Кто ищет, тот всегда найдёт - Макар Троичанин

В качестве затравки первым провели собрание членов общества Красного Креста и не помню какого цвета Полумесяца. Оказалось, что я тоже член общества, и отлынить не удалось, особенно в самом начале, когда собирали членские взносы. Больше того, некоторые наиболее сознательные члены, высоко оценив мои деловые и организаторские качества и то, что я ничем не загружен, попытались доверить мне ответственный пост председателя или секретаря, как человеку, к тому же, наиболее сведущему в медицине, чокнутому и ударенному, но Алевтина бросила чёрный булыжник в мою урну, объявив, что у санитаров бывают сборы летом, и полевика выбирать нельзя. И хотя я не возражал, правда, молча, мою самую достойную кандидатуру провалили. В оставшееся до обеда время яростно обсуждали неотложные сан-мероприятия и постановили просить Шпацермана повесить в конторе два умывальника с полотенцами и отремонтировать щелястый сортир, чтобы уменьшить простудные заболевания. Тесно сгруппировавшаяся в углу фракция полевиков, не занятых на строительстве, претензий к Обществу не имела и безмолвствовала. Правда, как выяснилось потом, одобрительно отнеслась к идее вывешенных полотенец, поскольку те вскоре исчезли, использованные на портянки. После обеда никто на работу не вышел. Кроме двух идиотов.

Я думал, что на следующий день кто-нибудь не выдержит нервной встряски, заболеет. Не тут-то было! Пришли даже те, кто был на бюллетене и на сносях.

Новая сессия открылась собранием членов ВОИР. Начали, как и вчера, со сбора взносов, и снова оказалось, что я тоже член. Правил балом главный рационализатор выгодного проектирования — Трапер. Он привёл впечатляющие цифры массового изобретательства и материальных достижений рационализаторов. Отметил и наши успехи, выразившиеся в двух рационализаторских предложениях, отвергнутых в экспедиции, и ещё двух, находящихся в стадии оформления, и пожелал новому руководству таких же успехов. Насторожившееся собрание жаждало самого интересного и щекочущего нервы — драчки за председательский пост. Поднялась Алевтина и, отметив персональные успехи прежнего руководства, предложила выбрать на новый срок самого достойного из нас. И я нисколько не удивился, когда кто-то из обжитого полевиками угла выкрикнул, спрятавшись за спины товарищей, мою фамилию. Все сразу дружно загалдели то ли за, то ли против, пока снова не поднялся Трапер и с размаху, как и Алевтина, тоже бросил в мою урну чёрный камень, обозначив тем самым явный заговор неспособной элиты спецов против растущих молодых талантов. Мы, объясняет, уже обжигались, избирая полевика, когда не могли получить не только ни одного толком оформленного рацпредложения, но и отчётов вовремя. Лопухов, продолжает, ещё неизвестен нам как рационализатор и изобретатель, пусть сначала что-нибудь придумает, тогда и подумаем о нём. А пока, говорит, предлагаю председателем общества выбрать начальника спектральной лаборатории — и не упоминает из скромности, что там лаборантшей работает Шпацерманиха. У него, мол, уже есть два предложения, не принятые в экспедиции, и если он, будучи председателем, протолкнёт их, то у нас в отчётах исчезнет прочерк в графе о рационализаторской работе. На том и порешили. Вяло обсудили план на год, обязав, в том числе геофизиков, выдать три предложения, и, исполнив гражданский долг, досрочно повалили на обед. После обеда в камералке опять были только два идиота.

На третий день мы занялись обороноспособностью страны. Для начала, как и полагается по регламенту, внимательно выслушали доклад-меморандум председателя ДОСААФ, вернее, председательши, поскольку ею оказалась мошкара в очках, т. е., чертёжница. Говорят, каков командир, таково и войско. В этом смысле нам крупно повезло, что целиком следовало из пространного отчёта, уложенного командиршей в две минуты.

Основная работа по сбору взносов выполнена на все 80, и все присутствующие вздохнули с удовлетворением. Кроме того, общество увеличилось на одного человека, и все повернули головы ко мне, а мне было приятно, что уже внёс свой значительный вклад в развитие общества. Техническое вооружение выразилось в приобретении противогаза, и теперь в случае американской газовой атаки можно будет пользоваться им поочерёдно, и все облегчённо вздохнули. Организована санитарная дружина из двух человек и одних носилок. «Кто, кто?» — заволновались присутствующие, не охваченные мероприятием. Оказалось — сама мошкара и уборщица, которая не пришла, поскольку у неё разыгрался хронический радикулит.

