Избранное - Эдуард Асадов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ВОЛШЕБНАЯ СТРЕЛА
Амур сидел под небом на скале,Подставив солнцу голову и плечиИ глядя вниз, туда, где на землеЖило бездарно премя человечье.
Порой, устав от дрёмы и от скукиИ вспомнив про насущные дела,Он брал свой лук в божественные руки,И вниз летела острая стрела.
Где дорог человеку человек,Там от Амура никуда не деться.И двух влюблённых поражая в сердце,Стрела любовь дарила им навек.
Но если уж признаться до конца,То был Амур трудолюбив не оченьИ, долг свой исполняя между прочим,Не слишком часто поражал сердца.
А раз Амура лень не покидала,То многого на свете и не жди.Вот почему любви везде так мало,А мелких связей — просто пруд пруди!
Но нас судьба забыть не пожелала,Не быть же вечно нам сердцами врозь,И сердце мне, как снегиря, насквозьСтрела, сверкнув, однажды пронизала.
И вот стрела уже к тебе летит,Туда, где и твоё стучит и бьётся.Сейчас она насквозь его пронзит,И счастье нам навеки улыбнётся.
Взлетай же к небу, негасимый пламень!Сейчас раздастся музыка! И вдруг…Какой-то странный, непонятный звук,Как будто сталь ударила о камень.
О, господи, да что ж это такое?!Неужто цели не нашла стрела?Увы. Найти — конечно же нашла,Но сердце оказалось ледяное…
О, сколько дел подвластно человеку:Взлететь на неземную высоту,Проникнуть в атом, слить с рекою рекуИ сотворить любую красоту.
И всё-таки все это не венец,Пусть он и больше даже сделать сможет,Но вот от стужи ледяных сердецЕму сам черт, пожалуй, не поможет!
1992 г.АНГЕЛ И БЕС
Говорят, что каждому из насДан с рожденья дьявол-искуситель,А ещё — возвышенный хранитель —Ангел с синью лучезарных глаз.
Вот ходил я в школу — юный лоб.Мне бы грызть науки, заниматься,Ну, а дьявол: — Плюнь! К чему стараться?Вынь Майн Рида и читай взахлёб!
Или видишь вон зубрилку Свету:Важность! И пятёрок целый воз…Вынь резинку и пусти «ракету»,Чтоб не задавалась, в глупый нос! —
Против озорства, увы, не стойки мы.Бес не зря, как видно, искушал:Я стрелял, хватал пятёрки с двойкамиИ из класса с треском вылетал!
Ангел тоже. может, был поблизостиИ своё, наверное, внушал,Но, как видно, был такой он тихости,Что о нем я даже и не знал.
На футбольном поле мальчуганы,Наигравшись, в шумный сели кругИ подоставали из кармановКто — табак, кто — спички и мундштук.
— Если ты не маменькин сынок, —Говорят мне, — на-ка, закури! —Рядом бес: — Смелее, не дури!Затянись хотя бы лишь разок! —
Где был ангел? Кто бы мне сказал!Я, храбрясь, ни капли не хитрил,Кашлял и отчаянно курил.Так сказать, быть взрослым привыкал!
Дьявол же, умильный строя лик,Мне вилял приветливо хвостом.Так вот я к куренью и привыкИ чадил немало лет потом.
А когда тебе в шестнадцать летГде-то рюмку весело нальют,Ангелов тут и в помине нет,Ну, а бес, напротив, тут как тут!
И потом, спустя немало летБес мой был почти все время рядомИ, смущая голосом и взглядом,Все толкал на невозможный вред.
Вот сидит девчонка озорная,Говорит задорные слова,Сыплет смех, на что-то намекая,Я теряюсь, чуть не отступая,У меня кружится голова.
Только дьявол — вот он, как всегда:— Ах ты, шляпа! Красная девица!Да ведь тут не надо и жениться!Обнимай! И — горе не беда! —
И, моргнув, смеётся: — Хе-хе-хе!…Ну чего теряться понапрасну?Славно и тебе, и ей прекрасно!Значит, смысл-то всё-таки в грехе!
И когда вдруг встретятся опятьГубы и взволнованные руки,Не робей и не томись в разлуке,А старайся шанс не упускать! —
Говорят, что каждому с рожденьяСквозь огни, сомнения и тьмуПридаётся дьявол искушенья.Только вот зачем и почему?!
Впрочем, утверждают, ангел тожеПридаётся каждому и всем.Но тогда пусть нам ответят всё же,Почему же ни душой, ни кожейМы его не чувствуем совсем?!
Если ж он подглядывает в щёлку,Чтоб высоким судьям донести,А отнюдь не думает спасти —Много ли тут смысла или толку?!
И коли меня хоть на год в адВдруг пошлют по высшему приказу,Я скажу: — Пусть мне грехи скостят!Ибо ангел, хоть высок и свят,Но ко мне он, как в забытый сад,Так вовек и не пришёл ни разу!
1994 г.НА ОСЕННЕМ ПОРОГЕ
В саду деревья стынут на рассвете,А ветер, по-напористому злой,Столбом взвивает листьев разноцветьеИ сыплет сверху белою крупой.
А ты сейчас печалишься о днях,Что улетели птицами на юг.Глядишь в окно, и у тебя в глазахНе то морозец, а не то испуг.
Но я прошу: не надо, улыбнись!Неужто ждать нам лета и весны?!Ведь климат в сердце, и настрой, и жизньВо многом всё же нам подчинены.
И, господи! Ведь это ж в нашей властиШагать сквозь все на свете холодаИ твёрдо знать о том, что наше счастье,Какие б вдруг ни грянули напасти,Уже остыть не сможет никогда!
