Правда и другая ложь - Саша Аранго

Обрадин сплюнул в воду крошки табака.

– Вот и видно, как мало на самом деле надо человеку.

Генри снял шляпу, вытер со лба пот и принялся вертеть шляпу в пальцах.

– Моя жена утонула не на берегу.

Обрадин вскочил с банки и, словно заклиная Генри, поднял обе руки. От этого движения «Дрина» резко накренилась.

– Не надо ничего говорить, Генри. Я не хочу ничего знать. Ты мой друг, и мне все равно, что случилось. Сохрани это при себе.

Генри встал и протянул обе руки Обрадину.

– Успокойся, Обрадин, ты должен это знать. В ту ночь, когда исчезла Марта, я поехал к бухте.

Обрадин заткнул уши.

– Не рассказывай дальше, очень тебя прошу.

– Я не уйду отсюда, пока не расскажу тебе, что произошло в ту ночь. На берегу бухты я увидел ее велосипед и купальник, но самой ее там не было.

Обрадин снова сел и крепко сцепил свои волосатые руки. Генри заметил слезы в его темных глазах.

– Я это уже знаю, – сказал он. – Я видел тебя, Генри. В ту ночь ты ехал к бухте с выключенными фарами, а через полчаса вернулся обратно.

– И что ты подумал? – искренне удивившись, спросил Генри. – Скажи, что ты подумал?

– Я ничего не подумал. Ты можешь делать все, что тебе угодно. – Обрадин потряс мощным бычьим затылком, наклонившись набок. В этот момент он был похож на большого ребенка. – Я не знаю, о чем подумал. Это твое дело, только твое дело, и оно касается лишь тебя.

– Есть женщина, – сказал Генри и снова сел рядом с другом, – другая женщина. Злая. Ее зовут Бетти, она работает в издательстве. Она преследует меня уже много лет и утверждает, что у нее будет от меня ребенок. Она шантажирует меня. Ей нужны мои деньги, но прежде всего ей нужен я сам.

После этого Генри рассказал своему другу, рыботорговцу Обрадину, что на самом деле произошло в ту ночь в скалах. «Дрина» мягко покачивалась у причала, волны лениво накатывались на покрытые водорослями борта. Мимо мелкими стайками проплывали рыбы. Обрадин с закрытыми глазами, не перебивая, выслушал Генри до конца. Он лишь машинально водил пальцем по шву на своих штанах, словно записывал за ним.

– Она рассказала мне, что Марта приезжала к ней, чтобы поговорить, – сказал Генри в заключение, – но машина моей жены до сих пор стоит в амбаре. С той встречи Марта домой не вернулась. В ту ночь исчезла машина Бетти. Она заявила об угоне. Между тем эта женщина воспользовалась моей кредитной картой и рассказывает всем, что беременна от меня. На суде она скажет, что это сделал я. Меня посадят за убийство, а она получит все: дом, права на мои романы – все.

Обрадин открыл глаза и, прищурившись, посмотрел на солнце.

– Почему ты просто не пошлешь ее куда подальше?

Генри недоуменно посмотрел на Обрадина.

– Куда?

– В такое место, откуда она уже не вернется.

– Где же находится такое место?

– Это очень просто, – тихо ответил Обрадин, – можешь мне поверить.

Генри энергично тряхнул головой:

– Это мне не по зубам. Признаюсь тебе, я часто об этом думал, но я слишком мягок.

– Но не в своих романах.

– Это совсем другое. Романы – фантазия, чистый вымысел. В реальной жизни я даже не могу убить куницу. Ты был на войне, Обрадин, ты потерял дочь, ты умеешь ненавидеть. Я не могу.

– Не надо ненавидеть рыбу, чтобы ее убить. Это очень просто.

– Человек – не рыба, Обрадин. – Генри ударил себя по колену и встал. – Марта была любовью всей моей жизни. Мне очень ее недостает, без нее мой дом пуст. Я не могу больше писать. Друг мой, через год-два ты, может быть, получишь открытку от незнакомца. Это будет весточка от меня. Ну а пока…

Генри порылся в кармане и извлек оттуда ключ.

– Это ключ от абонентного сейфа. Если ты вдруг окажешься в нужде, когда не будешь знать, как тебе жить дальше, пойди туда и открой ячейку. В каком банке находится ячейка, ты узнаешь из романа «Фрэнк Эллис», на странице триста шестьдесят три. Прощай, друг мой.

XVII

«Cтарая гавань» была единственным в округе рестораном, удостоенным «Звезды Мишлена». Выдающаяся в море терраса, построенная из реставрированного старинного парусного судна, возвышалась над водой на массивных, просмоленных дубовых опорах. Отсюда гости могли любоваться заходящим за морской горизонт солнцем, наслаждаясь при этом специальным блюдом заведения – «Эликсир утешения страждущего».

