По следам снежного человека - Ральф Иззард

Пхорче, вероятно, самая высокогорная постоянная деревня шерпов, население которой занимается разведением яков. Она расположена на маленьком плато над Дуд-Коси. По сравнению с Намче-Базаром и Кхумджунгом это поселение нельзя назвать зажиточным. Мы там не остановились и поспешили дальше: пройдя еще один лесистый участок и двигаясь вдоль тянувшихся на большое расстояние каменных стен, испещренных мани[33], мы, наконец, очутились на большой открытой поляне, поросшей вереском. Сгущались сумерки, и мы устроили привал рядом с одинокой, заброшенной хижиной пастухов, где в это время жила какая-то, по-видимому, очень бедная чета, обремененная множеством ребят. У всех были одинаковые круглые плоские веселые лица; в своей домотканой одежде они поразительно напоминали крестьян с картин Питера Брейгеля[34]. За ничтожную плату «брейгелевское» семейство с радостью покинуло свой дом, чтобы освободить для нас место на ночь. Восхищенные неожиданно привалившим счастьем, они весело зашагали по тропинке, которая вела к Пхорче. Внутри хижина оказалась действительно очень маленькой; среди груд картофеля и больших куч кизяка едва хватило места для трех спальных мешков; но помещение оказалось теплым, и мы великолепно провели ночь.

На следующее утро мы продолжали путь среди камней под огромными скалами восточного берега Дуд-Коси, пока тропа не привела нас в конце концов к берегу реки. Мы перешли ее вброд и начали ужасно тяжелый, примерно полукилометровый подъем вверх по крутому западному склону ущелья. Вскоре Чарлз перегнал всех, предоставив Джералду и мне плестись позади. Никогда не забуду этого подъема; мне пришлось его преодолевать еще дважды, и каждый раз я находил его одинаково неприятным. Дерн был скользкий, покрытый свежим снегом; Джералд и я, пожалуй, не добрались бы до вершины, если бы не Дану, оставшийся с нами и вырубавший для нас ступени своим ледорубом. Этот подъем привел нас в конце концов к другой тропе, давшей нам возможность совершить длинный восходящий траверс вверх по течению реки. Снег лежал толстым слоем, и рядом с тропой мы увидели первые волчьи следы.

В середине дня мы добрались до покинутой деревни Нюб, откуда нам оставалось, вероятно, больше трех, километров до Мачермы. Все время позади нас скапливались густые тучи, и на последнем этапе пути до Мачермы нашу партию, растянувшуюся теперь километров, на пять, неожиданно застиг густой туман. Когда на исходе одного из самых утомительных дней, сохранившихся у меня в памяти, мы достигли, наконец, Мачермы, снова начался сильный снегопад. Мачерма также оказалась покинутой, и мы заняли под свою штаб-квартиру одну из самых больших хижин.

Наутро мы смогли осмотреться. Мачерма, состоящая всего из десятка хижин, расположена у устья небольшой долины, сообщающейся с ущельем Дуд-Коси. В верховье долины по обеим сторонам стоят на страже два пика-шеститысячника, между ними почти идеальным полукругом тянется отвесный обрыв вышиной в несколько сот метров. В направлении левого пика обрыв представлял огромную каменистую осыпь с глыбами льда, образовавшую естественную, хотя и крутую «лестницу», которая вела к лежавшим выше снежным полям. Чарлз надеялся, что наша группа сможет подняться по этой «лестнице» и разбить лагерь наверху среди снежных полей. Но тут запротестовали шерпы. Повар Пемба с мрачным видом осмотрел подъем и заявил, что «он не пойдет». Носильщики, их было у нас человек двенадцать, поддержали Пембу. В конце концов мы приняли компромиссное решение, и партия двинулась прямо к верховью долины, где мы и разбили лагерь на узком карнизе под широким выступом как раз напротив правого пика. Джералд и я поместились в единственной пирамидальной палатке, а Чарлз улегся под открытым небом. Мы легли спать, полные надежд на завтрашний день. Однако утром шел густой снег; видимости не было и, не имея возможности пошевелиться, мы оставались на каршзе. Некоторое время мы находились почти в полной безопасности под прикрытием выступа, хотя со всех сторон мимо нас с грохотом проносились небольшие лавины. Шесть часов мы поодиночке сидели на скале, спасаясь от едкого дыма костра из сырых сучьев карликового можжевельника. В 2.30 дня погода ухудшилась, и мы легли спать. Больше ничего не оставалось делать. Не имело смысла переводить топливо, если с тем же успехом мы могли греться в спальных мешках.

На следующий день несколько прояснилось, и, пока я с Джералдом исследовал пещеры и лощины среди скал, обнаруживая многочисленные признаки мелкой дичи, лисиц и волков, Чарлз, к этому времени вполне акклиматизировавшийся и находившийся в наилучшей форме, попытался взобраться по каменистой осыпи; но у самой вершины ему пришлось повернуть назад из-за сухого пылевидного снега, лежавшего глубоким слоем.