Давай же вместе вместо вьюг и зимМы вечный май любовью создадим!
1994 г.ВЕЧЕ В ЕРЕВАНЕ
Осенний вечер спит в листве платана,Огни реклам мигают на бегу,А я в концертном зале ЕреванаВ каком-то жарком, радостном туманеКидаю душу — за строкой строку.
И как же сердцу моему не биться,Когда, вдохнув как бы ветра веков,Я нынче здесь, в заоблачной столицеАрмении — земли моих отцов.
А во втором ряду, я это знаю,Сидит в своей красивой сединеВоспетая поэтом Шаганэ,Та самая… реальная… живая…
И тут сегодня в зареве огнейВдруг все смешалось: даты, дали, сроки…И я решаюсь: я читаю строки,О нем стихи читаю и о ней.
Я написал их двум красивым людямЗа всплеск души, за песню, за порывИ, ей сейчас все это посвятив,Волнуюсь и не знаю, что и будет?!
В битком набитом зале тишина.Лишь чуть звенит за окнами цикада.И вот — обвал! Гудящая волна!И вот огнём душа опалена,И вот уж больше ничего не надо!
Да, всюду, всюду чтут учителей!Но тут ещё иные счёт и мера,И вот букет, размером с клумбу сквера,Под шум и грохот я вручаю ей!
А ей, наверно, видится сейчасБатумский берег, чаек трепетанье,Знакомый профиль в предвечерний час,Синь моря с васильковой синью глаз,Последнее далёкое свиданье.
Вот он стоит, простой, русоволосый,К тугому ветру обернув лицо.И вдруг, на палец накрутивши косуСмеётся: «Обручальное кольцо!»
Сказал: «Вернусь!» Но рощи облетели.Грустил над морем черноокий взгляд.Стихи, что красоту её воспели,К ней стаей птиц весною прилетели,Но их хозяин не пришёл назад.
Нет, тут не хворь и не души остуда,И ничего бы он не позабыл!Да вот ушёл в такой предел, откудаЕщё никто назад не приходил…
Шумит в концертном зале ЕреванаПрибой улыбок, возгласов и фраз.И, может быть, из дальнего туманаОн как живой ей видится сейчас…
Что каждый штрих ей говорит и значит?Грохочет зал, в стекле дробится свет.А женщина стоит и тихо плачет,Прижав к лицу пылающий букет.
И в этот миг, как дорогому другу,Не зная сам, впопад иль невпопад,Я за него, за вечную разлукуЕго губами ей целую руку —«За все, в чем был и не был виноват».
1969-1971 гг.ШАГАНЭ
Шаганэ ты моя, Шаганэ!
С.ЕсенинНочь нарядно звёздами расцвечена,Ровно дышит спящий Ереван…Возле глаз собрав морщинки-трещины,Смотрит в синий мрак седая женщина —Шаганэ Нерсесовна Тальян.
Где-то в небе мечутся зарницы,Словно золотые петухи.В лунном свете тополь серебрится,Шаганэ Нерсесовне не спится,В памяти рождаются стихи:
«В Хороссане есть такие двери,Где обсыпан розами порог.Там живёт задумчивая пери.В Хороссане есть такие двери,Но открыть те двери я не мог».
Что же это: правда или небыль?Где-то в давних, призрачных годах:Пальмы, рыба, сулугуни с хлебом,Грохот волн в упругий бубён небаИ Батуми в солнечных лучах…
И вот здесь-то в утренней тишиВстретились Армения с Россией —Чёрные глаза и голубые,Две весенне-трепетных души.
Чёрные, как ласточки, смущённоСпрятались за крыльями ресниц.Голубые, вспыхнув восхищённо,Загипнотизировали птиц!
Закружили жарко и влюблённо,Оторвав от будничных оков,И смотрела ты заворожённоВ «голубой пожар» его стихов.
И не для тумана иль обманаВ той восточной лирике своейОн Батуми сделал Хороссаном —Так красивей было и звучней.
И беда ли, что тебя, армянку,Школьную учительницу, вдругОн, одев в наряды персиянки,Перенёс на хороссанскнй юг!
Ты на все фантазии смеялась,Взмыв на поэтической волне,Как на звёздно-сказочном коне.Все равно! Ведь имя же осталось:— Шаганэ!
«В Хороссане есть такие двери,Где обсыпан розами порог.Там живёт задумчивая пери.В Хороссане есть такие двери,Но открыть те двери я не мог».
Что ж, они и вправду не открылись.Ну а распахнись они тогда,То, как знать, быть может, никогдаСтроки те на свет бы не явились.
Да, он встретил песню на пути,Тут вскипеть бы яростно и лихо!Только был он необычно тихим,Светлым и торжественным почти…
Шаганэ… «Задумчивая пери»…Ну а что бы, если в поздний часТы взяла б и распахнула двериПеред синью восхищённых глаз?!
Можно все домысливать, конечно,Только вдруг с той полночи хмельнойВсе пошло б иначе? И навечноДве дороги стали бы одной?!
Ведь имей он в свой нелёгкий часИ любовь, и дружбу полной мерой,То, как знать, быть может, «Англетера»…Эх, да что там умничать сейчас!
Ночь нарядно звёздами расцвечена,Ровно дышит спящий Ереван…Возле глаз собрав морщинки-трещины,Смотрит в синий мрак седая женщина —Шаганэ Нерсесовна Тальян…
И, быть может, полночью бессоннойМнится ей, что расстояний нет,Что упали стены и законыИ шагнул светло и восхищённоК красоте прославленный поэт!
И, хмелея, кружит над землёюТайна жгучих, смолянистых косВперемежку с песенной волноюЗолотых есенинских волос!..
1969 г.ХМЕЛЬНОЙ ПОЖАР