— Достаточно, — остановил разрапортовавшуюся председательшу Трапер, — я думаю, мы заслужили если не отличную, то хорошую оценку точно.

Все с ним согласились, хотя Траперша, забыв, что не дома, попробовала противоречить, но, остановленная презрительным взглядом Коганши, стушевалась и согласилась с мужем.

Дальше последовали выборы. Многие загалдели, что от добра добра не ищут, и требовали оставить командиршей чертёжницу, но та вдруг заплакала и, вытирая глаза и очки, тихо отказалась: «Не буду», и все поняли, что выбор их был неудачным. И тогда я, почувствовав, что кроме боевого обстрелянного лейтенанта выбирать некого, предложил, оттягивая сладостный момент:

— Нам нужен на этом важном посту человек, не понаслышке знающий ратное дело, и поэтому предлагаю выбрать участника двух японских войн деда Банзая.

Почему-то моё сверхрациональное предложение не понравилось партийному комитету, и Алевтина, поднявшись, отвергла кандидатуру деда, не найдя более веской причины, кроме той, что ветеран неграмотен и не сможет писать отчёты. А взамен предложила товарища Трапершу, которая проявила себя грамотным составителем протоколов собраний. Та, засмущавшись, опустила голову и спрятала заблестевшие радостью глаза и зря: если бы встретилась взглядом с лучшей подругой Коганшей, то наверняка бы отказалась. Проголосовали, естественно, единогласно, а я опять остался с носом. После обеда работал только один идиот, а второй попрыгал на очередной осмотр к Ангелине.

Ангелина была на редкость в хорошем настроении. Наверное, обрадовалась мне. Пока я сидел на холодной клеёнчатой кушетке, ожидая осмотра самой дорогой для меня детали тела, она что-то сосредоточенно заносила в мой медгроссбух, а, закончив, не стала ничего щупать, а поднялась, озарённая внутренней улыбкой и позвала:

— Идём, — и вышла в пустой коридор, освобождённый отдыхающими от безделья доходягами, отобрала левый костыль и неожиданно, без всякого предупреждения хотя бы за неделю, приказала: — Иди.

— Куда? — глупо спросил я, непроизвольно отыскивая левой рукой отсутствующую подпорку.

— По коридору. До конца и обратно, — объяснила и обрадовала: — Не бойся, ты в больнице.

Этого-то я больше всего и боялся: упаду, расшибу колено и без промедления в знакомую палату на долгую вылежку к старым друзьям. А потому поскакал на одной ноге да с таким грохотом, что из палат стали высовываться озадаченные серые жмурики с серыми заспанными физиями.

— Да не так! — сердится стартёрша. — На ногу опирайся, дай ей работу, — приказывает, — и не шуми так, а то всех мёртвых поднимешь.

Я совсем испугался — оказывается, у них здесь мертвяков куча, замедлился, оперся на больную ногу, помогая костылём, пошёл так сначала медленно, потом быстрее, вихляя в такт задом, радуясь, что нога и я вместе с ней терпим, даже залыбился от удовольствия. А тут ещё Ксюша откуда-то вышла, смотрит на мой забег и тоже улыбается.

— У нас есть свободная трость? — спрашивает её Ангелина, улыбаясь. И чего они радуются моей радости? И вдруг разом осенило! Сговор! Ангелина узнала о нашем договоре с Иванычем и тоже метит на мой коньяк. Ладно, я не жадный, лишь бы на ноги встать. А уже стою, держусь не за костыль, а за гладкую палку с ручкой крюком.

— Иди, — опять понукает Ангелина в нетерпении заполучить коньяк. Я и заковылял как денди лондонский по скверному стриту с изящной тростью, хотел помахать ею на ходу, но больное колено не выдержало полной нагрузки и чуть не переломилось.

— Не спеши, — уговаривает испуганная алкоголичка, — во всяком деле и, особенно, в выздоровлении поспешность вредна.

Могла бы мне об этом и не говорить. Я всегда и всюду лезу поперёд батьки и выучил на своих шишках, чего стоит торопливость. Но первым быть всегда интереснее, чем опоздавшим.

— Всё, — говорит Ангелина спокойно, — можешь уходить. И так всех на ноги поднял. Больше мы не нужны друг другу.

А я и не знаю, что сказать в ответ, только бессмысленно бормочу, никак не желая расставаться:

— Спасибо… спасибо большое… спасибо за всё…

— Не мне спасибо, — отвергает благодарность гордая врачиха, — Жукова благодари — он тебе колено сделал, только он и мог. — Вздохнула и добавила скорее для себя, чем для меня: — Ему бы чуточку характера, знаменитейшим бы хирургом стал.