Один в чужом пространстве - Олег Приходько

Где тут сон, где явь, где воспоминания? Приступ сраженного непосильной работой мозга: «Ма-а-а…»

— …Ма-а-а!..

В кабинете царил полумрак. Свет прикрытой полотенцем настольной лампы падал на лицо Валерии. Она сидела в кресле-качалке, положив на колени журнал, и встревоженно глядела на меня: видимо, я кричал во сне.

— Привет, — улыбнулась как ни в чем не бывало. — Ну, как?

В ответ я показал большой палец.

— Угораздило же вас… Ничего, Хобот по травам большой спец, скоро полегчает.

— Мне уже легче, — выговорил я.

В самом деле, лихорадка прошла, простыня подо мной пропиталась потом, только слабость и сиплое дыхание напоминали о болезни.

— Они похитили моего племянника в Москве, — сообщил я, оправдывая самовольное возвращение в дом Хобота. — Я искал вас…

— Я все знаю. Хобот забрал «дипломат» и уехал в город.

— Зачем?!

— Наверное, так нужно, — пожала она плечами. — Вы доверьтесь ему, Женя, у него связи. И потом он все-таки чекист с большим опытом…

Последние слова она произнесла как-то смущенно, словно извиняясь за то, что подвергла сомнению мою самостоятельность. «Обменять «дипломат» на собственного племянника я мог бы и без генеральского опыта», — хотел я полезть в бутылку, но вдруг увидел себя — в мокрой постели, всклокоченного, беспомощного, проигравшего по всем статьям — и горлышко бутылки оказалось слишком узким. Не то что генерал — даже эта маленькая женщина была сейчас сильнее и мудрее меня, хотя превосходство это тактично не подчеркивалось ею.

— Который час?

— Десятый.

Выходит, я проспал почти пять часов! Завтра в двенадцать нужно быть в форме…

— Хотите встать? — догадалась Валерия и, отложив журнал, направилась к двери. — Я приготовлю чего-нибудь поесть.

— Только без вишневого варенья, пожалуйста! С лестницы послышался ее смех.

Наскоро одевшись и расчесавшись перед зеркалом, я взял со стола журнал. Это были «Вопросы философии», раскрытые в месте публикации глав книги А.Безант «Эзотерическое христианство». Я пробежал глазами подчеркнутый красным карандашом и не очень доступный мне текст:

«На ЧЕТВЕРТУЮ СТУПЕНЬ человек поднимается тогда, когда он видит в себе часть великой общей жизни и когда готов пожертвовать собой ради общего блага, сознавая, что как часть он должен подчинить себя целому. И тогда он научается поступать правильно, не сообразуясь с тем, насколько результаты его поступков выгодны для его собственной личности, научается терпеть и действовать бескорыстно, но не в виду будущего вознаграждения, а потому, что это — его долг перед человечеством. Душа, достигшая подобного героизма, готова для четвертой ступени, она готова признать, что все, чем отдельная часть обладает, должно быть принесено в жертву целому…»

Я отложил журнал. Моя душа для «четвертой ступени» явно не годилась: я всегда поступал, сообразуясь с тем, насколько результаты моих поступков выгодны для моей собственной личности.

Яичница на столе оказалась как нельзя кстати: во мне проснулся волчий аппетит. К традиционному холостяцкому блюду добавились вино, соленые огурцы и квашеная капуста. Присутствие Валерии создавало домашний уют, ни к чему не обязывающая болтовня так и подмывала перейти на «ты», но, опасаясь разрушить устанавливающиеся между нами дружеские отношения поспешностью, я не рискнул просить об этом, а предложил тост за Хоботова, и мы выпили.

Меня не на шутку беспокоило отсутствие «дипломата»: случись с ним что — и с Мишкой не посчитаются.

— Он ничего не говорил перед отъездом? — спросил я у Валерии.

— Кроме того, что вы влипли в препаскуднейшую историю.

— Догадываюсь…

— И еще, что в эти игры полупрофессионалы не играют.

— Я не собирался играть ни в какие игры! — обиженно сказал я, уловив в ее тоне иронический оттенок, хотя Хобот был, пожалуй, прав: в этой катавасии меня задействовали явно не по профилю.

— Насколько я поняла, он имел в виду не вас, — серьезно ответила Валерия.

Не меня?.. «Не играют полупрофессионалы…» Значит, он догадался, кто стоит за всем этим?

— А когда он уехал?

— В шесть… Мед ешьте, вам полезно, — если она и знала что-то еще, то явно не хотела говорить.

Я и не настаивал. Минут через десять мы услышали, как к дому подъехала машина, и вышли генералу навстречу… Он был не на шутку озабочен чем-то.

