Псевдоним(б). В поисках Шекспира - Даниэль де Труа

Но как во всем этом разобраться? И кто будет в этом разбираться? Коронеру это дело не поручишь – узнает лишнее. Самому не с руки. Они-то его знают, а он их нет. И тут Джон вспомнил о своем старшем сыне. Большой ведь уже, шестнадцать лет скоро. И в школе третий год учится. Или четвертый? Грамотный, значит. Скоро обеденный перерыв в школе, и он придет домой. Вот с ним и надо поговорить.

Отец, который не слишком вникал в жизнь сына, как всегда, ошибся. Перерыв уже начался, и Уилл сломя голову несся домой. Все утро мысли и видения, одни других страшнее, преследовали его. Теперь он боялся и отца, и Патрисию, и коронера, и того неизвестного «призрака», который говорил с отцом, и того неизвестного в карете, который встречался с Анной! И едва ли не самой Анны! Ему казалось, что кто-то из них или все они вместе станут преследовать его и, скорее всего, убьют. Он слишком много знал! И эти знания его пугали так, что он переставал соображать. Вбежав в дом, он сразу услышал голос отца:

– Уильям, зайди ко мне.

Колени задрожали. Вот и всё… Ясно, что отец уже все про него разузнал. Уилл медленно открыл дверь и вошел в комнату, приготовившись к самому худшему. Отец заговорил не сразу, чем довел сына почти до обморока. «Мучает, – подумал Уилл. – Выбирает момент, когда побольнее ударить».

Но Джон никак не мог подобрать слов, чтобы не потерять лица перед сыном, который пришел слишком быстро. Шакспер-отец не успел придумать, с чего начать. Это с одной стороны. С другой стороны, дело не терпело отлагательств, поэтому он не хотел ждать. А что тут церемониться, это же, в конце концов, его сын, он всем ему обязан, и его долг выполнять любые требования отца – так Джон Шакспер все-таки решился на разговор. И, глядя на сына в упор, начал:

– Пропала Патрисия. – Уилл ждал чего угодно, но только не этих слов. Однако хоть и неожиданно, но, пожалуй, все равно приятно. Не сразу тебе позвоночник переломят! – Пропала еще вчера. Что ты об этом думаешь? Куда она могла деться? Я знаю, ты ее не любишь, но это не имеет значения. Говори.

– Что я могу сказать, отец? – выдавил из себя Уилл. – Я ничего не знаю.

– Вот. Не знаешь. А для чего я тебя учу? Кормлю, пою. Для чего?! – Хотя отец выдержал театральную паузу и ждал ответа, Уилл только плечами повел и головой замотал (сейчас начнется!). – Вот то-то же: я всё это делаю для того, чтобы ты получал знания. А ты говоришь, что ты не знаешь. Так узнай. Раз ученый, так узнавай. Исследуй, расследуй, узнай и мне доложи. Я хочу знать, куда она делась. Кто за детьми теперь присмотрит? Мать-то уже на сносях почти.

– Хорошо, отец, я попробую разузнать.

– Вот-вот. Попробуй… И попробуй не узнать! – Джон хотел по привычке дать сыну подзатыльник, но, понимая, что теперь он от Уилла в определенной степени зависит, удержался. – И вот еще что. Еще что… Что еще…

– Что еще, отец? – спросил Уильям, которому было даже неудобно смотреть, как отец неуверенно мнется. Лучше бы затрещину влепил, а то что-то еще задумал.

– Там товар был… Ну, ты знаешь какой.

– Нет, я не знаю. Ты давно меня не посылал товар считать. – Уилл понял, что невольно проговорился, теперь отец поймет, что он знает о старом складе. Но Джон был сосредоточен на своих мыслях и не слушал сына.

– Ты понимаешь, о чем я говорю. Тебе известно, какой товар лежал на старом складе.

– Нет, отец, прости, мне это не известно.

– Не прикидывайся. Ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Ну да, да, ты не знал, что в тех тюках. Но ты знаешь, ты и раньше знал, что это за тюки.

– Я могу только догадываться.

– Вот сделай милость, догадайся! Короче, тюки пропали. Это очень дорогой товар. Очень дорогой. И мне придется за него рассчитываться. И вот это меня волнует больше всего. Больше всего. Я хочу знать, кто украл товар. Больше всего хочу знать именно это. – Джон вплотную подошел к Уиллу и понизил голос: – Больше всего, понял меня?

– Я вас понял, отец.

– Ни черта ты не понял! Но попробуй мне не найти их! Вот тогда ты всё поймешь! Мне не надо, чтобы ты понимал, не твоего ума это дело. Ты просто найди их – и всё. Понял он!

– Простите отец, но мне нужно знать, что было в тюках.

– Еще чего захотел!

– Но как же я буду искать, если я не знаю, что мне искать.

– Тебя для чего в школе учат? Догадываться он, видишь ли, может, а знать – не знает. Не нужно быть ученым, чтобы искать известно что. Это и дурень найдет. Ты найди, не зная. Этого никто не должен знать.

– Чего?

– Уилл, ты сегодня дочевокаешься, останешься без обеда… Как с отцом разговариваешь?!

