По следам снежного человека - Ральф Иззард

Загадочное существо явно направилось вниз по тропе, на которую мы теперь вступили, но приводило в недоумение то, что длина шагов заметно сократилась, и отпечатков было гораздо больше, чем мы ожидали. К нашему огорчению, мы начали склоняться к выводу, что шли по следам какого-то четвероногого, как вдруг с радостью и облегчением увидели, как следы неожиданно разделились, огибая камень, и нам стало ясно, что они принадлежали двум двуногим, которые шли метрах в четырех друг от друга. Характер следа оставался таким же на протяжении полутора километров: чаще всего он шел в одну линию, но иногда разделялся, чтобы обойти с двух сторон препятствие. В одном месте волк пересек след под прямым углом, остановился в нерешительности, затем вернулся к следам, шел по ним метров восемьдесят и, лишь удовлетворив свое любопытство, снова свернул в сторону и отправился по своим делам. В конце концов, воспользовавшись сухим руслом, животные взобрались по обрыву слева от нас, и там их следы исчезли; в этом кулуаре было мало снегу, а туман настолько сгустился, что продолжать путь стало опасно, мы прекратили преследование, перебрались на левый берег реки и разбили лагерь около дома Анга Тилая в пустовавшей теперь деревне Нах.

Оглядываясь назад, я думаю, что решающим фактором неудачи дальнейших поисков был, вероятно, туман, который приковал нас к месту на весь остаток дня и первые часы следующего утра. Он-то и лишил нас возможности исследовать окружающую местность и выработать наиболее целесообразный план действий. Сами того не зная, так как видимость была ограничена несколькими метрами, мы достигли конечной морены ледника Дуд-Коси. Впоследствии мы установили, что долина в этом месте делится на две, и восточное ее ответвление представляло еще один путь, по которому мог скрыться йети. Мы же предполагали, что там имеется только одна долина, тянувшаяся к западу, та самая, по которой спустился йети. Верхняя часть западной долины ведет к Дуд-Покхари.

Наутро, вскоре после того как мы покинули стоянку, туман рассеялся, и мы обнаружили, что следы, по-видимому, начинались от обширного цирка, расположенного высоко на склоне горы и усеянного обломками скал и ледниковыми остатками. Разочарованные, мы были готовы прийти к выводу, что это почти недоступное убежище и является, вероятно, постоянным местожительством йети, когда раздавшийся впереди крик оповестил нас о следах.

Дану, я и один из шерпов помоложе, прыгая с камня на камень, перебрались через реку и сразу же у нас не осталось никаких сомнений в том, что мы опять напали на правильный след. Возможно, животные сделали еще один крюк, чтобы миновать деревню Нах, но, как теперь выяснилось, они придерживались общего направления вниз по течению реки, пользуясь излюбленными яками узкими выступами в нижней части обрыва, которые тянутся вдоль русла по берегу, противоположному тому, где проходит главная тропа. Разделяясь у камней и снова соединяясь там, где не было никаких препятствий, следы шли вверх до тех пор, пока у подножия крутого водопада, где обрыв становился почти вертикальным, животные не переправились Via левый берег по примитивному мосту из бревен. Ужасающе крутой подъем привел нас затем к озеру Ланг-Бома, где, сверкая золотистым оперением, плавали три красные утки. У озера мы увидели настоящий лабиринт следов йети, а также лисиц, волков и других зверей (на всех виденных мной картах этого района в верховье реки Дуд-Коси показано одно озеро, на самом деле их семь, и каждое имеет название на языке шерпов).

Когда Джералд и я добрались до Ланг-Бомы, мы были очень утомлены и некоторое время могли, сидя на камне, лишь изумленно созерцать бесчисленные следы. Мы все еще не акклиматизировались, и последний крутой подъем тяжело достался нам обоим. Ведь начиная от Наха, мы все время двигались вверх. Мы шли по глубокому снегу, земля под ним была покрыта неустойчивыми камнями, что сильно затрудняло ходьбу. Под конец Джералд был способен только упорно держаться следа. Я оказался более выносливым из нас двоих, но, прослеживая разветвления отпечатков, совершил столько обходов, карабкаясь на скалы, что совершенно выбился из сил.