— Как самочувствие? — справился у меня хмуро.

Я испытал облегчение, увидев завернутый в кусок брезента «дипломат».

— Спасибо, нормально.

— Поешь, там от нас кое-что осталось, — шутливо предложила Валерия. — Машину загнать?

— Валера, — серьезно заговорил Хобот, широким шагом направляясь к дому, — сейчас пойдет обуховский автобус, я тебя подброшу до остановки.

Она состроила обиженную гримасу:

— Ну, вот, а я собиралась ночевать…

— Не выйдет. Нужно кое-что сделать в Киеве до завтра, по дороге объясню, — он прошел в гостиную и спрятал «дипломат» в комоде. Я успел заметить, что обе пломбы были на месте. Так вот зачем он брал его с собой!.. Генерал вынул из заднего кармана пачку фотографий и веером разложил их на столе.

— Посмотри, знаешь кого-нибудь из этих? — спросил у меня.

Я внимательно вгляделся в лица.

— Вот… это Слуга. И этого видел, бритого, в хэбэ — Отставник…

Он отделил две фотографии, остальные положил в ящик стола.

— Кто они? — опередила Валерия мой вопрос.

Хобот помолчал.

— Офицеры «спецназа», — ответил, словно нехотя. — Просто так нам из этой истории не выпутаться.

— Почему? — я никак не врубался в ситуацию, но чувствовал, что становится она все напряженнее. — Мы им — «дипломат», они нам — Мишку?

— Его-то, они, положим, вернут, — невесело усмехнулся Хобот, — а вот тебя — вряд ли.

— То есть… как это?

— Арестуют тебя вместе с «дипломатом».

Валерия перевела встревоженный взгляд с меня на генерала.

— А если он подойдет к ним просто так, без «дипломата», и предложит вначале отдать ребенка? — спросила с надеждой.

— Без «дипломата» он им не нужен.

— Зачем же тогда меня арестовывать? — с низкой «кочки зрения» кооперативного охранника берега этого болота видно не было.

— Слишком много знаешь, — ответил генерал.

— Они что же… убьют его? — испугалась Валерия.

— Да нет, упекут в тюрьму, как положено, по закону. Другое дело, что оттуда он уже не выйдет.

— По какому закону?! За что?! — вырвалось у меня.

— За убийство, Женя, за убийство, — генерал был холоден, как покойник на сорокаградусном морозе.

— Но он же не убивал! — воскликнула Валерия. — Это докажет…

— Этого никто не будет доказывать, — он принялся мерно расхаживать по гостиной. — Когда речь идет о делах, в которых замешаны высшие чиновники…

— Правительство?! — поперхнулся я.

— А как ты думал?.. Ты знаешь, как вывозится такой груз?.. Для этого нужно согласие страны-импортера, разрешение КОКОМ — есть такая международная контора, которая следит за перемещением стратегического сырья. Эксперт с той стороны приезжает в лабораторию завода-изготовителя, после подписания протокола о намерениях берет пробу в ампуле и проверяет там, у себя. По технологии срок изготовления «красной вишни» — две недели; после этого заказчик возвращается и лично пломбирует партию… Это старая посылочка! В восемьдесят шестом германская разведка вместе с «Моссадом» задержала курьера с таким дипломатом во Франкфурте-на-Майне, он следовал транзитом в Абу-Даби. Пришла шифровка: «Ищем новый канал транспортировки, от пересылки временно воздержитесь». А тут наши события… Словом, воздержались, залегли на дно, и вот только когда всплыли. Оказия подвернулась — конгресс. Видимо, у твоего немца были документы на вывоз, но ты спутал им карты, и немца убрали, чтобы не завалить новый канал.

Mы подавленно молчали, сопровождая взглядами расхаживавшего от стены к стене генерала. Наконец он глянул на часы и, бросив решительное: «Поехали, Валера!»_— вышел.

Валерия сняла с вешалки сумочку, положила на мое плечо ладонь.

— У Хобота со «спецназовцами» свои счеты, — сообщила доверительным шепотом, — и он их сведет, не сомневайся, — и перед тем как шагнуть за порог, коснулась пальцами моей небритой щеки.

Наверно, этот шепот, это касание, это свойское «не сомневайся» должны были означать какой-то новый этап в наших отношениях, но последняя информация направила мои мысли в другое русло: никакого интереса к тому, как бывший генерал КГБ будет сводить свои счеты со «спецназовцами», я не испытывал; опасность, нависшая над ни в чем не повинным ребенком, никому не давала права на риск.

Во дворе было темно и сыро, только свет из окна гостиной падал на свежевскопанные грядки.