Антигона - Анри Бошо

— А что сказала бы Иокаста?

— При Иокасте не было бы войны, она приструнила бы вас обоих!

Этеокл искренне расхохотался, хохот его так же прекрасен, как и Полиников, но в нем чувствовалась глубокая печаль.

— А Гемон? — спросила я.

— Он все еще в походе с половиной войска, чтобы помешать Полинику уже сейчас окружить город.

— Если он возьмет Фивы в осаду, будет тяжело.

— Победить его мы должны здесь, Антигона, в открытом поле со своими синими всадниками он сильнее нас.

— Вы проиграли сражение?

— Нет, мы всегда успевали вовремя отойти, но отступать тяжело, тем более под Полиников хохот. Здесь ему придется прекратить смеяться, потому что он тоже не ожидает той войны, что я ему тут готовлю.

— А Гемон не рассердится, когда узнает, что я просила милостыню?

— Гемон любит тебя, какая ты есть.

Как приятны для меня эти слова. Мне бы хотелось еще поговорить с Этеоклом о Гемоне, но он, как всегда, торопился. Он поцеловал меня и ушел. Какой же надо было иметь характер, чтобы оставаться таким же сильным, таким веселым — таким же веселым, как Полиник, — когда на самом деле тебе так невыносимо грустно?

XIV. ВИДЕНИЯ

После возвращения Этеокла неугомонный и пришедший в смятение город выпрямил спину и вновь обрел надежду. Этеокл завез на рынок провиант, положил конец спекуляции и заставил всех работать на возведение крепостных укреплений, а также рыть подземные ходы, что в случае осады позволит напасть на врага с тыла. Он призвал рудокопов, чтобы как можно быстрее закончить Северные ворота и ворота Дирке. Исмена сказала, что работы по расширению ворот ведутся самим Васко в совершенной тайне, чтобы обмануть Полиниковых шпионов.

К величайшей радости Креонта, — сказала она, — самая большая власть в Фивах, когда Этеокл в походе, принадлежит теперь Васко, которого поддерживают обитатели подземного города, шайки юных буянов и молодых воровок, которые тебя так любят.

— Он так же предан Этеоклу, как Гемон?

Исмена пожала плечами: «Гемон — Этеоклов друг, Васко же его безумно любит».

Хотя Исмена избегала говорить со мной об этом, она, как и я, волновалась из-за Гемонова войска, которое пытался окружить Полиник. Этеокл часто уходил в набеги, чтобы усмирить кочевников и облегчить положение Гемона атаками с флангов.

Исмена, а иногда и Этеокл, хотели объяснить мне, что происходит, но в их речах я слышала лишь скрип гигантского настила, по которому мы медленно катимся в пропасть. Я знала, что вскоре нас ждет осада, что мы будем заперты в Фивах, будем отрезаны от Клиоса, Диотимии и двух путешественников — К. и Железной Руки.

С К. в жизнь мою вошла большая теплота, впервые я почувствовала себя защищенной просвещенным умом и точными речами человека, которому хватило мужества любить жизнь и других людей, не питая относительно них никаких иллюзий. Тяжелобольной, даже умирающий, он, что бы ни случилось, не покидал трудных дорог, которыми шел. Хорошо, что Железная Рука рядом с ним, а это значит, что К. окружен его вниманием, смехом, его поддерживает дружеская энергия. Я дала Железной Руке лекарства для К., посоветовала, несмотря на то, что состояние К. может ухудшиться, завернуть к Диотимии и поговорить с ней.

По вечерам, когда я готовлю лекарства и от усталости не могу ни на чем сосредоточиться, я часто мысленно оказываюсь на дороге рядом с ними.

К. лежит на телеге почти без сознания, Железная Рука идет справа от него, держа в руках поводья, и тщетно старается, чтобы телегу не трясло. При малейшем толчке К. издает слабый стон, я иду от него слева, держу его за руку и стараюсь передать ему хоть немного своей силы. Может быть, это принесет ему облегчение, но тут передо мной появилась женщина и попросила сменить ей повязку. «Ты очень устала, Антигона, — сказала она, — ты начала перевязывать меня и вдруг будто ушла куда-то…»

«Да, правда», — согласилась я и укрепила повязку.

Следующий день я должна была провести на агоре и долго шла от своего дома до площади. Рядом со мной — Диотимия, она осматривает К., дает Железной Руке лекарство для него и показывает неизвестный мне вид массажа. Когда она его закончила, я услышала голос К.: «Итак?»

Диотимия выдержала его взгляд с обычной для нее стойкостью и вниманием.

— Отправляйся в горы, не откладывая.

— На сколько?..

— Пока Антигона будет жива.

— Откуда ты это знаешь, Диотимия?

— Не знаю, К., я только что это видела.

