Веслом по фьорду! - Пламен Митрев

Когда Галлия отвели лишать памяти, а значит, и всей заработанной собственности, итальянец пристально взглянул на обладателя удивительных способностей и обратился к нему настолько дружелюбно, насколько позволяла ситуация. Даже перейдя на «ты»…

— Тебе не о чем беспокоиться, сын герцога. Лично для тебя опасность миновала. Но, поверь мне, этот алчный старик поставил под угрозу всю нашу организацию и лично господина Стилета, о котором ты ещё узнаешь на занятиях по истории прыщей…

— Я знаю о нём, — кивнул Реас, — видел его в своих снах… и господина дель Сико… Так вот оно что… Значит, и вы из чёрных прыщей?! Понимаю…

Итальянец улыбнулся. Он был абсолютно голый, как полагалось, чтобы никто не запомнил лица.

Речь Стилета звучала будто из глухой дали:

— Какой молодец этот рыжеволосый! Если отдаст концы, велю отделить от гидры какую-нибудь башку, высушить и поставить на его могилу в память о великом деле избавления острова от беды.

В ответ раздался приглушённый голос Шакарры:

— Победитель Сета и озёрного людоеда — любимец богов! Он будет жить. Господин лейтенант, вы тоже поучаствовали в добром деле и, если бы не случайное…

— Замолчи. Честно говоря, не знаю, сколько бы ещё кругов пробежал. Оно и к лучшему, что Славянин вмешался.

— Вы благородный и великодушный человек! Кстати, что там теперь по поводу нашей свободы и обещанных набедренных повязок?

Пламен разлепил веки и почувствовал, что лежит мокрый и голый на пальмовых листьях, под головой жёстко, наверное, камень.

В небе темнеет. Сколько же часов он провалялся без сознания?

Болтающий ни о чём Чака Шакарра бодро натирал белого брата «кровью дракона» — ранозаживляющим соком дерева сангре. Чёрный прыщ сидел рядом.

— Очухался. — Его лицо расплылось в скупой улыбке.

— Всё кончено? — тихо спросил Плам, приподнявшись на локтях. — Я её завалил?

— Смею заверить, да, — ответил командир и помог встать. — Ничего не скажешь, хорош! — отметил Стилет, осматривая викинга, — Полюбуйся, зулус, какая грудная клетка, просто гранитная плита. Отделался большим синяком, а ведь лапищи у зубастой твари были упаси господь.

— Да ладно, пустяки, — засмущался викинг, наматывая прядь волос на указательный палец. — Что вы, право, неудобно даже…[54]

Стилет принял торжественный вид и положил правую руку на мокрое плечо героя:

— От лица барона Витторио дель Сико объявляю Пламену Славянину благодарность и принимаю его вместе с доблестным зулусом Чакой Шакаррой в команду «Бёдер Беатриче», с этой минуты вы не рабы. Обнимитесь и поцелуйтесь!

Рыжеволосый и сын жаркой Африки обнялись. Стилет похлопал их по широким спинам, в душе благодаря и небо:

— Со мной тоже!

Трое мужчин нежно облобызались — без всяких задних мыслей.

— Эй, Пламен, ты ведь ещё не знаешь, что сотворил этот чёрный колдун! — добавил ясности Стилет. — Он заговорил воду, и озеро само вытолкнуло тебя на берег Иначе ты бы просто утонул.

— Правда? — Лицо викинга вытянулось, зулус предстал перед ним в ином свете.

— Сам видел. Интересный приём, постараюсь выучить.

— Вода — это женщина, — скромный Шакарра начертил в воздухе нечто волнистое, — я всегда нравился женщинам, и они слушались меня. Кто бы ни был тот страшный выродок, но вода всегда и везде остаётся водой.

— Белый медведь на меня надыши! — приседая, развёл руками викинг. — Здорово! Надеюсь, теперь ты не обязан на ней жениться?

Зулус застенчиво отвёл взгляд[55].

— Молодчина, — подбодрил Стилет и вздохнул: — Ну вот, в живых опять остались самые ненормальные, и мне это…. нравится! Всем по «женщине», в смысле по бурдюку воды — и в путь.

— Эй, кажется, сверкнула молния, — сказал Плам, глядя на серые тучи.

Небо загрохотало, и полил дождь. Над джунглями повис влажный туман.

— Заночуем здесь, — сказал Стилет, набрасывая на голову плащ. — Ливень спасёт галеру от жажды, а вот если мы с вами, друзья, завязнем в лесу, тогда не видать нам его милости барона Фиорены никогда.

— Вы правы, лейтенант, — согласился зулус, прикрывая голову пальмовым листом. — Мы должны сообразить навес или хижину прямо здесь, на камнях. В джунглях спать нельзя, там плохой воздух, душно, а в темноте можно наступить на хищный овощ.