Уильям совсем растерялся.

– Ладно, иди обедай. После обеда я тебе сообщу всё, что тебе нужно знать. Но имей в виду! Чтоб никому, чтоб никто… Понял меня?

– Да, – как можно тише ответил Уилл. – Значит, мне идти? Только обед еще не скоро.

– Скажи, что я велел накрыть тебе немедленно. Иди. А после сразу ко мне.

– Спасибо, отец.

– То-то.

Щедрое угощение, думал Уилл. Сейчас вместо нормального горячего обеда опять недоеденное с завтрака подадут. От доверия отца не пополнеешь! Уилл быстро заскочил на кухню и съел свой полусухой паек. Вернее, не успел еще съесть, как услышал:

– Уилл, ну сколько можно есть? Я же жду. Слышишь, я жду.

– Иду-иду. Уже иду.

– Ну так вот. Товар привезли во вторник вечером. В среду утром мы пошли с Патрисией его проверять. Сам понимаешь куда.

– А утром рано?

– Сказано утром, не перебивай. Утром – значит, утром. – Джон помолчал. – Ушли, ты еще спал.

– А… понятно.

– Опять понятно? Тут и понимать нечего. Рано ушли. Дело было срочное. Кто еще сделает? Ты учишься…

Уильям почувствовал неловкость за отца. Его оправдания были такими неуклюжими. Но сам Джон Шакспер нисколько не смущался.

– Конечно, я бы предпочел послать тебя, чем самому таскаться. Я уже не молод… Но и не стар. Короче, ты все понял? Вопросы есть? Впрочем, даже если есть, мне все равно больше тебе сказать нечего. Иди работай. То есть ищи, но так, чтобы никто не заметил, что ты ищешь.

– Я попробую, отец.

– Нет, ты не пробуй, ты найди. А то живо наследства лишу. Да и кормить перестану. Большой уже. Скоро шестнадцать. Мог бы и сам себе на жизнь зарабатывать. Так что попробуй только не найти. Пять дней тебе даю. Всё, закрой рот, не хочу тебя больше слушать, делом доказывай, на что ты способен! Пошел!

28 декабря 2010

Сразу за Тверью поезд пошел, казалось, еще быстрее. Наверное, проехали тот единственный участок, на котором «Сапсан» может разогнаться до двухсот километров в час, подумалось Александру. И что это за птица такая, «Сапсан», размышлял он, и кто его развел на наших неприспособленных для этого железных дорогах?

Он впервые летел на этом волшебном поезде, вокруг которого было столько шума в прессе, – и ничего особенного не заметил. Вместо обещанных перед вводом в эксплуатацию трех часов поезд в пути находился все четыре. А ведь были же старые добрые «Невский экспресс» или «Р-200», которые за такое же точно время доставляли всех из Первопрестольной в культурную столицу. И не нужно было расписание менять.

А сейчас, говорят, отменили много электричек, и возмущенные местные жители объявили охоту на «Сапсанов»: зимой ставят на путях снежных баб и бутылками и камнями стекла закидывают. Александр пересел подальше от окна. Да и кому надо из Питера в Москву ехать за три часа? Наверное, тому же, кто из центра Москвы на Рублевку с мигалками мчит – за те же три часа. К ужину.

А ведь витали же в великих умах и даже высказывались вслух такие идеи, чтобы перенести столицу в Питер. Как бы здорово было, и ездить им никуда не надо. Так нет. Решили проще: всех питерских чиновников, а также всех друзей, родственников и знакомых… Кролика – Александр вдруг вспомнил Милна и расхохотался про себя – перевезти в Москву. Еще вспомнился анекдот. На Ленинградском вокзале встречают приехавших пассажиров. «Вы коренной житель Санкт-Петербурга?» – «Да». – «Тогда добро пожаловать на работу в правительство!»

После того как власти пожелали соединить города современными скоростными поездами, путешествие из Петербурга в Москву превратилось в простое перемещение из пункта П в пункт М. Книгу за это время явно не напишешь, а уж тем более такую, за которую хоть куда-нибудь да сослали бы.

Александр не мог заснуть и устал размышлять, поэтому отпустил свою мысль на волю. Блик – остановка, другой – остановка. Что за ахинея все-таки с ним случилась? Три последних дня превратили всю его осознанную и упорядоченную жизнь в какую-то кашу, круто замешанную и быстренько сваренную! «Узнать бы, что за повар здесь поработал», – сокрушался Алекс. Ведь поработал здесь какой-то шустрый шеф-повар, не могло такое блюдо само собой состряпаться. Поскорей бы до дома добраться, попытаться во всем разобраться, с головой под одеяло забраться…

Мысли перестали связываться, связывались только слова, даже отдельные формы слов.

Он выглянул в окно. На такой скорости разглядеть что-либо за окном в темноте было не просто. Но кое-какие знакомые места узнавались, да и по времени было ясно, что до Ленинградского вокзала осталось не больше часа. Известное дело: при больших скоростях расстояние измеряется временем. Полчаса на «Сапсане» звучит как двенадцать световых лет – совсем рядом, поэтому Александр попробовал направить свои мысли в практическое русло.