Пробираясь вдоль склона обрыва, Джералд и я увидели крутой кулуар[35], который вел вверх и тянулся, вероятно, до самой вершины. Он был забит обломками скал и валунами и покрыт снегом; казалось, что двигаться по нему очень трудно, хотя, возможно, это было и не так. Впоследствии я узнал, что летом по нему проходили яки. С помощью Джералда я вскарабкался примерно на две трети подъема, но камни оказались настолько неустойчивыми, что я стал беспокоиться, как бы вся масса не пришла вдруг в движение и не скатилась вниз в виде снежно-каменной лавины. Мы решили вернуться. На обратном пути к лагерю мы наткнулись на две маленькие пещеры, которые Джералд исследовал, влезая в них головой вперед и с трудом протискиваясь сквозь узкий вход, слишком тесный для меня. Внутри никаких признаков животных не оказалось — по всей вероятности, к счастью для Джералда.

По возвращении Чарлза мы тщательно рассмотрели в бинокль каменистую осыпь. При более благоприятных снежных условиях кулуар несколько левее того пути, каким он поднимался, можно пройти и достичь снежных полей и расположенной за ними седловины. На следующий день погода была хорошая, и мы с Чарлзом вдвоем предприняли штурм каменистой осыпи; после изнурительной трехчасовой борьбы со снегом нам удалось добраться до вершины.

Но там снег оказался глубиной по пояс и прикрывал острые камни, среди которых мы шли, спотыкаясь и подвергаясь опасности сломать голень или бедро. В результате еще одного часа усилий мы продвинулись всего на каких-нибудь 200 шагов, затем, совершенно измученные, отказались от дальнейшей борьбы и повернули назад. Мы видели, что над обрывом ниже ледопада и ледника, спускающегося с левого пика, имеется естественная впадина. Чарлз считал эти места очень подходящими для йети. Солнце ослепительно сияло, и оба мы сильно обожглись. Оглядываясь назад на долину Мачерма, мы видели величественно выступавшую из-за горной цепи Тавече вершину Эвереста, почти бесснежную и на этот раз не увенчанную развевающимся султаном.

На следующий (седьмой) день снег снова шел так упорно, словно собирался идти целую неделю; ограниченный запас продовольствия заставил нас вернуться. Это была лишь пробная вылазка, и мы не считали ее входящей в программу настоящих поисков. Но мы не могли отделаться от мысли, не будет ли она прообразом многих таких же маршрутов? Из восьми дней, проведенных в поле, только два можно было использовать для поисков.

23-го мы покинули лагерь под выступом и совершили обратный траверс к Мачерме. Чарлз опять шел на большей высоте, чем мы, и ему посчастливилось увидеть, как мимо пронесся орел и ловко схватил снежную куропатку со скалы. Я обследовал ряд кулуаров, которые вели вверх между скалами, но ни один из них, по-видимому, не мог вывести к вершине. На пути нам попались две пещеры, одна над другой; взбираясь к верхней, я поскользнулся и пролетел вниз около шести метров, к счастью, ничего себе не повредив, но основательно испугав Джералда. Во второй половине дня опять начался сильный снегопад, и мы были рады снова очутиться в пастушьей хижине. Перед самым входом в деревню два волка перебежали дорогу перед нами и помчались вприпрыжку в северном направлении к таинственному озеру, известному под названием Дуд-Покхари.

На следующее утро снег прекратился. Продуктов осталось так мало, что на завтрак пришлось удовольствоваться рисовой кашей. Мы решили, не теряя времени, вернуться в базовый лагерь. Мы медленно спускались по глубокому снегу; Джералд шел с трудом и вскоре сильно отстал. Позже утром условия улучшились, я и Чарлз, совершив ряд головоломных акробатических номеров на последнем крутом и обледенелом спуске к реке Дуд-Коси, а затем взобравшись по длинному подъему противоположного берега, к полудню добрались до деревни Пхорче. Пемба привел нас в один из наиболее зажиточных на вид домов, и мы уселись вокруг очага в ожидании еды.

Прошло два часа, но никаких признаков Джералда не было видно; поэтому мы решили оставить в доме Пембу, а самим продолжать путь к базовому лагерю. Пемба должен был подождать Джералда и переночевать вместе с ним. Мы оставались до тех пор, пока вдали не появился Джералд, а затем с трудом спустились с «Отрога таров», перебрались через Имджа-Кхолу и, обогнув Тхьянгбочский отрог, к вечеру в полном порядке добрались до базового лагеря. Там выяснилось, что партия Тома, задержавшаяся из-за болезни Да Тенсинга — теперь он уже поправился, — не смогла выйти из базового лагеря.