Анг Тсеринг, чувствовавший себя еще относительно бодрым, шнырял вокруг, пытаясь разобраться в путанице следов. Вскоре он обнаружил один отчетливый след с востока. Это открытие так взволновало его, что я почувствовал себя вынужденным принять участие в поисках, а тяжело дышавший Джералд остался на камне. Я и Тсеринг взобрались по крутому снежному склону, который вел к краю ледника Дуд-Коси, и оттуда нам удалось разглядеть в бинокль, что следы шли на расстоянии примерно двух километров по леднику к пику Тавече и большому скально-ледяному хребту, отделявшему дальний конец нашей долины от долины Чола-Кхолы. Йети не двигался напрямик, а, подобно опытному лыжнику, тщательно придерживался края снежных склонов. В конце склона, по которому мы взбирались, имелась ложбинка — почти невидимое препятствие, достаточное для того, чтобы на нем опрокинулся любой лыжник, и хотя я шел пешком, но оступился и полетел головой в сугроб. Выбравшись, я немало порадовался тому, что такая же судьба постигла йети. Угодив головой в сугроб, он уселся на зад и, отталкиваясь с двух сторон кулаками, скатился до подножия склона, оставив глубокую борозду в снегу (впоследствии крупнейшие специалисты говорили мне, что, спускаясь с крутых берегов, гориллы имеют обыкновение садиться на ягодицы). Соскользнув, йети снова встал и двинулся дальше своей неуклюжей походкой.

Джералд, к этому времени достаточно отдохнувший, также принял участие в поисках, и ему-то и удалось обнаружить следы второго йети, тянувшиеся с севера вниз по течению реки. Эти следы безусловно были более свежими, чем принадлежавшие йети — «любителю зимнего спорта», и так как они шли оттуда, куда мы направлялись, то решено было идти по ним. Это оказалось легко (снежный покров помогал прослеживанию, хотя и замедлял наше собственное движение). Следы привели нас к следующему озеру — Тау-Джум, расположенному километрах в полутора вверх по долине; животное нередко выбирало более удобную дорогу, чем мы; отчасти это объяснялось моим стремлением, чтобы никто, в том числе и кули, не ступали на его следы и не искажали их очертаний. Было уже далеко за полдень, и участники нашей партии, все более или менее уставшие, растянулись почти на три километра.

Погода явно менялась. Туман расходился, небо стало свинцовым, и пронизывающий ветер дул с расположенных к северо-западу вершин. Экономя силы, многие из нас покинули теперь тяжелую тропу скалистого берега и шли по замерзшему озеру. Над противоположным краем озера круто поднимались зубчатые утесы, покрытые снежными полями, напоминавшими сахарную глазурь. Внезапно порыв ветра взметнул над снежными полями пенообразные облака ледяных крупинок. Через несколько мгновений ветер, со свистом мчавшийся над озером, обдал нас этой пеной, заставив согнуться пополам; ледяные иглы так хлестали по лицу, словно на нас обрушилась песчаная буря. От Тау-Джума нам пришлось пройти еще три километра по каменистой местности, прежде чем мы, наконец, достигли Дуд-Покхари. К этому времени мне уже приходилось присаживаться отдохнуть каждые двести шагов, а Джералд, сопровождаемый Ангом Тсерингом и Дану, отстал на целый час.

Рядом с Молочным озером стоит куча каменных пастушьих хижин, и я издали видел, как опередившие нас шерпы устраивались там на ночевку. Следы йети все еще были совершенно отчетливыми; тут «он» спустился на лед и двигался вдоль берега. Я сел на камень примерно в ста метрах от хижин и добрых полчаса набирался сил для дальнейшего пути. Пока я отдыхал, мне бросилось в глаза, что у самых хижин в чистой от льда воде плавало множество уток. Я с интересом отметил, что йети попытался было приблизиться по льду к воде, возможно, для того, чтобы схватить безмятежно плававшую утку, но, дойдя до того места, где лед становился тонким, позорно ретировался почти у цели и остался без ужина.

В бинокль я увидел, что первоначально йети подошел к озеру с северо-запада. Ни Джералд — чью медленно двигавшуюся фигуру я мог теперь различить, — ни я не имели сил двигаться. Норбу взломал дверь маленькой хижины, которая весьма кстати оказалась на три четверти заполненной кизяком… У дальнего конца по сторонам очага нашлось место для двух матрацев. В двух других хижинах приютились мужчины и женщины шерпы; в каморке не больше собачьей будки поместился Нараян.

Вечером в нашей засыпанной снегом хижине близ замерзшего озера, лежа у очага, в котором горел кизяк, и прислушиваясь к ветру, завывавшему, как десять тысяч чертей, мы попытались шаг за шагом восстановить странное поведение двух йети. Какое-то событие, коснувшееся обоих, по всей вероятности, заставило их почти одновременно покинуть свои постоянные места охоты, находившиеся на расстоянии многих километров одно от другого. Мы считали, что таким событием скорее всего мог быть сильный снегопад в ночь на 27 февраля. Встреча у озера Ланг-Бома, по-видимому, произошла случайно на скрещении обычных путей йети. Судя по путанице следов у озера, йети некоторое время топтались друг подле друга, пока не решились пуститься вместе на поиски пропитания.