— Нам вообще повезло, что мы здесь и в целости, абзац! — Стилет постарался закончить тему, но зулусу она явно нравилась.

— Джунгли обычно нападают на белых, — с видом знатока сообщил Чака. — Белые любят кусать ядовитые плоды, разглядывать опасных букашек, трогать всё руками и тащить в рот, при этом вечно находят себе неприятности. Всякие…

При этом он многозначительно посмотрел на озеро.

— Ладно, хорош сказки рассказывать, — насупился Плам. — Я лично ничего такого не кусал, а разглядываю в основном тебя и господина Стилета, притом что вы оба, как бы выразиться правильно, не в моём вкусе. Во всех смыслах. И в гастрономическом и в интимном…

— Всё-то ты знаешь, всё умеешь. — Стилет похвалил негра и отодвинулся в сторону от викинга. — До гребца на галере кем ты был, африканец?

— Гриетом — сказочником племени, — гордо ответил Чака.

— Ух ты! — Пламен любил сказки. — Вот круто, моя мама тоже была сказительницей! А как попал в рабы?

— Вождю не понравилась моя последняя история, и он изгнал меня. — Зулус сжал кулаки и закрыл глаза.

— А о чём была история? — вкрадчиво поинтересовался викинг.

— Перед сном расскажу, давайте-ка для начала смастерим крышу…

ГЛАВА 3

Ночь дождя

Подожди, дожди, дожди,я оставил свой фьорд позади,и теперь у меня впереди…не гляди, не гляди![56]

Дождь щедро поливал толстые пальмовые листья, украсившие некое подобие навеса. Лейтенант, человек дисциплины, мгновенно заснул на более-менее сухом месте. Шакарра, поковырявшись в зубах, напустил на себя важный вид и сверкнул на единственного слушателя белками выпуклых глаз.

— Ты готов слушать, о белый человек?

— Угу! — радостно ответил рыжеволосый, проверив, на месте ли меч. — Только помедленнее, сказку я люблю представлять в мельчайших деталях. И если понадобится, если я что-то не расслышу или не пойму, сможешь повторить?

— Да-а, передо мной настоящий слушатель! — Зулус отвесил викингу почтительный кивок. — Разумеется. — И уточнил ещё раз: — Готов слушать, белый человек?

Славянин надулся:

— Я серьёзно.

— Хорошо.

Когда-то давным-давно землю населяли танцующие народы. Не было племён, не было вождей, был только танец. Везде, куда бы ни пришёл человек, его встречали музыка, звонкие ладони братьев и сестёр и ровные площадки, на которых творились чудеса. Танцующие народы были стройными, здоровыми, весёлыми. Их дети танцевали в материнских утробах, а в лесах то же самое вытворяли слоны, мартышки и прочие твари. И предки зулусов тоже были отличными танцорами. Но скоро власть захватили военные вожди и шаманы. Они презирали танец и отобрали у людей эту радость. Они хотели править, богатеть и прославлять себя. Первое, что придумали вожди и шаманы, — объявить танец священным. Теперь танцевать могли лишь шаманы. Людям стало нечего делать, и им велели охотиться, пасти скот и воевать. Хижины правителей переполнялись от вещей, а шаманы присваивали жертвы, принесённые богам. И тогда небо, искренне любившее истинных танцоров, спрятало у себя последних, кто ещё помнил и чтил волшебные движения под музыку. Много детей родилось с тех пор, и много умерло стариков, и появились пустыни. Племена воевали, делили землю, скот и воду. Только небо никто не делил, оно высоко, даже птицы, и те сидят на камнях и ветках. И разгневалось небо, и не стало давать дождя. Умирали племена, страдали животные, леса расступались перед вечными песками. Не родились дети, и стариться было некому…

Но долго висеть над мёртвой землёй скучно. Небо подумало и разрешило лучшим плясунам — зулусам — сойти на землю и попытаться вернуть мир к истокам. Было сказано племени: вот вам руки и ноги, что сгибаются и разгибаются, вот вам тела и уши, встаньте же и танцуйте!

Шакарра замолчал.

— Я рассказал эту повесть, — задумчиво заговорил он, — в краале, в день, когда наши воины вырезали влиятельный клан племени коса и принесли вождю головы врагов. Вождь объявил, что сказка оскорбила его честь и честь его предков. Ну и шаман тут как тут, задрожал, оскалился, не нужен нам такой гриет, боги, мол, не одобряют. Кончилась моя карьера изгнанием, и всё шло к смерти в пустыне. Но по пути встретился египетский караван, и на берегу Нила я был продан купцам-арабам — так у меня началась совсем другая жизнь… Ну и?