Я пришла на агору, и над ней прозвучал мой призыв нищебродки. Повергшись на землю, я услышала, как К. спрашивает Диотимию: «Это случится сейчас или не скоро?»

— Довольно скоро, К.

Диотимия расплакалась — ей бы хотелось, чтобы мы пожили здесь подольше, но видела она иное.

Над агорой взлетел новый мой призыв — придите те, кто подаст. Мне бы тоже хотелось пожить подольше. Жизнь — самое прекрасное, что я знаю, и умею я только жить. На площади показались люди, им больно, потому что я оплакиваю страдания Фив и фиванских обездоленных. Я помню о них, но плачу сегодня я лишь о самой себе.

С наступлением вечера появился Зед с мальчишками, которые притащили с собой две тачки. «Неплохой денек, Антигона», — заметили они, собирая все, что мне подали за день.

По дороге домой я то и дело оступалась, и слезы часто застилали глаза. Зед взял меня за руку, помогая идти, он чувствовал, что со мной что-то не так. Откуда ему знать, что я увижу себя идущей по дороге рядом с Железной Рукой, дорога ухабиста, лошадь с трудом тянет телегу вверх, очень трясет, К. больно, и он стонет. Когда страдания его становятся невыносимы, Железная Рука берет его на руки. Как хорошо, что он так силен, да и К. теперь почти ничего не весит. Сердце Железной Руки, которое никогда не сбивается с ритма, говорит с К.: «Спи, спи, это Антигона несет тебя и бережет, как ты берег ее в этих подлых Фивах». И К. засыпает. Так как же мне не плакать, если он засыпает и на моих руках?

Мы дошли до деревянного дома, и Зед стал наблюдать, как разгружаются тачки, но тут Диркос позвал меня. Ему нужна моя помощь: у одного из больных агония. Нам принесли еще двух брошенных малышей. Мать одного из них нашлась, она вот-вот придет, и мне необходимо поговорить с ней. «Мы ей поможем, но ребенка она должна взять. Ну, а другого ты, наверное, оставишь здесь, да?»

Я согласно кивнула, но Диркоса, который видел, сколько мне подали за день, и подумал, что день был удачным, удивило мое молчание. «Еда готова, — сказал он, — поешь, Антигона. Ты так совсем обессилеешь и не сможешь ничего делать».

Мне хочется крикнуть ему, что пусть я ничего не смогу делать, пусть у меня совсем не будет сил и пусть другие ухаживают за мной, а не я за ними, но сделала я совершенно другое: я поела, чтобы успокоить Диркоса, потом убедила женщину, которая бросила ребенка, забрать его. Она очень бедна, некрасива, и мужчины у нее нет. Мы дали ей, что могли. Она будет приходить каждый день — еще одна.

Исмена сказала, что Гемон с остатками армии возвращается в Фивы, Этеокл считает, что через день-два они будут в городе. Дни эти я провела в постоянных трудах и заботах об их несчастном жребии, но иногда под этими фиванским стенами, от которых несло заточением, я чувствовала себя безумно и необъяснимо счастливой.

Однажды ночью я увидела Гемона в его лагере, который то и дело осаждают кочевники; рассчитывая лишь на быстроту Света, Этеокл в сопровождении Васко отправился подбодрить его. К Гемону вернулась надежда, он теперь уверен, что вернется в Фивы. Но над Этеоклом, когда он скачет один с Васко по равнине, которую то и дело пересекают вражеские всадники, нависла теперь серьезная опасность. Он выбрал дорогу, которая, как ему кажется, неизвестна кочевникам, но опасность тут как тут. За ним пустились синие всадники, они и не думают догонять его — Свет слишком быстр для них, но их присутствие делает невозможным любое отступление, любой боковой маневр.

До Фив оставалось уже совсем немного, когда из лесочка появилась колесница и устремилась в погоню за Этеоклом. Это Полиник, и он прекрасно все рассчитал: на равнине Мрак, который, в отличие от Света, полон сил, должен одержать над соперником победу. Я не хочу, не желаю больше видеть, как дерутся братья. Мне надо спать, зачем мне эти бесконечные видения? Этеокл притормозил, Васко спустился с колесницы и остался лежать на земле. Полиник испустил радостный клич. Но когда его колесница на всей скорости пролетела мимо того места, где лежал Васко, тот подпрыгнул, устремился вперед и сделал рукой какое-то движение, которое я не могу разглядеть в клубах пыли. Левое колесо с громким треском раскололось, колесница перевернулась, и Полиник оказался на земле, а конь, естественно, встал.

Васко со всех ног бросился к Этеокловой колеснице. У брата от восхищения горят глаза: «У тебя получилось, сам Полиник не сделал бы лучше!» На тонких губах Васко появилась улыбка, что равносильно для него грандиозному событию.