Генри остановил свой «Мазерати» рядом с открытым «Бентли» перед рестораном «Тюдор Грей» и пешком пересек засыпанную мелким, тщательно разровненным гравием парковку, пройдя мимо выставки истории автомобилей. Рукава рубашки были засучены, пиджак он небрежно перебросил через плечо. Генри только что принял душ, имел изрядный аппетит и наслаждался ароматом лосьона после бритья. Он, пружинисто перепрыгивая через две ступеньки, поднялся в обшитый сандаловым деревом вестибюль «Старой гавани». Тот, кто, как он, равнодушно проходит мимо ряда статусных автомобилей, не чувствуя при этом зависти и собственной неполноценности, достиг в жизни чего-то стоящего.

Несмотря на то что Генри был в темных очках, обер-кельнер сразу его узнал и усадил за расположенный в отдалении от общего зала «Столик для двоих», откуда было хорошо видно, как пылающий небесный шар садится в океан, и к тому же просматривались все входящие в ресторан гости. Между столиками было достаточно места для того, чтобы вытянуть ноги и в любой момент без затруднений уйти. Концепция «простого обеда» требовала облегченного дресс-кода. Большинство мужчин были обуты в полотняные туфли, как Генри, щеголяли темными очками, как Генри, и дорогими часами, как Генри. Здесь все были свои, вечно молодые 50+, как выражаются в наши дни. На белой скатерти перед Генри стояли два бокала для воды на высоких ножках, два прибора, две мелких тарелочки для закуски и безупречные льняные салфетки. Он посмотрел на часы. Было восемнадцать сорок шесть. Он явился на четверть часа раньше.

Бетти читала целый день. Окна ее кабинета были закрыты рольставнями, и она только один раз вышла в комнату отдыха, чтобы заварить мятный чай. Перевернув последнюю страницу, она оцепенела от изумления. «Этого не может быть, – произнесла она вслух, – просто не может быть». Роман «Белая мгла» оказался невероятно увлекательным и напряженным. Но конца романа не было. Не было и слова «Конец». Влажными от волнения пальцами Бетти перелистала последние страницы. Вот-вот должна была наступить развязка, но роман на этом просто обрывался. Бетти тупо уставилась на большой чистый лист, словно стараясь разглядеть на нем точку, содержащую развязку, но вместо точки был только след побывавшей на листе мухи.

Существуют непроверенные сведения о том, что друзья драматурга Чехова неоднократно пытались взломать его кабинет, чтобы спасти бесценные окончания его гениальных рассказов. Чехов был известен тем, что оставлял в своих рассказах лишь необходимый минимум текста и по окончании работы убирал начала и концы, поскольку считал, что они не являются необходимыми частями сюжета. Так, иной читатель его рассказа «Дама с собачкой» вдруг с ужасом убеждается, что дошел уже до последней страницы, когда мучительная любовь двух одиноких людей возвышается над условностями и извечной русской медлительностью, чтобы наконец разрешиться в опьянении… и тут наступает конец. Заключение, финал. Все. Точка поставлена. Желанный конец, апогей уже не является частью произведения. Это ужасно, но с этим приходится мириться.

Бетти подавила желание немедленно позвонить Генри. Наверное, он просто забыл приложить окончание, может быть, целую последнюю главу. «Роман окончен», – сказал он и при этом загадочно усмехнулся. Возможно, он нарочно утаил окончание, чтобы помучить ее. Но это совершенно нелогично. Данный роман отличался от всех предыдущих его произведений. Он был более страстным в деталях, более чувственным, но без окончания терялось ощущение его цельности. «Невозможно поверить, что такую страсть мог выплескивать на бумагу тип, надежно закованный в броню равнодушия», – думала Бетти, допивая остатки мятного чая.

Генри нарисовал в романе ее портрет. Бетти узнала себя с первой страницы. Мужчина, который считал ее убийцей и не испытывал ни малейших чувств к своему ребенку, написал очень точный и вызывающий любовь и сочувствие ее портрет. Редактор должен уметь профессионально отделять человека от его произведения. Личность, а не человек отражается в произведении художника. Надо любить Генри, не зная его. Эти слова сказала ей Марта на прощание, уже стоя в дверях. Марта так и любила его – таким, каким он был, – человека, которого не знала.

Около семнадцати часов, прежде чем покинуть издательство, Бетти заперлась в копировальной комнате. Она положила все триста восемьдесят страниц рукописи в копировальный аппарат, вставила свою флеш-карту и нажала кнопку «Сканирование». Машина тотчас начала выхватывать из пачки по одной странице, сканировать ее и сохранять на флеш-карте в формате пдф. Закончив работу, аппарат выдал назад всю пачку листов. Бетти вложила рукопись в пластиковую папку и сунула в сумку. Флеш-карту она уложила в футляр и оставила на своем столе.