, пока он живой», — «Так это про меня». Он сам это придумал, сам в том уверился и впоследствии уже в Свердловске часто эту историю рассказывал».

Над группой зависла неловкая тишина; нужно уезжать, деньги на гостиницу кончились, работа сделана, забирать ее без денег неудобно. Спасибо питерцам, уговорили студию ЛДМ чайфам поверить. В конечном счете деньги фирма «Метро» переслала. «А это была осень 1989 года, и мы поимели запись, которая по тем временам звучала очень неплохо, хотя сейчас у меня к ней вопросов масса, — говорит Шахрин. — Но там появилась «совсем другая музыка», как сказал один великий, другие интонации, другие песни, новое звучание… И все это нам придало какие-то силы, помог Питер. Этот город несколько раз расставлял в нашей жизни исторические вехи».